28/03/24 - 18:59 pm


Автор Тема: Крупник Эмиль  (Прочитано 427 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Онлайн valius5

  • Глобальный модератор
  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 27470
  • Пол: Мужской
  • Осторожно! ПенЬсионЭр на Перекрёстке!!!
Крупник Эмиль
« : 18 Февраль 2020, 17:21:10 »















Oктябрь 2015, Черновцы.

Эмиль Крупник- Мурка по украински

Эмиль Крупник- журналист, поэт, шансонье. Автор и исполнитель культовой «Мурки» на украинском языке.

Родился 9 декабря 1963 г. в украинском городе Черновцы. Учился в Тартусском университете, посещал лекции Ю.М. Лотмана. Жил Эмиль Крупник в Ленинграде, к тому времени относится и написание первых песен. Учился у Евгения Клячкина. Закончил Черновицкий государственный университет,филологический факультет – по специальности "Русский язык и литература". В 1991 г. Эмиль Крупник стал лауреатом украинского фестиваля «Червона рута».
В 1992-93 годах создает цикл песен о Черновцах, ставших культовыми.

Вот как писала об этом черновицкая газета «Доба»:
«В начале 90-х Эмиль Крупник стал своего рода культовой фигурой Черновцов, положив начало жанру так называемого "черновицкого шансона". Начав с лирического признания родному городу в любви (скандальная на то время песня "Не уеду в Америку, мнет и здесь хорошо!"), Крупник создал целый ряд стилизованных песенных персонажей – живых, настоящих, узнаваемых. – "Я фарцовщик с черновицкого базара", "Прощай, родная, еду в Польшу", "В славном городе Стамбуле". Благодаря этим красочным, веселым и метким зарисовкам, Черновцы стали городом с песенно-шансонной традицией.»
С 1995 по 2005 Эмиль Крупник жил в Израиле. Член союза писателей Израиля.
В 2000-м году выпустил песенный альбом «Такая алия» с зарисовками о жизни наших в Израиле.

Вот как писала об этом тель-авивская «Трибуна»:
«Он входил в Израиль по-своему, через песни. В прошлой жизни остались лирика и риторика. Вокруг роились такие персонажи, что невозможно было не заставить их взять гитару и заговорить на понятном всем «русите», который практически повсеместно заменил нормальный русский. Народ на концертах хохотал от души, узнавая себя. Он написал несколько песен, которые в авторской песне именуются «дурками», и о нем узнали. Хотя бардовская тусовка к шуточным песням относится покровительственно и свысока, корифеи оценили уровень текстов.»
В Израиле занимался организацией концертов бардовских классиков Юлия Кима и Вероники Долиной.
В 2002 г инициировал израилько- российский фестиваль «Бардюморина – 2002» с участием братьев Вад.и Вал.Мищуков, Л.Сергеева, Гр.Гладкова, Д.Кимельфельда и В.Новикова, М.Фельдмана, А.Макрецкого и др. Эмиль Крупник является автором текстов песен исполнителя шансона Владимира Файера.
В 2002 году в Москве фирмой "Артель Восточный ветер" выпущен альбом Вл. Файера «Воля». Все тексты написаны Э. Крупником. Является также соавтором половины песен второго диска Вл. Файера «Зона», вышедшего в Москве в 2007 году.

На жизнь в Израиле Эмиль Крупник зарабатывал журналисткой поденщиной – переводы новостей с иврита и проч. Опубликовал ряд статей в газете «Вести» - самом крупном медиа-издании русскоязычного зарубежья.
 
В 2005 году Эмиль Крупник вернулся в Украину. Сегодня живёт в Киеве, работает журналистом в издании «Вечерний Киев». Публикуется в «Фактах и комментариях» (Украина), московских изданиях «Взгляд» и «Ле хаим», нью-йоркском «Мы здесь!».
 
Эмиль Крупник включен в энциклопедию «РУССКИЙ ШАНСОН: ЛЮДИ, ФАКТЫ, ДИСКИ», издававшуюся в Москве в 2006 и в 2009 гг.
 
Песни на стихи Эмиля Крупника исполняют Владимир Файер, Богдан Ластивка, Александр Кот.
 
Помимо уже упомянутых «Мурки по-украински» и «Ле хаим, Вася!» самыми известными песнями Крупника являются «Шиксотник», «Черновицы без евреев», «А идиш мазл».
 
В настоящее время, под эгидой американского сайта «Одесса на Гудзоне», под покровительством нью-йоркского мецената Аллы Лерер, совместно с украинским музыкантом и певцом Александром Котом работает над проектом «Новая старая Одесса».

