В середине 70-х автору этой байки пришлось отбывать срок в одном из сибирских лагерей особого режима. Рядом с зоной, где в двух бараках проживали заключенные, располагался вольный поселок, в котором обитали главным образом люди с темным прошлым, которым был запрещен въезд в ряд больших городов. Через этот поселок после утреннего построения на развод заключенных вели под конвоем на работу в располагавшуюся за поселком промзону.
По методу Паниковского
«Хозяином» зоны был фронтовик, на ту пору ему было около 50 лет, звали все его по отчеству - Николаич. Войну Николаич закончил, дойдя до Берлина, имел кучу боевых наград и несколько ранений. После войны в армии он задержался ненадолго. В один прекрасный день его вызвали в особый отдел и предъявили написанные на него доносы. Учитывая боевые заслуги Николаича, его строго карать не стали, а убрали с глаз долой, отправив в сибирскую Тмутаракань «хозяином» зоны для особо опасных рецидивистов. «Хозяин» он был нормальный, жить зекам давал, в понятиях не грубил.
В поселке, через который заключенные ходили на лесозаготовки в промзону, люди жили своими крепкими кулацкими хозяйствами. Они держали лошадей, коз, коров, овец, свиней, не говоря уже про кроликов, гусей и кур. Когда зеки колонной шли через поселок, растянувшийся больше чем на километр, вся эта живность и птица паслась практически у них под ногами.
Положняковая дневная пайка мяса была мизерная, поэтому на промзоне специально для себя многие разводили собак на убой и ели собачатину, которая мало чем отличается от той же баранины.
Ну и, конечно, заключенные, чем могли, разживались в поселке по пути туда и обратно. Многие носили в карманах крупу, пшенку или перловку и по ходу разбрасывали впереди себя, подманивая кур, которых потом хватали и запихивали за пазуху. Для отлова гусей носили с собой леску с крючком, на который надевали червя и закидывали в сторону пасущихся птиц. Гусь заглатывал червя и попадался, как рыба на крючок, после чего со свернутой шеей оказывался за пазухой.
Придя на промзону, «улов» сдавался на кухню, и пока все пилили пес, повара готовили сытный обед. Конвойные солдаты закрывали глаза на все эти выходки, потому что тоже любили поесть мясо, а добычей с ними всегда делились.
Со стороны жителей поселка по пропаже кур и гусей тоже претензий особых не имелось, ибо, во-первых, они не бедствовали и сами со счета сбились, у кого сколько птицы расплодилось, а во-вторых, сами поселковые свой интерес имели, так как не платили ни за свет, ни за воду по той простой причине, что водопровод и электричество у них были проведены из лагеря и оплачивались государством. В общем, все были довольны.
В зоне, о которой идет речь, как, впрочем, и в других зонах, недостаток общения с женщинами каждый компенсировал в меру своей испорченности. Кто довольствовался «петухами», кто еще какими-либо другим способами удовлетворял свой «основной инстинкт».
Белая с рогами
Но были каторжане, которые «петухов» принципиально не признавали и предпочитали любовные утехи с домашней скотиной. Особенно охочи до этого дела были трое засиженных колымчан: Вася Чума, Петя Горлышко и Ваня Гармонь. Все трое досиживали свои «четвертаки» с начала пятидесятых годов.
Была в том лагере кобыла Маша. Ее запрягали в телегу и ездили на склад за продуктами для лагеря. Ее и пользовали старые колымчане. Маша была уже приучена к арестантским «забавам», ей это даже нравилось. Облегчив страдания нескольких арестантов, она резво трусила на склад за продуктами, хоть была уже далеко не молода. Для удобства случек с Машей был изготовлен специальный станок, в котором фиксировались копыта кобылы, чтоб она случайно никого не лягнула.
