Гена слева. В центре смеется Аркадий Северный.
Памяти Геннадия Яновского
ЯНОВСКИЙ ГЕННАДИЙ БОРИСОВИЧ (р. 4.05.1947 г.) – музыкант и исполнитель в жанре шансона. В январе 1964 года Геннадий Яновский по настоянию отца (военного дирижера) поступает в военный оркестр (Хмельницк), где играет на ударных. Службу проходит в Чехословакии в Военном оркестре. После демобилизации в 1969 году работал в ансамбле Прикарпатского военного округа, через два года была создана группа "Цветон" и Геннадий переезжает с группой в Сочи, где играет в ресторанах.
В середине 1974 года Яновский приехал в Ленинград, где начинает деятельность в ресторане «Парус» и в декабре месяце вместе с музыкантами, с которыми работал там (Николай Резанов, Роберт Сотов, Виктор Белокопытов, Александр Кавлелашвили и Геннадий Лахман) принимает участие в записи концерта на квартире Сергея Маклакова. Там и появился на свет коллектив «Братья Жемчужные», и первый концерт ансамбля, а весной 1975 года был записан концерт и при участии Аркадия Северного. С марта 1976 по март 1978 Геннадий Яновский работает в Германии в составе военного ансамбля, во время отпуска в 1977 году он участвует в записи концерта «Листья желтые», где пела Наталья Игнатьева. В 1978 году Геннадий Яновский окончательно возвращается в СССР и начинает работать в ресторанах Сочи и близлежащих городков.
В 1979 году Яновский снова вернулся в Ленинград, работал в ресторане гостиницы «Приморская», снова стал записываться с "Братьями Жемчужными" и Аркадием Северным, играл на последнем концерте А. Северного с «Братьями Жемчужными» в феврале 1980 года. В 1980 году Геннадии Яновский был осужден на два года, после этого некоторое время играл в оркестре гостиницы «Мир» под руководством Лахмана. В 1983 году Геннадий переезжает в Сочи, где играл в курортных ресторанах до 1991 года, затем последовал этап мелкого бизнеса, после этого вновь вернулся работать в рестораны. В 2003-2004 году записал несколько концертных альбомов для фонотеки Сергея Маклакова, известных коллекционерам. Женат, есть дочь Настя.
Михаил Дюков
Дискография:
Яновский Геннадий 2005 - А я еду за туманом (320) Яновский Геннадий 2005 - Посвящается С.И.Маклакову (320) Яновский Геннадий 2005 - Прости-прощай (320)2006 г. Лето пьяное
Яновский Геннадий 2006 - Обожаю (320)...................
Яновский Геннадий 2003-05 - Записи для С.И.Маклакова (2 CD) (192-320) .....................
Есть несколько человек, которых мне все хотелось разыскать — друзья детства, однополчане. Многих нашел, некоторые сами отозвались, а вот Гена Яновский исчез с горизонта в середине 1970 — и навсегда. Генка, Янек, Каторжный, Псих ненормальный. Знаю его столько, сколько себя. Выросший вместе с глухой бабкой в подвале соседнего 98 дома на Пушкина — углового с Конотопской, вечно плохо одетый, в одной и той же вельветовой курточке летом и зимой, разумеется, недоучившийся. Он вырос без родителей и когда я вчера прочитал в биографии, что пошел в армию по настоянию отца-военного дирижера — только улыбнулся. Я помню его отца Бориса Яновского, ладно, пусть будет военный дирижер. Мать отправила Генку в армию в 17 лет «воспитанником». «Сыном полка». От греха подальше. С Генкой нас, выпивших и оравших ночью песни, снимала милиция с крыши киоска на остановке двойки в центре, с ним же мы крали хозяйственное мыло на Сольбазе на Пушкина — потом пришлось возвращать деньги опять через следователей 7-го отделения на Городоцкой. И еще мы с ним «молочные братья», потому что — впрочем, об этом не стоит, «сестра» еще жива и вообще…
Генка был талантлив. У него был слух. Армия сделала из него барабанщика. Ударника. Ксилофониста. Кроме того, он пел. Года полтора или два проработал в нашем Доме ученых, пригласил нас с Кристиной, кажись, на Новый год. Несколько раз мы выходили из-за стола и садились прямо в оркестр — послушать. Выпивший гость просит Есенина «Клен ты мой опавший». Генка деловито сует в карман деньги, громко интересуется — слова кто-нибудь знает? Знает бас-гитара. Диктуй, поехали! «Клен ты мой опавший…» — деловито сообщает гитарист, и Генка с подвыванием затягивает начало. «Клен заледенелый…», «Что стоишь, качаясь…» — и так далее. Кристина до слез смеялась, Генка ей подмигивал.