1.Черновицкие фасоны
2.Черновцы
Крупник Эмиль 20001 - Струнная эмиграция (128-192)
4.Осень
5.Задушевный разговор. Черновцы под гитару
6.Еврейское счастье
Крупник Эмиль 1992 - Калиновский базар (VBR)
8.Такая алия.2000
Крупник Эмиль 2000 - Мурка и другие... (320)
10.Черновицкие дворики.2002
Крупник Эмиль 2003 - Блатные хиты от Эмиля Крупника (320)
12.Мы – черновицкие!
..................
Крупник Эмиль 2013 - За черновицких пацанов (192)
.......................
Эмиль Крупник: «Поэт из ушедшего города»
Рассказ о поэте и барде Эмиле Крупнике.
 Вначале были тихие, прохладные строки романса с легким привкусом джаза:
 
Милый друг, садись, поплачем
 В мира желтую жилетку.
Это осень, не иначе,
Вертит города рулетку...
 
И через несколько минут жесткое, с утрированным украинским акцентом:
 
Однако, надо,
Однако, надо
 Брать чемоданчики и паковать белье!
Одна Канада,
Одна Канада,
Одна Канада, блин, спасение мое!
 
Между этими песнями – пятнадцать лет, вобравших в себя так много, что и не вспомнишь. А у кого из нас промежуток между 1985 и 2000 годами не вместил бессчетнное количество событий, разделивших жизнь на несопоставимые части?
 Кто теперь может поручиться, что действительно существовал на Буковине удивительный еврейский Город с непостижимым колоритом? По воскресеньям нарядно одетые старики в пиджачных парах прогуливались по главной улице. И хотя улица носила имя классика украинской литературы Ольги Кобылянской, горожане называли ее просто Кобылянская. Вместе со стариками, ведя их об руку, шли восхитительные дамы, которых язык не поворачивается назвать старушками – прямая спина, гордая поступь, французский выговор выпускниц Сорбонны. Выгуливая внуков в зеленых сквериках, они дальнозорко читали французские романы, изящно отставив руку.
 Он был одним из этих внуков и в детстве считал, что говорить одновременно по-русски, по-французски и на идиш совершенно нормально.
 
Какой душистый, какой цветочный
 Наш старый город апрельской ночью,
 Особняки за зеленым парком
 Объяты сказочным добрым сном.
 
Он чувствовал, что идиллия будет недолгой... Город, подернутый туманным маревом, застывший в какой-то нереальной жизни, должен был растаять, исчезнуть, раствориться. Город исчез, потому, что его оставили люди, для которых он был естественной средой обитания. Они теперь в Бостоне, в Ростоке, в Мельбурне, в Иерусалиме.
 А Город остался один. Он съежился, обветшал, стало ясно, что волшебный дворец - всего лишь маленький уголок в далекой провинции, у которого все в прошлом. Во дворце поселились люди, которые пришли извне и почувствовали себя хозяевами. Тем, кто жил здесь прежде, просто не стало хватать воздуха.
 
Ну вот и все! Я дни и месяцы считаю,
 Мой выбор сделан, и заказан мой билет.
 Я уезжаю, уезжаю, уезжаю
 Из тех краев, где как на Марсе, жизни нет.
 Отдав полжизни за кусочек каравая,
 Который черствым оказался на беду,
 Я уезжаю, уезжаю, уезжаю,
 В последний поезд залетая на ходу.
 
Он уехал не сразу, сполна отведав сомнительных постсоветских прелестей. Город-праздник, Город-эстет, которому посвящали изысканные эссе западные журналисты, опростился и почти целиком переместился на базар.
 Ах, этот калиновский базар, в просторечье – Калина! Где все торговали всем, куда съезжались автобусы из Магадана и Харькова, Тюмени и Воронежа. Вчерашние инженеры и действующие преподаватели вузов, загнав подальше интеллигентские рефлексии, ездили в Польшу и Румынию, где пластиковые скатерти и утюги меняли на замусоленные злотые и леи, которые потом превращались в зелененькие портреты американских президентов. А он вдруг стал Певцом приграничной торговли. На Калине из всех динамиков орало веселое: «Я фарцовщик с Черновицкого базара...»
 Тот, кто скажет, что это строчки от поэзии далекие, будет прав. Автор и сам прекрасно знает. Но песни с Калины попадали в цель, и не особо искушенная в прекрасном публика обалдевала от того, насколько складно, в рифму, кто-то о ней поет. Он стал героем целого Города, его узнавали на улицах и считали за честь быть с ним знакомым. Сегодня он сам недоумевает, как такое могло произойти, но ведь было, было...
 Но была и «Червона рута». Главный фестиваль перестроечной Украины. Он приехал туда с песней о евреях – украинских стрельцах. Песня взорвалась, будто бомба, потому, что перестройка перестройкой, а со сцены петь о евреях – это как-то непривычно. А он щеголял среди гостей фестиваля в экзотической для Запорожья кипе, и его постоянно снимали американские и канадские телевизионщики. Кстати, во время фестиваля произошел путч 1991 года, и журналисты из Канады официально предложили ему уехать с ними.
 Но он вернулся. Потому, что знал: если уезжать, то в Израиль. Вот такой еврейский еврей. Но долго еще примерялся, словно ждал условленного часа.
Все надеялся, что город опомнится и станет прежним. Но чудес не бывает...
 
