Не знаю, случались ли бунты в лагерях немецких пленных во время или после Второй мировой войны, но японские пленные такие штуки устраивали. Мятеж был, например, в 1943 году в Новой Зеландии. Но крупнейший, во многом загадочный и невероятный бунт произошел ровно 75 лет назад, в августе 1944 года в австралийском лагере Каура примерно в 300 км от Сиднея.
Знатоки уверяют, что во время и после войны это была самая масштабная попытка коллективного бегства пленных из стран Оси.
В лагере Каура было несколько зон. В основном там находились итальянцы, захваченные войсками Британской империи во время боев в Северной Африке. Отдельно от них содержались чуть больше 1,1 тысячи военнослужащих японской императорской армии и флота. Включая, кстати, корейцев и тайваньцев.
Плен считался немыслимым делом для японского военного. Такая возможность не допускалась, это было бы изменой божественному императору и священной родине. Плен означал не просто позор, он вычеркивал из жизни. И не только самого сдавшегося врагу — все его родственники переходили в категорию «хикокумин». Это слово непросто перевести на русский: это не «враг народа», оно означает «ненарод», т.е «нечеловек», «нелюдь». Клеймо «хикокумин» переводило в касту презираемых, ненавидимых неприкасаемых.
Но война есть война: японцы в плен все же попадали. Первыми были сбитые летчики или моряки потопленных кораблей, которых вылавливали из океанских вод. Они составили первый слой заключенных в лагере Каура, и проблем с этим контингентом особых не было.
Режим был мягкий: пленные играли в бейсбол, устраивали матчи по сумо, им разрешали резаться в маджонг. Специально для японцев иногда закупали рыбу — они жаловались на стандартный австралийский рацион с мясным супом и хлебом. Пленных привлекали к сельхозработам и вырубке кустарника.
В лагере имелось выборное самоуправление, и австралийская комендатура в его дела особо не вмешивалась. Знающих японский язык было маловато — полагались на пленных, которые кое-как говорили по-английски. Охрана была дохлая: военные пенсионеры и нестроевой молодняк, который не взяли во флот или в армию по болезням.
Но благостная картина изменилась, когда в лагерь доставили оборванных и истощенных бойцов японских сухопутных войск, угодивших в плен во время ожесточенных боев на островах южной части Тихого океана. Австралийцы их отмыли и откормили, но излечить от психоза не смогли.
Захваченные в плен в ходе изнурительных боев в джунглях были раздавлены своей позорной слабостью и изменой — они не смогли последней гранатой подорвать себя вместе с врагами или хотя бы покончить собой, как требовал кодекс солдатской чести. Доподлинно установлено, что все эти пленные назвались вымышленными именами — чтобы никто не узнал об их чудовищном предательстве и члены семей не стали «хикокумин».
Вид на лагерь на запад. На переднем плане – штабные здания
Австралийская охрана в ситуации разбиралась плохо: угрюмые японцы изумляли их тем, что наотрез отказывались писать письма домой. Хотя итальянцы в соседних бараках строчили их за милую душу! И получали пачками письма с родины, бурно обсуждая фотокарточки красоток, обещавших любовь до гроба солдатам Муссолини.
В июне 1944 года осведомитель из числа корейских солдат японской императорской армии сообщил комендатуре: в бараках неспокойно, толкуют о бунте. Режим посуровел, а охране выдали пару дополнительных Виккерсов времен Первой мировой войны — прямых родственников пулемета Максим. Встревоженный начальник лагеря принял решение разгрузить контингент — отправить часть японцев в другое место. Ему и в голову не приходило, что за этим последует.
В соответствии с Женевской конвенцией, японцев заранее уведомили о переезде. И в бараках началось: пленные истерично кричали, что их и дальше будут делить на мелкие группы, и «мы все по-одиночке сдохнем в позоре». Нужно идти на прорыв и погибнуть в бою с честью! Возражавшим кричали, что они — «хикокумин».
План лагеря. Черные стрелки показывают направления порыва
Короче, было проведено голосование, и большинство высказалось за прорыв. Было решено захватить один или лучше два пулемета, бежать несколькими колоннами и соединиться на соседнем холме. Что дальше — там решим. По сути, это было решение о коллективном самоубийстве в бою.
В два часа ночи 5 августа японцы рванули на колючую проволоку, набрасывая на нее одеяла. Они были вооружены бейсбольными битами, вилками, ложками и досками, оторванными от бараков. В прорыв пошли около 550 человек, многие немощные больные тут же коллективно перерезали себе глотки или повесились в знак солидарности.
Труп японца, который перезал себе горло во время массового побега…
Австралийская охрана поначалу ничего не поняла: была дана пара предупредительных выстрелов. Но густая толпа их проигнорировала и валила на пулеметное гнездо, где расчет из двух молодых ребят начал убийственную стрельбу. Японцы падали десятками, но в последний момент перезарядить ленту времени не хватило. Рядовой Бен Харди успел только вырвать затвор из пулемета и зашвырнуть его подальше. Двух солдат у заткнувшегося Виккерса забили насмерть, но пулемет атакующие не получили.
Еще до побега на ночной сходке бунтовщики постановили: не причинять никакого вреда местным жителям. Есть сведения, что японцев даже кормила какая-то сердобольная австралийка. Соединиться на холме бежавшим не удалось, и они разбрелись по округе малыми группами. Напуганные вооруженные фермеры стреляли по беглым японцам, многие из них были убиты. По следам шли австралийские рейнджеры, и за несколько дней всех оставшихся в живых переловили. Приказано было проводить операцию без жестокости: власти боялись ответного возмездия в адрес австралийских пленных в японских лагерях. Да и женевский Международный Красный Крест начал строго выяснять, не был ли вызван бессмысленный бунт произволом охраны. Тем более, что в результате прорыва был убит 231 японец, почти 110 получили ранения.
Наутро после массового побега австралийцы увидели повсеместно валяющиеся трупы японцев вдоль проволочных заграждений, на которых висели шинели и одеяла…
Во время поимки беглецы особо не сопротивлялись, запал прошел. Буйные организаторы прорыва в основном погибли под пулями Виккерса, многие покончили с собой. Однако не все — несколько человек предстали перед судом. Один был оправдан, другие получили небольшие тюремные сроки, максимум пять месяцев принудительных работ. Возвращенные в лагерь пленные знали, что Япония находится на грани краха, и просили после ее поражения не возвращать их домой. Они были уверены, что и после окончания войны останутся в положении «хикокумин». Но в марте 1946 году всех посадили на судно и репатриировали на родину. Где уже происходили такие невероятные перемены, что о фашистском словечке «хикокумин» все и думать позабыли.
Ну, а меня во всей этой невероятной истории зацепила еще одна штука. Во время рокового голосования о прорыве пленные писали «да» или » нет» на листочках туалетной бумаги. Да, да, да! Японских пленных в австралийских лагерях во время войны в числе прочего снабжали и туалетной бумагой, о существовании которой подавляющее большинство советских людей тогда, конечно, и не подозревало.
Автор: Михаил АВДУЕВСКИЙ