Забыл, как звали немолодую барменшу (буфетчицу) Дома ученых. Когда Янек затягивал «Дорогой длинною да ночкой темною…», она бросала очередь, подскакивала к двери и слушала песню до конца.
Девушки его любили за легкость и разбитной характер. Баламут — еще одно детское прозвище. Неоднократно женатый. Уехал в Сочи играть. По приезде пришел к нам с невестой. Она смотрела на него такими влюбленными глазами и так пылко объясняла мне, как много он будет зарабатывать в Ленинграде, куда они ехали к ней, что я даже её чуть пожалел про себя — ой, девочка, опасные это деньги — музыканта в ресторане.
К спиртному мы были неравнодушны вдвоем, с учетом того, что Геннадий Борисыч всегда зарабатывал действительно больше меня — не верилось, что он еще живой.
Вчера в очередной раз вспомнил друга детства, ни на что не рассчитывая, набрал в Гугле — Боже мой! Боже мой! Да на него ссылок, как на Киркорова! Ну, если и поменьше, то не намного. «Братья Жемчужные», звезда шансона, Блатнота.ком, играл и пел вместе с Аркадием Северным, в том числе на его последнем уже предсмертном концерте. То, что Гена недолго отсидел, мне было известно, в официальной биографии об этом скупо, я тоже не буду — знал по слухам. Глупость, дурацкий эпизод. Лет в пятнадцать Генка сделал себе наколку на плече — тюремную решетку, над чем я сильно издевался тогда. Видно, «сон в руку».
Скачал два диска Геннадия Яновского, прослушал все. Я не знаток этого жанра, но уже понял, что «Братья Жемчужные» в некотором смысле у его советских истоков. Небезопасно это было в те времена — коммунисты не любили неподконтрольную самодеятельность, мягко говоря.
Официальной биографии тут не воспроизвожу. В целом все правильно, её можно найти на множестве сайтов, посвященных музыке. «Генка» — это я так. На самом деле по пальцам можно пересчитать тех, кому я сегодня разрешаю называть себя Сашкой, а сам иногда, шутя, называю их Валерками и Витьками — старых и седых. Тем, кого знаю и помню по полвека. Обнаружилось с полдюжины фотографий — Гена еще молодой с установкой группы «Цветон», потом постарше и уже на закате жизни. Вспоминать Яновского могу долго, но это все-таки только блог.
Обрадовался вчера сильно — Гена нашелся! Позвоню Валерке, т.е. Валерию Ивановичу, расскажу новость, а больше уже и некому. Только рано обрадовался — на одном из форумов вычитал, что Геннадий Борисович покинул нас в марте этого года. Жаль. Очень жаль.
Светлой памяти рожденного и выросшего во Львове друга моего детства, музыканта и певца Геннадия Борисовича Яновского.
.....................
В личной жизни могу себя считать счастливым человеком...
Легендарный ансамбль "Братья Жемчужные", вот уже почти 30 лет, радует нас своим творчеством. Через ансамбль прошло много выдающихся музыкантов. С одним из самых ярких участников первого состава "Братьев Жемчужных", барабанщиком и вокалистом Геннадием Яновским, мне удалось встретиться и побеседовать в Лазаревском, где он проживает в настоящее время.
- Гена! Расскажи, пожалуйста, как и когда началась твоя музыкальная деятельность.
- В январе 1964 года мой отец - Яновский Борис Сергеевич, военный дирижёр, определил меня воспитанником в военный оркестр города Хмельницка, где в течение двух недель я имел возможность выбрать инструмент, на котором мне хотелось бы играть. И совершенно случайно получилось так, что один очень хороший педагог убедил меня в том, чтобы я выбрал ударные инструменты. С тех пор стал барабанщиком, чем и занимаюсь до сих пор.