Стою и мокну под дождем,
 И как укрыться от беды?
 То мокрый снег, то снова дождь,
 Как ни крути, как ни верти.
 Я в этом городе рожден –
 Как много утекло воды.
 Стою, смотрю на дом родной
 И не могу в него войти.
 
Почему-то ему показалось, что Город перенесся в Израиль, целиком, с напевным говором и словечками, близостью соседей и любовью родственников. Но Израиль оказался совсем не таким, каким представлялся издалека. Жарким, жестким, свысока взирающим на неофитов. Выберешься – молодец, не вскарабкаешься – извини, брат. Сколько их, музыкантов, художников, журналистов, так и ввинтившихся ни во что, так и живущих в одна тысяча девятьсот то ли восьмидесятом, то ли девяностом, бесконечно вспоминающих, «кем был Паниковский до революции»... И неловко за них, и смешно.
 Он входил в Израиль по-своему, через песни. В прошлой жизни остались лирика и риторика. Вокруг роились такие персонажи, что невозможно было не заставить их взять гитару и заговорить на понятном всем «русите», который практически повсеместно заменил нормальный русский. Народ на концертах хохотал от души, узнавая себя:
 
Мы с другом Васей – гордость местного завода,
 С утра до ночи пашем, не жалея сил.
 И каждый час берем на грудь по сотке «Голда»,
 И наплевать на»балабаев» и «хамсин.
 
Если кто-то не понял о чем речь и не знает, что значит «Голд», «балабай», «хамсин», значит он только вчера спустился по трапу самолета в «Бен-Гурионе» и у него все впереди.
 Он написал несколько песен, которые в авторской песне именуются «дурками», и о нем узнали. Хотя бардовская тусовка к шуточным песням относится покровительственно и свысока, корифеи оценили уровень текстов. Собственно, тусовка его не принимает до сих пор – не считают своим. Его вообще редко считают своим, он всегда сам по себе. Появляется, общается, но в руки не дается, будучи по природе существом не коллективным. Больше всего на свете не любит ходить в ногу строем, просто не умеет. Он вообще ухитрился всю жизнь заниматься только тем, что нравится. Поистине завидная, королевская роскошь, о которой почти все мечтают, - удел очень малого числа людей.
 
Лишь цыгане да поэты,
 Как вино пьют волю...
 
Но один коллектив неожиданно пришелся ему по душе. Потому, что напомнил его любимый Город. Странный театр, говорящий на идиш, единственный в мире, затерявшийся в тель-авивских улочках. Причем в той части, что навевает отдаленные воспоминания о Городе. Впервые за шесть израильских лет он почувствовал себя так, как чувствовал в Городе – среди своих. Ему близки и понятны разговоры на повышенных тонах, чрезмерная жестикуляция, идишские распевы ивритских слов. То, что он делает в театре «Идишпиль», до него не делал никто: он приводит на спектакли русскоговорящих зрителей, большинство из которых, всю жизнь говоря на идиш и полжизни прожив в Израиле, о существовании театра даже не подозревали. А вы будете говорить, что Израиль – маленькая страна...
 Вот это занятие ему нравится. Здесь все сплелось: идиш, на котором говорил Город и который был одним из родных языков, высокая атмосфера театра, возможность оставаться самим собой не приспосабливаясь и не прогибаясь.
 Только песни пишутся редко. Одни говорят, что неподходящее время, другие – здесь не место для русских стихов. Времена, как известно, не выбирают, а призрачный Город давно растаял в зыбком раскаленном воздухе...
 ...Говорят, что все поэты – немного пророки. Много лет назад Эмиль Крупник написал о родном городе:
 
Расплываются лица,
 Вдаль ушли мудрецы.
 Город был – ЧЕРНОВИЦЫ,
 Нет, теперь ЧЕРНОВЦЫ...

Марина Шпарбер
Газета "Трибуна" 03-12-02
.................................
Эмиль Крупник: «Социальный невроз»

Эмиль Крупник, поэт, шансонье, журналист
 
Мой дед исключительно классику признавал музыкой. Так же воспитывал и меня.
 