Начальство лагеря, конечно, знало о колымских «утехах», но страдающим от отсутствия женской ласки зекам не мешало, ибо для них главным было то, чтобы спецконтингент план выполнял. Но однажды и тут казус случился. В одно летнее утро заключенные после развода, как всегда, пришли на промзону, отдали поварам очередной улов к обеду, конвой встал на вышках, все стали расходиться по своим балкам (домикам), в общем, день начался.
И тут - картина, достойная кисти Репина: Чума, Петя Горлышко и Гармонь Ваня на промке ловят молодую белую козу. Окружили ее втроем, гладят и убалтывают. Коза пытается сопротивляться, блеет и рогами боднуть норовит. Но колымчане ее успокаивают, свежий клевер ей пожевать суют, что на промке рос в избытке, и понемногу коза успокаивается. Трое зеков с шуткам и прибауткам и заводят козу в свой балок. Все смеются, вида эту картину, стоит свист и гогот, шуточки такие, что уши вянут. Трое колымчан, не особо обращая на это внимание, уединяются с козой в своем домике. Временами козочку выводили травки да клевера пощипать, она уже была вся украшена разноцветными ленточками и с венком из ромашек на рогах. Но в основном до самого съема с работы коза проторчала в домике, где придавалась с арестантами любовным утехам.
За удовольствие надо платить!
На следующий день во время утренней проверки и развода на работу «хозяина» зоны просто не узнали. Николаич обычно по-свойски и с прибаутками ботал с зеками по фене, а тут чего-то был не в духе. «Ну и за что вы мне та;кую подляну слепили? - начал «хозяин». - Я к вам, как к людям, а вы мне вон как на добро отвечаете?»
Все стоят, переглядываются в непонятках. «Николаич, разъясни, в чем дело?» - «Как в чем дело? Лизу мою вчера изнасиловали на промзоне! Как мне детям теперь в глаза смотреть? Дети без молока остались!»
Говорит все это «хозяин» с трагическим, как на похоронах, выражением лица. Тут, наконец, до всех доходит, что коза, с которой вчера колымчане так весело развлекались на промзоне, была Николаича, и он ее молоком своих детишек поил. Всем становится смешно, из строя начинаются выкрики: «Не парься, Николаич, не век же твоей Лизе в девках сидеть! Николаич, все в елочку, молоко жирнее будет!» Тут «хозяин» свирепеть начинает. «Вы что, волки, - орет, - через молоко моих детей технично, по-колымски, запарафинить решили? Мои детки от козы-педерастки молоко пить не будут!»
Закончили все смеяться, решили больше не злить Николаича (его ведь и перемкнуть порой могло, сказывалась фронтовая контузия), даже стоявшие рядом «кумовья» улыбки с лиц убрали.
«Хозяин» объявляет: «Козу эту, бывшую Лизу, а ныне Матрену, себе забирайте. Бухгалтерии даю приказ - с каждого вашего лицевого счета по 10 рублей списать. Буду новую Лизу себе покупать!». В толпе возмущения послышались: «Хозяин», да ты на такие деньги себе целое стадо купишь!» (Коза тогда 25 рублей стоила). Николаич заявляет: «А это вам штраф за моральный ущерб! По понятиям должны были сначала узнать - чья коза, прежде чем ее пользовать! Конвой, выводи людей на работу!»
Чуть позже в этой же зоне зеки поймали на промке откормленного молодого бычка, бросились на него толпой с ломами и топорами, забили, разделали, отдали мясо на «общаковую» кухню и с солдатами поделились. Бычок оказался собственностью замполита зоны. Замполит хотел по примеру «хозяина» с урок за него деньги высчитать. Но Николаич не дал, а позже вообще уволил этого замполита, ибо вычислил, что тот на него доносы пишет.
А история с козой так и закончилась: «хозяин» себе новую Лизу купил и держал ее впредь только у своего дома, а бывшая Лиза, которая стала Матреной с легкой руки Николаича, ублажала теперь колымчан на законном основании.