- Где ты играл до того как стал "Братом Жемчужным"?
- Моя срочная служба проходила в Чехословакии, в Военном оркестре песни и пляски Центральной группы войск. После демобилизации в 1969 году я был принят на работу в Ансамбль песни и пляски Прикарпатского военного округа. Там же, во Львове, в 1972 году была создана группа "Цветон", в составе которой в апреле того же года я был приглашен в Сочи, для работы в гостинице "Бирюза". В ноябре 1974 года я поехал в гости к своему отцу в Ленинград. И там получил приглашение от саксофониста Геннадия Лахмана поработать в оркестре под его управлением при ресторане "Парус". Где и была создана группа под названием "Братья Жемчужные", в которой проявились мои некоторые способности инструменталиста и вокалиста.
- Кто еще кроме Лахмана работал вместе с тобой в "Парусе"?
- Коля Резанов - замечательный музыкант, я очень рад, что с ним работал. Басист Роберт Сотов, трубач Виктор Белокопытов… Алик Кавлелашвили, к которому испытываю очень большое уважение. Я вообще ко всем музыкантам, с которыми мне приходилось работать, всегда относился ровно, корректно, с уважением. Ну а с Геннадием Лахманом мы просто были очень большими друзьями.
- Какой у вас был тогда репертуар?
- Я пел и "фирму" (песни западных групп), и эстраду, и шансон. Коля Резанов - песни Высоцкого, шансон. Белокопытов - "фирму" и эстраду. Алик Кавлелашвили пел немного, в основном - подпевал, хотя был хорошим воклистом и умел делать все: играл и на клавишных, и на тромбоне.
- Расскажи немного о первой домашней записи.
- Послушав нашу игру в ресторане, Сергей Иванович Маклаков предложил нам записать концерт для его личной фонотеки и последующего распространения в народе. Работали мы группой из четырех человек, такой состав наиболее мобилен на все случаи жизни. Не только для записи, но и для проведения всяческих мероприятий, где не требуется репетиций. В первый концерт попали песни выбранные Маклаковым из репертуара Резанова и Кавлелашвили, а также песни, привезенные мной из Сочи. В общем, кто что знал, тот то и пел.
- А какие песни ты привез из Сочи и от кого их услышал?
- "Бабушка старушка", "Ты знаешь, мать, что я решил жениться", "Буба из Одессы", "У нас в Одессе это не едят" и многие другие. В Сочи их исполняли музыканты из Кисловодска, впоследствии уехавшие в Израиль. Это были мои друзья, и они с удовольствием отдали мне эти песни. Я, конечно, исполнял их по-своему - иногда в чисто шутливой манере использовал фальцет. А вот на втором концерте, который мы делали совместно с Аркадием Северным, я исполнил песню "По московским тихим переулкам", также привезённую из Сочи, уже полностью фальцетом. Кстати, в отличие от первого, на этом концерте вместе с нами работали и музыканты духовой группы. Мы их взяли для "обогащения" аккомпанемента, да и чтобы дать им подзаработать немного.
- А почему в следующем, "Третьем концерте", из музыкантов "Паруса" были только вы с Резановым?
- Я не помню всех подробностей. Все это было сделано по инициативе Маклакова и его друзей. Третий концерт я считаю не совсем удавшимся и по репертуару, и в музыкальном плане. Получилось не так, как хотелось бы.
- Из песен, исполненных тобой на этом концерте, были привезённые из Сочи?
- Только куплеты о Ромео и Джульетте. В Третьем концерте был использован сборный репертуар, исполненный музыкантами по просьбе организаторов. Кое-что я исполнял там впервые, но были и песни из тех, что я пел в ресторанах: "Купите папиросы", "Милицейский протокол". А вообще во все эти записи вошло далеко не всё, исполняемое мной в ресторанах. Большое количество песен просто не вместилось туда, все и не перечислишь…
- После этого концерта было много записей без твоего участия. С чем это связано?
- В марте 1976 года, я был приглашен в Ансамбль песни и пляски группы войск в Германии. Где проработал ровно два года, до марта 1978 года. Но в 1977 году, будучи в отпуске, вновь был приглашен для записи концерта. Того самого на котором еще пела Наташа Игнатьева. Мы там вместе с ней исполняем песню "Листья желтые".