Но в моем детстве одесские незамысловатые песенки звучали из каждого второго окна – поэтому я люблю и блатняк.
 
Сегодня такие песни называют музыкой в стиле шансон. Жанр этот произошел от городского романса начала ХХ века. Во второй половине столетия романс разделился на бардовскую (авторскую) песню, русский рок и русский шансон. Шансон (девичья фамилия – «блатняк») – три аккорда, «Мурка-тюрьма-зима-Колыма». Но тогда, в удушливой застойной атмосфере тотальных запретов, от него пахло волей. Этот запах – свободы, раскованности – способствовал феноменальной распространенности блатных песен в 70-е. «Интеллигенция поет блатные песни», – писал тогда Евтушенко и был прав. Высоцкий, Северный, Розенбаум, Галич – это была интеллигентская фронда, игра, стилизация. Поэтому с тех пор я люблю эти песни и сам с удовольствием их сочиняю.
 
Впервые мои блатные тексты профессионально спел тонкий израильский музыкант, роскошный вокалист Владимир Файер – интеллигентный сын театрального артиста и учительницы из Барнаула. В 2002 году наш совместный «блатняцкий» альбом «Воля» издала московская фирма звукозаписи «Артель «Восточный ветер». Благодаря ему мы прославились и попали в «Энциклопедию русского шансона».
 
Мы же просто веселились, стилизовались, как когда-то Высоцкий и Розенбаум. Сидели на Ближнем Востоке, курили свои кальяны.
 
И понятия не имели, что на бывших наших родинах этот жанр стал презираем интеллигенцией как несовместимый с истинной эстетикой и культурой...

В последнее время некоторые индивиды проявляют жутко агрессивное неприятие блатняка: вполне безобидные стёбные стилизации вызывают совершенно неадекватные реакции.
 
Несколько месяцев назад одна из наших с Файером песен прозвучала в популярном сериале «Сваты-5». Там молодой человек в лагере отдыха хотел признаться девушке в любви и договорился в радиорубке, что в момент признания включат ее любимую лирическую песню. Включили по ошибке наш блатняк. Девушка отвесила парню оплеуху и гордо удалилась. Вот один из типичных комментариев на интернет-форумах:
 
«Так в чем прикол, Миля??? В блатняке, который опустили ниже плинтуса в «Сватах»?»
 
Странно. Советская власть жестко и категорически запрещала блатняк. Но некоторые песни прорывались на экран – там их как бы «опускали»! Предполагалось, что это жесткая сатира. «Постой, паровоз» – поет герой Никулина, дебильный бандит и жулик по кличке Балбес. «Мурку» – играет Шарапов на фоно, в логове банды – балдеет дебильный бандит-урод Промокашка. Он же, Промокашка, когда его скручивают менты, орет блатную песню «А на черной скамье, на скамье подсудимых» и т. п.
 
Однако каждое появление такой песни на экране приводило к всплеску популярности в народе и среди интеллигенции как самой песни, так и жанра в целом. Тогдашний передовой интеллигент в жизни не сказал бы на кухне: «Фу, какой позор петь «Постой, паровоз»... Как его в кино опустили...» Тот, кто так говорил, автоматически считался ретроградом и отсталым совком.
 
Совка давно нет, свобода – почти полная (во всяком случае, эстетическая), а реакция на блатняк – просто мечта советских идеологов. Вот уж они бы расчувствовались и возгордились – не напрасно, мол, пропагандировали отвращение, не прошло даром...
 
Похоже, речь идет о некоем социальном неврозе.
 
В 1984 году появились блатные записи Александра Новикова из Свердловска. Почти сразу же против него сфабриковали дело – по продаже якобы самодельных звуковых колонок. Барда посадили в тюрьму. А в перестройку – начиная с 1987 года – «Комсомольская правда» развернула кампанию за его оправдание и освобождение. В защиту Новикова и его блатняка выступала передовая интеллигенция, известные писатели, музыканты, художники. В результате в 1990-м он вышел на свободу – уважаемым и знаменитым творцом.
 
Интересно, если сегодня в России или в Украине автора или исполнителя блатных песен посадят, к примеру, за подделку документов или невозврат кредита какой-нибудь припаяют, неуплату налогов – найти ведь можно что угодно, все понимают, – будет ли демократическая, либеральная медиатусовка яростно и публично бороться за его освобождение? Вопрос риторический абсолютно...
 
Когда 10 лет назад наш с Файером альбом начал продаваться в Москве, торговцы неофициально говорили нам: ваш диск туго расходится, потому что у нас опять начинаются гонения на блатняк. Пытаются, мол, сворачивать демократию, уже не во всех киосках звукозаписи можно громко включать песни, если они про тюрьму, зону и т. п.
 