- А чем ты занимался после Германии?
- Летом 1978 года работал в различных коллективах в Сочи. Затем снова вернулся к Лахману. К тому времени оркестр работал уже не в "Парусе", а в ресторане гостиницы "Приморская". Ну и опять же записывался с "Братьями Жемчужными" и Аркадием Северным. На одном из концертов я пел "Алешкину любовь". История этого исполнения достаточно интересная. В Сочи я услышал как ее исполняли музыканты из Баку. И мы немного пошутили, я сделал пародию на то как они ее играли. После этого песня вошла в мой ресторанный репертуар, а затем я и записал ее с "Братьями".
- Раз уж мы коснулись имени Аркадия Северного, то расскажи немного о нем.
- В основном мы с ним встречались на записях концертов и во время его частых визитов, совместно с Маклаковым, к нам в ресторан. Его специфическая манера исполнения, конечно, мне импонировала. О личной жизни Аркадия я знал немного, а слухи ходившие о нем в Питере меня совершенно не интересовали. Лично мне кажется, что он был для многих непонятен. И в некотором роде, по моему мнению, был глубоко несчастлив, по своему образу жизни.
- Последний концерт с твоим участием был записан в феврале 1980 года. Как дальше сложилась твоя судьба?
- В 1980 году у меня по недоразумению возник конфликт с законом, в результате чего банальная проверка документов обернулась "сопротивлением властям". Я попал в тюрьму. После выхода, в конце 1982 года, снова работал у Лахмана. Тогда оркестр играл уже в ресторане гостиницы "Мир". Проработав в оркестре полгода, вместе с командой музыкантов уехал в Сочи играть в ресторан "Курень". В различных кабаках Сочи и Лазаревского играл вплоть до 1991 года. Затем, до 1997 года, музыкой занимался от случая к случаю, играя только на свадьбах, банкетах и различных подобных мероприятиях. В то время я занялся коммерцией, держал видеосалон. Но затем: от чего ушел - к тому же и вернулся. Стал работать вокалистом в ресторанах и барабанщиком сразу в двух коллективах: джаз-оркестре и оркестре "ретро".
- Какие песни ты сейчас исполняешь?
- Программа самая разнообразная, но преимущественно шансон.
- А кто из исполнителей шансона тебе нравится?
- Вопрос щекотливый. Ёще пропустишь кого-нибудь, позабыв... Так что - люблю всех. Шансон - такой жанр, что не каждому в кайф слушать. На него - определённый слушатель.
- Есть ли у тебя любимая песня?
- В далекой молодости мне нравилось исполнять всё. И с большим удовольствием. Любые песни. Всё что угодно. Сейчас я, практически, их все ненавижу.
- А зачем тогда так много их поешь?
- Потому что семью надо кормить и самому кушать хочется.
- Может быть, напоследок, расскажешь что-то о своей личной жизни?
- Да что там рассказывать. Я даже не помню в который раз уже женат. Вот дочке третий год пошёл. Всё свободное время с ней вожусь и даже не имею возможности заниматься чем-либо ёще. А вообще - в личной жизни могу себя считать счастливым человеком. У меня молодая жена Марина, младше меня на двадцать восемь лет, и прекрасная дочурка Настя.
- Гена, большое тебе спасибо! Желаю всех благ, счастья, удачи и здоровья!
- Спасибо, Вова! Тебе - всего того же!
© Владимир Бойко, июль 2003 г.
Автор благодарит Н. С. Резанова за помощь в организации данного интервью, И. Ефимова за оказанную техническую помощь. Отдельная благгодарность Геннадию и Марине Яновским за теплый прием и гостеприимство!
.........
Ветеран ансамбля – Гена Жемчужный.
Почти тридцать лет назад славный творческий путь одного легендарного ансамбля начался с простой фразы:
"Этот концерт посвящается для музыкальной фонотеки Сергея Ивановича, декабрь, тысяча девятьсот семьдесят четвертый год"...
Помните?
Да, именно эти исторические слова и были первыми, которые услышал советский народ от "Братьев Жемчужных".
А сказал их Гена Яновский.