Возможно, так и было, а возможно, продавцы врали. Однако эти запретные меры если и пытались применяться, то в корне отличались от похожих советских. Инициатива прижать блатняк шла не от властей, против народного желания, как было при совке. Теперь власти, наоборот, шли навстречу народному желанию. А народу блатняк стал напоминать о беспределе 90-х, бандитизме и массово пережитом животном страхе – за жизнь, за детей, за будущее.
 
Потому что в эти самые 90-е бандюки были хозяевами жизни и заказывали себе музыку. Она звучала во всех эфирах, кабаках, на всех базарах. Причем этим блатным не очень-то и по душе были интеллигентские стилизации старых авторов: актерство Высоцкого, музыка и юмор Розенбаума, приколы Новикова, откровенный стеб Токарева. Сначала удовлетворялись этим, а потом спрос породил иное предложение – появился новый блатняк, который, собственно, и назвали «русским шансоном».
 
Основное отличие: в старых песнях соблюдалась дистанция, отстраненность. То есть за персонажем – бандитом ли, вором ли, хулиганом – всегда незримо ощущался интеллигентный ироничный автор. В новой волне – вор и бандюк запел сам по себе и своим голосом. Сравните, к примеру, Токарева «Люську-хулиганку» и песню группы «Беломорканал» «Поворуем!».
 
Я бы назвал новый шансон «поп-блатняком». От старого («бард-блатняка») он отличается тем, чем и попсовая песенная лирика отличается от высокой поэзии о любви. Бесчисленные группы – все эти беломорканалы, воровайки, бутырки, всякие иваны московские, жени кемеровские – кабацкие лабухи, выпевающие хриплыми голосами примитивные неряшливые тексты, где в отвратительную рифму прославляются бандюки, воры и их «марухи».
 
Вот народ и взбунтовался. Справедливо, в принципе. Но, как водится у нас, с водой выплеснули и ребенка. Категорическое неприятие блатняка обществом 10-х годов распространилось и на авторов старой школы, и на их современных последователей.
 
Специально для газеты ВЗГЛЯД
 7 августа 2012
...........................
Эмиль Крупник. Так называемая «блатная песня» и черновицкая культура

Меня воспитывали дед и бабушка - люди классической культуры. Такого уровня классичности и консерватизма уже много лет не встретишь. Дед признавал МУЗЫКОЙ исключительно классику, а советскую эстраду нашего детства - Пьеху, Магомаева, Татляна, считал пошлостью, которую стыдно слушать воспитанному человеку. Такого же мнения был о джазе. С трех лет сажал меня возле радиолы и заставлял слушать Моцарта, Баха, Бетховена... Я ненавидел их, открыл для себя прелесть классики лишь лет в 25...
 
А в это время, в Черновцах моего детства из каждого второго окна звучали одесские незамысловатые песенки. Те же мотивы неслись из ресторанов по выходным, вместе с фрейлехсами - "Лимончики", "Жил на свете Хаим", "Поспели вишни"...
 Почему-то, тогда, в застойные 70-ые, этот фольклор, или же так называемая "блатная песня" приобрели просто феноменальную распространенность. Секрет, на самом деле, - в оппозиционности советской идеологии, в духе воли, свободы, раскованности. "Интеллигенция поэт блатные песни", - констатировал тогда Евгений Евтушенко в емкой поэтической фразе.
 
Слушание и пение блатных, одесских, дворовых песен, народных вариантов и талантливых авторских стилизаций, - Высоцкий, Северный, Розенбаум, Галич, "пусть и с элементом легкой иронии, игры, давало ощущение внутренней свободы... инакомыслия.". (А.Цукер, Блатная песня в советской и постсоветской культуре).
Так же это воспринималось и в Черновцах. К тому же стилистически гармонировало с колоритной русско-идиш-румынско-украинской речью наших двориков, куда я в детстве убегал от дедовых уроков французского и классической музыки...
 
В 3-4 классе, заслышав из какого-нибудь окна мотивчик "за Одессу", я мог часами стоять под ним, пока там не кончалась бобина...
 Поэтому я люблю дворовые и уличные песни и с удовольствием их сочиняю....
 
Мне всегда казалось несправедливым, что в уличном песенном фольклоре нет Черновиц - колорита, особости, - чем мы хуже Одессы?
 Похоже, это и стало мотивом к сочинению мною песен «за Черновцы», стилизованных под дворовой фольклор.
 Первую сочинил, живя в «имперском» Ленинграде в 1984 году:

На взаимном интересе
 Будем строить наш очаг.
Я родился не в Одессе,
Я родился в Черновцах,

Молдаванки не имели
 И различных прочих мест,
Но и здесь на свадьбах пели
 С шиком в ресторане "Днестр":

Ой, лимончики, вы мои лимончики,
Растете вы у Соньки на балкончике!