Так что Геннадий Борисович был бы достоин войти в историю благодаря уже только этому. Но, как известно всем любителям жанра, и в музыке "Братьев Жемчужных" классный барабанщик и оригинальный вокалист Гена Яновский оставил, как говорят искусствоведы, "большой след". Впрочем, здесь мы, пожалуй, и преувеличили. Насчет всех любителей... Увы! – имя Геннадия Яновского известно не так уж широко, хотя его очень оригинальный вокал действительно обращал на себя внимание всех слушателей. Услышав хотя бы раз этот колоритный голос и прикольнейшую манеру исполнения, ни забыть, ни с кем-то спутать его уже было невозможно. А как он классно звучал в сочетании с другим приколистом, совершенно иного плана, – с Резановым! Такое и до сих пор не часто встретишь в нашем жанре... Недаром Сергей Иванович Маклаков как-то сказал, что с уходом Яновского "Братья Жемчужные" многое потеряли. Да и Рудольф Фукс, который присутствовал на записях с участием Яновского всего пару раз, до сих пор вспоминает о "веселом ударнике"...
Но за Геннадием Яновским числится еще один неоценимый вклад в дело возникновения славного коллектива. Именно этот парень из Сочи тогда, в декабре 1974 года, проявил наибольший энтузиазм к предложению Сергея Ивановича записаться на ленту... Впрочем, рассказать об этом предоставим возможность уже самому Геннадию Борисовичу.
Подельничек наш, Владимир Бойко, летом 2003 года немножко кантовался с Яновским на берегу Черного моря, в Лазаревском, – результатом чего стало интервью, опубликованное на "Блатном фольклоре". А остальной материал Вова заныкал до лучших времен... которые, наконец, наступили.
Итак, вот что Геннадий Яновский рассказал Владимиру Бойко:
"Жемчужным братом" я стал буквально сразу же после моего приезда в Ленинград из Сочи. Так получилось, – в ноябре 1974 года я приехал в Питер, сразу был взят в джаз-оркестр Лахмана при ресторане "Парус", а в декабре Сергей Иванович Маклаков пригласил нас на запись. Он был хорошо знаком с музыкальной командой "Паруса" еще до моего прихода в этот ресторан.
В "Парусе" в то время работали очень сильные музыканты.
Наш руководитель Геннадий Борисович Лахман играл на саксофоне и тромбоне. Это был великолепный джазовый музыкант, работавший в свое время в "Ленинградском диксиленде", и очень интеллигентный человек. В отличие от многих официальных руководителей, поставленных от "Ленконцерта", Лахман не занимался "цензурой", и, между прочим, даже не был членом КПСС! Мы с ним были большими друзьями. Гена никогда не выступал в качестве вокалиста, но его голос остался запечатленным для истории на одной нашей записи, на "Втором концерте". Гена вместе с Колей Резановым исполнил тогда песню "Ой, мамочка". Получилось удачно, голос у него достаточно стремный. Впрочем, домашние записи Лахмана не интересовали, и он к ним особо не подключался.
На гитаре и банджо играл Коля Резанов. Среди нас он был единственным холостым музыкантам, все остальные были люди семейные. Коля женился позже, в 75-м году. Резанов был человеком с большим чувством юмора. Он обладал очень обширен репертуаром, с детства знал много дворовых песен, а кроме того, был большим любителем Высоцкого, и часто исполнял его песни в ресторане.
Потом Резанов от нас ушел. Вместо него я привел в "Парус" гитариста Виталия Желтоножского. Однако позже нам с Колей еще довелось поработать вместе в ресторане гостиница "Приморская".
С Аликом Кавлелашвили, который играл на клавишных и тромбоне, у меня тоже были очень дружеские отношения. К сожалению, на домашних записях на тромбоне он не играл, как-то никто не продумал этот момент. Там он играл только на аккордеоне и фортепиано. Кроме того, Алик был хорошим вокалистом. Если пел песню, то делал ее всю полностью, от и до. Но он особо не стремился лезть к микрофону, пел мало.
Басиста Роберта Павловича Сотова мы называли Палычем или Сотычем, так как без 100 грамм у него почти никогда не обходилось. Он был старше нас – ему, как и Лахману, в 1974 году исполнилось 36 лет. Помимо музыки он увлекался всякими железками, любил делать детские кораблики. А вообще про него лучше спрашивать Алика Кавлелашвили. Они с Палычем были большими друзьями, оба жили в Петергофе, вместе ездили на рыбалку.
На трубе играл Виктор Белокопытов по прозвищу Арнольд Зарницкий. Мы звали его сокращенно "Ара". Я мало знал Ару, он самый первый отделился от нас. Пил он крепко. Как выпьет, так сразу по столам: "Щас спою!" Помню, был такой случай: пьяный Ара вышел петь, и вместе с микрофоном стал падать с эстрады. Но Резанов успел поймать его за ремень. Так Ара всю песню и пропел в подвешенном состоянии. Резанов держит, Ара поет. А вообще духовой дуэт Ары и Лахмана очень хорошо звучал.
В то время среди музыкантов почти всех называли по кличкам. У Резанова, кстати, была какая-то смешная кличка, но не Жемчужный, это точно ("Коля Ржавый" – Ред.). А моя кличка была "Папа". Дали мне ее за то, что я любил повторять фразу Попандопуло из фильма "Свадьба в Малиновке": "Гадский папа".
В "Парусе" я играл на собственной барабанной установке, на которой была непонятная для непосвященных надпись – "Цветон". Дело в том, что до "Паруса" я играл в группе "Цветон" в сочинском ресторане гостиницы "Бирюза", а придя в "Парус" не стал менять барабаны. Мой песенный репертуар был очень большим. В те магнитофонные записи вошли далеко не все песни, которые я тогда исполнял в ресторане. Например, не была записана песня "А подо мной глубина – пять километров до дна". Как-то забыли про нее. А вообще нет смысла перечислять песни, которые не были записаны на пленку, их очень много.
Надо сказать, что когда Сергей Иванович пригласил нас на первую домашнюю запись в декабре 1974 года, то Коля Резанов и Алик Кавлелашвили не особо стремились в этом участвовать. Но я сказал: "Давайте, ребята, попробуем". У меня был хороший запас песен, которые я тогда привез из Сочи, там их исполняли мои друзья, музыканты из Кисловодска, впоследствии уехавшие в Израиль. Некоторые из этих песен и вошли в репертуар нашего первого концерта.
Собрались мы тогда вчетвером: Коля, Алик, Палыч и я. Начинал концерт я, так предложил Маклаков, сказал: "Пусть ваш новый мальчик скажет вступление". Я сказал, что концерт посвящен для фонотеки Сергея Ивановича Маклакова, и сразу исполнил песню про бабушку-старушку. А название "Братья Жемчужные" придумал Коля. Как-то так совершенно случайно это получилось, из шутки. На том концерте было несколько интересных деталей. Например, когда Алик исполнял "Окурочек", я прокашлялся в конце песни, без всякого умысла, просто прочистил горло перед исполнением следующей песни. И с тех пор кто бы ни исполнял эту песню, в конце ее непременно кашляют.
Интересно вышло и с песней "А я несчастная девчоночка". Там есть слова: "А он замки на дверь накладывал". Я предложил Резанову спеть ее так: "А он носки под дверь подкладывал". Он так и сделал, а во время исполнения этих "носков" я сказал: "На платформе!". Это до сих пор слушается забавно. Позже, на концертах без моего участия, на мелодию "Несчастной девчоночки" пели "Да мы ребята все Жемчужные". Думаю, что эти слова придумал Резанов. Про песню "Африка", где пелось о людоедочке из племени Ням-Ням, вспомнил Алик Кавлелашвили, и предложил Коле исполнять ее. А когда я пел "Я в весеннем лесу пил березовый сок", друг Маклакова, присутствующий на этом концерте, начал плакать. Не знаю, чего он так расчувствовался.
На втором концерте, который мы писали вместе с Северным, наш ансамбль работал уже полным составом, с духовиками. Аркашка тогда напился, и в конце уже ничего путного спеть не смог. Поэтому и получилось попурри. Причем получилось так, как будто именно это и было задумано. Сейчас большой интерес к имени Северного, многие интересуются разными фактами и деталями. У меня, как и у музыкантов, с которыми я работал, не было близких отношений с Северным. Я его видел только на записях, и в ресторан к нам он часто захаживал. А все детали заключались в одном: спрятанная водка в бачке унитаза, а потом Маклаков удивляется, почему запись не получается.