Дерибасовская, ясно,
Очень сильный конкурент,
Только мы и к Кобылянской
 Свой имеем сантимент...

 Тут противовес "Одессе" выражен прямо, до наивности. Потом были "Рос черновицким пацаном", и "Черновицкие дворики" – им уже, кстати, 24 года: премьера состоялась на Черновицком радио в 1987 году. Кто помнит - тогда в Черновцах они звучали как откровение...

Была песня "Пусть Черновцы - не Одесса", под которую раскачивалась 10-тысячная толпа на Соборной в самый первый День Города (1988 год).
 А был еще и альбом "Калиновский базар" 92-93 год... Он принес мне настоящую славу (в масштабах Черновиц, конечно). Я дождался счастливого момента, когда на тех же улицах, из тех же окон звучали уже мои песни... Это правда - по какой бы улице я не проходил в те годы - обязательно 3-4 раза слышал обрывки своих песен...
 Впрочем, чего только не приходилось выслушивать! Вчерашние комсомольцы, которые совсем недавно исключали из комсомола студентов за прослушивание кассет Розенбаума (реальный случай в Черновицком университете в 1986 году!) срочно перекрасились и уже в качестве новых бизнесменов отказывали в спонсорстве концерта с моим участием "в связи с негативной базарной популярностью Э. Крупника". Известный уже тогда черновицкий "телевизионщик", в настоящее время - выдающийся деятель ТВ всея Украины Вася Илащук, со снисходительным пренебрежением, увещевал меня за кулисами: мол, старик, надо же понимать - есть песни, которые поют из сцены, а есть такие, что лишь за столом...
 
Спустя годы на свет появилась ироническая песенка "Черновицкие фасоны", которую в 2008 году весь город слушал в мобильных телефонах, - слава росла, но мне чего-то не хватало. Потом понял – очень хочется перепеть «одесскую» классику на черновицкий манер. И не только.
 Понимаю: и сегодня такую песню многие не любят. Речь, по большей части, о людях, которые привыкли жить "по правилам", опутаны кучей условностей, как чумы боятся элементарной свободы и раскованности. Многие из них выступают против жанра, опасаясь, якобы, что его широкое распространение тормозит возрождение украинской национальной культуры. Они считают эти песни образцом безвкусицы, почему-то вовсе не обращая внимание на отвратительную текстовую графоманию, которое тотально господствует в поп-музыке, - как в украинской, так и в русской.
 Специально для этих перестраховщиков – я, старый черновицкий еврей, который в свое время одним из первых бардов в Черновцах начал писать по-украински (см: "Еврейский курень") и задумал этот проект - "Украинский шансон, или Черновицкие приключения старых песен".
 
Здесь вы встретите старых добрых знакомых – Мурку, пацанов, рвущих вишни в саду у дяди Вани, учителя бальных танцев Соломона – только все эти персонажи говорят и думают по-черновицки. Мурка – «з Черемошу», сад дяди Вани – на Каличанке, гурток танців Соломона– «у текстилке»… Похоже, персонажи вернулись домой.
 Мне это кажется справедливым.
 А вам?
 
Эмиль Крупник (пер. с украинского)
 27.09.2011
.......................................
Эмиль Крупник:
 1. Здравствуйте, Эмиль! Скажите, как и с чего Вы для себя открыли Шансон? С чего начался Ваш Шансон?
 
Отвечу цитатой из своей давней статьи:
 
«Меня воспитывали дед и бабушка - люди классической культуры. Такого уровня классичности и консерватизма уже много лет не встретишь. Дед признавал музыкой исключительно классику - советскую эстраду нашего детства - Пьеху, Магомаева, Татляна, считал пошлостью, которую стыдно слушать воспитанному человеку. Такого же мнения был о джазе. С трех лет сажал меня возле радиолы и заставлял слушать Моцарта, Баха, Бетховена... Я ненавидел их, открыл для себя прелесть классики лишь лет в 25...
А в это время, в Черновцах моего детства из каждого второго окна звучали одесские незамысловатые песенки. Те же мотивы неслись из ресторанов по выходным, вместе с фрейлехсами - «Лимончики», «Жил на свете Хаим», «Поспели вишни»... Это так гармонировало с колоритной русско-идиш-румынско-украинской речью наших двориков, куда я в детстве убегал от дедовых уроков французского и классической музыки...
В 3-4 классе, заслышав из какого-нибудь окна мотивчик «за Одессу», я мог часами стоять под ним, пока там не кончалась бобина... »
 
Поэтому я люблю шансон (девичья фамилия - блатняк) и сочиняю его с удовольствием....
 Начинал с подражания одесским песням: «Я вирос под забором, и стал, конеЧно, вором, из тюрем не вилазил, ложился срок на срок, люблю все делать с шиком, и даже Гоп со смиком с его басистым криком против мене – сынок!..»
 