Сергей Иванович платил мне 50 рублей за концерт, давал фотографии с концерта и ленту с нашей записью. На записях мы не пили, правда, на первом концерте выпили две бутылки водки на четверых. Но не сразу, а в процессе записи. Все записи с моим участием были на квартирах. Записывал не только Маклаков, были и другие люди, но я их не знаю. Коля Резанов был на всех записях, а вот все остальные ребята из "Паруса" не были постоянными участниками концертов. А некоторые записи делались при участии музыкантов и не из нашей команды. Я знал многих питерских музыкантов, всем нам платили из одной кормушки. Но в гостях у них не был, и даже многих по фамилии не знал. Помню, на третьем концерте собрались музыканты из разных мест, и никто не знал, с чего начинать. Тогда я предложил спеть куплеты о Ромео и Джульетте. Песня-то большая, величиной как две песни. Но я ее очень быстро пел, чесал, как паровоз, даже пропустил один куплет. Недавно переслушал этот концерт... С большим для себя удивлением услышал песню Высоцкого, идущую вслед за "Ромео и Джульеттой", которую я пою с Колей Резановым. Совершенно не помню, чтобы я ее исполнял. Но ничего удивительно тут нет: бывало так, что нам давали петь песни с листа, а некоторые песни не входили в мой репертуар, и ни до, ни после записи я их не исполнял. Устроители концертов сами распределяли, кому что петь, когда песни были нам незнакомы. Маклаков писал концерты длиной часа по три, но не все песни пускал в народ.
Я уже не помню, во скольких записях участвовал, и уж тем более не помню дат... Честно говоря, не понимаю, как эти записи могут сейчас вызывать интерес. Для нас это была обычная подработка. И ничего выдающегося на этих записях мы не делали, – пели в основном свой ресторанный репертуар. Не могу сказать, что работа в "Жемчужных", и в Ленинграде вообще, была у меня лучшим периодом. Мой золотой период был в Сочи.
Состав музыкантов "Паруса" менялся. Как я уже говорил, от нас ушли Ара и Коля Резанов. Потом я привел в "Парус" вокалистку Наташу Игнатьеву. На мой взгляд, ее творческая судьба не особо удачна. Очень талантливая певица, а всю жизнь пропела в ресторанах, хотя явно заслуживала большего. Следом за ней в "Парус" пришел ее муж – басист Володя Игнатьев. Он сменил Палыча. Володя был поющий музыкант, но на тех домашних записях он не пел.
Вообще в "Парусе" происходило много забавных случаев. Помню, когда играли программу, ко мне подбежал подвыпивший парень, ударил по барабанам, и отшиб руку. Наташа сделала ему замечание, а он плюнул ей на платье. Я ему врезал, и он отключился. Народ поднял переполох, заговорили, что надо "Скорую" вызывать. Но я сказал, что "Скорой" не надо, через двадцать минут он придет в себя. Правда, очухался он через сорок. Потом Лахман мне сказал: "Гена, ты жестокий человек". Он просто не видел, что сделал этот парень, но мы все ему объяснили.
1-го или 2-го марта 1976 года я уехал на два года в Германию, и в "Парусе" меня сменил Валерий Петров. Уехал я не по своей воле – срочно потребовался барабанщик ансамблю группы войск Германии, "сверху" позвонили в "Парус", и мне пришлось ехать. Причем, в Германию я уезжал уже в военной форме, и казалось, что все в поезде смотрят на меня, как на дурака.. В Германии я в основном играл на барабанах, но бывало, что и пел. Помню, исполнял "По московским тихим переулкам".
Правда, в 1977 году я еще успел поучаствовать в одной записи "Жемчужных", когда приезжал в Питер, будучи в отпуске. На этом концерте еще пела Наташа Игнатьева, мы там вместе с ней исполняем песню "Листья желтые".
После Германии я не планировал возвращаться в Ленинград, и уехал в Сочи.