2. Эмиль, Вы участвовали и сами были инициатором, вдохновителем фестивалей. Ваше мнение: нужны ли фестивали? И пожелания организаторам?
 
Фестивали нужны прежде всего их участникам. Это тусовка, общение, необходимое как воздух. В «бобинно-запретные» времена авторы и исполнители варились в собственном соку, зачастую понятия не имея друг о друге. Сегодня, несмотря на Интернет, все же не обойтись без живого общения – обмен идеями, энергетикой, взаимная подпитка. Где получит все это исполнитель, особенно провинциальный? Только на фестивалях. Причем, конкурсы, соревнования – кто там первый, второй, третий – это шоу для привлечения публики. Главное – взаимодействие, плодотворное, насыщенное. Таким образом создается некий коллективный эгрегор шансона…
 Организаторам – организуйте! Больше и чаще!..
 
3. Творчество, каких Шансонье повлияло на Вас? Кого можете назвать?
 
Галич, Высоцкий, Аркадий Северный, «одесситы» всех бобинных видов и мастей. Плюс - дореволюционное поэтическое творчество Саши Черного (тоже одессит, кстати!). Чем не шансон: «Ревёт сынок, побит за двойку с плюсом, жена на локоны взяла последний рубль… Супруг, убитый лавочкой и флюсом, подсчитывает месячную убыль».
И, конечно же, маэстро Вертинский с его лиловыми неграми и бананово-лимонными сингапурами…
 
4. В Вашем понимании: что такое Шансон?
 
Возможность сказать о наболевшем – просто, понятно, под клеевую доступную веселую музычку… Причем сказать одновременно по-русски, по-еврейски, по-украински, по-молдавски и по-кавказски. Живой народный театр песни СССР и постсоветского пространства. Лакмус, индикатор свободы на этом пространстве…
 
5. Вас по праву можно считать одним из основателей Украинского Шансона. Скажите, какие на Ваш взгляд особенности именно этого направления в жанре?
 
За «Основателя», конечно, спасибо, но это мягко говоря – преувеличение… Если не считать, что данный жанр начался с моей украинской «Мурки»…)))
 Если серьезно – что считать Украинским Шансоном? Песни такого типа и характера на украинском языке? Или русско-шансонные песни, рожденные украинскими выходцами на территории Украины? «Крещатик» Розенбаума («Крещатик, я по тебе иду на дело!») – это украинский шансон? Или нет?
 То, что нет четкого определения, это не страшно, можно поднатужиться и его придумать. Хуже, что нет пока самого явления – Украинский Шансон. Вернее, оно в зародышевом состоянии. Родится ли – вот в чем вопрос… Есть очень сильное сопротивление, особенно на Западной Украине…
 
6. Какие последние события произошли в Вашей творческой жизни?
 
Самым значительным считаю сочинение и запись песен «Черновицы без евреев» и «Черновицы без евреев-2» («Тетя Клара») В свое время много пел о еврейской эмиграции, пришло время петь о ее последствиях.
 Приятно радует резкий рост интереса к украинской перепевке классической «Пивной на Дерибасовской». Кто-то сделал видеоролик с политическим подтекстом и на Ютьюбе уже свыше 70 тысяч просмотров…)))
 
7. Какие планируются?
 
Договорились о сотрудничестве с Антоном Мухарским. Шоумен в процессе осуществления проекта «Орест Лютый. Ласковая украинизация». Там классно и стебно перепеваются по-украински классические хиты – «Владимирский Централ» (Лукьяновский СИЗО!), «Шаланды, полные кефали» (Вагоны, повнии москАлив) и т. п. Теперь я подключусь, как автор. С осени начинаем работать над новой серией «хитов»…)))

 
8. Шансон можно назвать музыкой уже состоявшихся людей? И есть ли у шансона какой-то возрастной ценз?
 
Если речь об авторах и исполнителях – да, безусловно. Тот, кто поет, поет обычно, «за жизнь». И просто обязан знать об этой жизни, что-нибудь этакое… Причем, на личном опыте. А у слушателей – никакого ценза! Знаю по себе – совсем зеленым шкетом стоял под окнами и жадно слушал: «Ах если б эту рожу паразита поставить рядом с моей жопой на углу, все заорали бы: «Смотрите, два бандита!»…)))
 

9. Вы достаточно давно работаете в жанре, застали шансон 90-х. Насколько по-Вашему изменился жанр за эти годы? Что приобрёл, что потерял?
 