Но в ноябре 1978 года, по приглашению Гены Лахмана, я приехал в Питер, и снова стал работать в его ансамбле, сменив работавшего там во время моего отсутствия Толю Максимова. В то время ансамбль играл уже не в "Парусе", а в ресторане гостиницы "Приморская". Состав был почти тот же. Я, Лахман, Резанов, Игнатьевы. Не было Алика Кавлелашвили, на клавишных играл Боря Нусенбаум. Позже, зимой 1979-80 года, Игнатьевы перешли в другой кабак. На басу у нас стал играть Шура Афанасьев.
Мы продолжали участвовать в домашних записях. На одном из концертов я пел "Алешкину любовь". История этого исполнения достаточно интересная. В Сочи я услышал, как ее исполняли музыканты из Баку, и мы немного пошутили, я сделал пародию на то, как они ее играли. После этого песня вошла в мой ресторанный репертуар, а затем я и записал ее с "Братьями".
Кроме Северного Маклаков записывал с нами еще какого-то исполнителя, но запись не получилась.
А в 1980 году судьба сыграла со мной злую шутку – я получил срок. Это обстоятельство вызвало много слухов. Но если я с кем и делился, то только с Лахманом. Так что никто ничего не знал. А на самом деле все было так.
Вышло недоразумение. 19-го января 1980 года я был остановлен милицией для проверки документов. Пропуск музыканта у меня был просрочен. Меня забрали, с явным намерением, чтобы я им забашлял. Милиционер схватил меня за руки. А я же музыкант, мне руки беречь надо. У меня сработала реакция, и я ударил его. Ботинки у меня были немецкие на толстой подошве... В общем, парень оказался слабым, упал, кровь из носа... Ему потом операцию делали.
Находясь под следствием, я продолжал работать, и не думал, что меня посадят. Да и Лахман так считал. Но на всякий случай была договоренность, что если меня посадят, меня заменит барабанщик Игорь Егоров по кличке Батон. Он приехал из Харькова, познакомился в Ленинграде с девушкой, женился на ней, и остался в Питере. Сейчас он живет в Германии, где-то там играет, недавно мне звонил.
Суд надо мной состоялся 29 мая. Судья попался какой-то принципиальный, фронтовик, безрукий инвалид. Несмотря на то, что я не был ранее судим, и положительно характеризовался на работе, я почему-то был признан социально опасным. Мне дали три с половиной года. В тюрьме я встретил многих знакомых музыкантов. Один, например, сидел за то, что сбил на машине человека. Ему дали 15 лет. На зоне я был барабанщиком. Но в 1982 году был отправлен на "химию", и там пришлось работать. А так как работать у меня не было никакого желания, я вызывал к себе своих друзей музыкантов. Ко мне в спецкомендатуру приезжали Гена Лахман, Виталик Желтоножский, Наташа и Вова Игнатьевы. И мы давали концерты.
Я вышел досрочно, в ноябре 1982 года. В Питере больше работать не собирался, но на первое время устроился опять к Лахману. Ансамбль работал тем же составом, но уже в ресторане гостиницы "Мир". Проработал я у Лахмана полгода, затем, вместе с группой музыкантов, стал готовиться для работы в Сочи.
После смерти Северного "Братья Жемчужные" записали два концерта с Розенбаумом, но оба были без моего участия. Во время первого концерта я сидел. А во время второго, хотя и был в Питере, у Лахмана уже не играл, готовился к работе в Сочи, как уже и говорил.
В Сочи я уехал в 1983-м, на Новый год. И стал работать в очень крутом ресторане "Курень". Через год приехал в Ленинград, и выписался оттуда. С тех пор живу и работаю на Кавказе.
Сейчас пою каждый вечер в ресторане. Репертуар очень большой. Если взять все песни, исполняемые мною, и записать на ленту, это будет на 250 90-минутных кассет. Я делаю выборку песен, и записываю их на кассеты. Но я как сапожник без сапог, сам не имею этих записей, все раздаю приятелям. Параллельно с работой в ресторане играю в Лазаревском джаз-оркестре.
В марте 2002 года я приезжал в Питер. Работал певцом в ресторанах. Отработав четыре месяца, вернулся домой. В Питер больше не собираюсь. Но вообще выступить сейчас в концерте "Жемчужных" – мысль достаточно интересная. Вышел бы на костылях, и на правах ветерана ансамбля спел бы три песни...
© Геннадий ЯНОВСКИЙ, 2004 г. , записал В. Бойко.