Снова прибегну к автоцитированию:
 
«В 90-е бандюки были хозяевами жизни и заказывали себе музыку. Она звучала во всех эфирах, кабаках, на всех базарах. Причем этим блатным не очень-то и по душе были интеллигентские стилизации старых авторов: актерство Высоцкого, музыка и юмор Розенбаума, приколы Новикова, откровенный стеб Токарева. Сначала удовлетворялись этим, а потом спрос породил иное предложение – появился новый блатняк, который, собственно, и назвали «русским шансоном».
 Основное отличие: в старых песнях соблюдалась дистанция, отстраненность. То есть за персонажем – бандитом ли, вором ли, хулиганом – всегда незримо ощущался интеллигентный ироничный автор. В новой волне – вор и бандюк запел сам по себе и своим голосом. Сравните, к примеру, Токарева «Люську-хулиганку» и песню группы «Беломорканал» «Поворуем!».
 Я бы назвал новый шансон «поп-блатняком». От старого («бард-блатняка») он отличается тем, чем и попсовая песенная лирика отличается от высокой поэзии о любви. Бесчисленные группы – все эти беломорканалы, воровайки, бутырки, всякие иваны московские, жени кемеровские – кабацкие лабухи, выпевающие хриплыми голосами примитивные неряшливые тексты, где в отвратительную рифму прославляются бандюки, воры и их «марухи».
 
И еще. Это сугубо мое, личное мнение, но мне кажется, что сегодня произошло еще одно выхолащивание, которое грозит просто убить жанр как таковой. Из шансонного авангарда ушла самая суть, отличающая эти песни от других. Пост-новое направление, представленное Стасом Михайловым и Еленой Ваенгой, это уже чистая попса. Причем, не самого высокого качества.
 
10. Эмиль, на Ваш взгляд обоснован ли стереотип, что Шансон - это неминуемо образ маргинала и отсутствие так называемой культуры?
 
Нет. Изначально эти песни слушала и пела вольнолюбивая советская интеллигенция. Песни пахли свободой, и в этом секрет их феноменальной распостраненности в удушливо-застойную позднесоветскую эпоху. Высоцкий, Северный, Розенбаум, Галич – это была интеллигентская «фига в кармане» кремлевским старцам-маразматикам, комсомольскому псевдо-задору, бамам всяким, магниткам.
 А те, кто пытается унизить жанр сегодня воплями о маргиналах и маршруточниках – это люди, за 20 лет не выдавившие из себя совка. Они по сегодняшний день привыкли жить «по правилам», опутаны кучей условностей, как чумы боятся элементарной свободы и раскованности. В Украине, к примеру, многие из них выступают против жанра, опасаясь, якобы, что его широкое распространение тормозит возрождение национальной культуры. Они считают эти песни образцом безвкусицы и, почему-то, вовсе не обращают внимания на отвратительную текстовую графоманию, которая тотально господствует в поп-музыке - как украинской, так и русской.
 
11. Вы жили в разных странах - в Украине, в Израиле, в России. С кем из Шансонье сложились тёплые отношения, кого может назвать Другом?
 
Одно время тесно общался с Мишей Шелегом, были, можно сказать, приятелями. Потом жизнь развела по разным странам и континентам, общение стало менее тесным. Пересекался в Израиле с Вилли Ивановичем Токаревым, он похвалил (сдержанно) мой эмигрантский цикл. Дружу – с теми, кто поет мои песни (так совпало!) – с Володей Файером, Богданом Ластивкой…
 
12. В данный момент Вы работаете журналистом, но продолжаете, насколько я знаю заниматься Шансоном, не забросили. Как сосуществуют Эмиль Журналист и Шансонье?
 
До недавнего времени я бы ответил на этот вопрос – никак. Эти две части моей жизни, шансон и журналистика, протекали независимо друг от друга, не пересекаясь, и друг на друга практически не влияя. Но днями все же пересеклись – я начал писать статьи о шансоне. Меня интересует социальный аспект отношения к этим песням в обществе, и я всерьез намерен продолжать и углублять тему…

Онлайн valius5

  • Глобальный модератор
  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 27470
  • Пол: Мужской
  • Осторожно! ПенЬсионЭр на Перекрёстке!!!
Re: Крупник Эмиль
« Ответ #1 : 10 Июнь 2020, 16:09:44 »
Занесено в каталог.

 

Яндекс.Метрика