29/03/24 - 16:52 pm


Автор Тема: Всемирная история поножовщины: народные дуэли на ножах в XVІІ-ХХ вв.Ч-25  (Прочитано 567 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн valius5

  • Глобальный модератор
  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 27470
  • Пол: Мужской
  • Осторожно! ПенЬсионЭр на Перекрёстке!!!
Независимо от размера или назначения, ножи в первую очередь были не оружием, а хозяйственно-бытовыми инструментами, а следовательно легитимными и легкодоступными. Ножи были настолько популярны, что использовались даже для самоубийств. Пока в Мехико-Сити не ворвалась мексиканская революция, использование в конфликтах пистолетов было крайне редким явлением. В 1903 году некий Фаустино Гарсиа напал с ножом на полицейского Карлоса Риваса. И несмотря на то, что Ривас получил несколько порезов лица, он использовал свой служебный пистолет лишь для того, чтобы колотить им Гарсиа как дубинкой, а стрелял исключительно в воздух, для вызова подмоги.

Ношение и использование ножей являлось в Мексике неотъемлемым элементом личной репутации. Некоторые забияки даже носили по два ножа. Франциско Герреро, прославленный насильник и убийца, известный как El Chalequero — «Швец», в момент ареста в 1881 году имел при себе нож и ножницы. Одной из своих жертв он сообщил, что никогда не выходит без оружия. Проститутка Мария Вилла показала на суде, что она всегда носила с собой складной нож, хотя и не умела им пользоваться. Некая Элпидия Н. делала из мужа посмешище, публично заявляя, что он «росо hombre» — «не мужик», так как «даже не носит нож». Ножи в мексиканской культуре являлись ключевыми объектами, символизирующими насилие. Например, осуждённая за убийство Мария Вилла, известная как La Chiquita — «Малышка», верила, что, если нож упал на пол, наверняка предстоит драка.

В Мексике использование ножа в драке ни для кого не являлось неожиданностью или подлостью. Не считалось это и какой-то уникальной традицией преступного мира — нож был традиционным и совершенно легитимным способом защиты личной чести и репутации внутри сообщества. В августе 1898 года именно таким «законным» способом решили защитить честь и достоинство «компадрес» из местечка Кампо Флорида. Согласно «Mexican Herald», двое старых друзей — Франциско Айспурос и Энрике Арана — вследствие интриг их приятелей серьёзно поссорились. Конфликт тянулся месяц. В конце концов они встретились и после взаимных оскорблений решили покончить с разногласиями в поединке на ножах. Условия этой дуэли были крайне просты: никто из участников не имел права покинуть «поле чести», пока один из них не будет убит.

В условленное время оба дуэлянта прибыли на место поединка. Уже вскоре после начала схватки Арана получил удар ножом в левую часть груди и упал в предсмертной агонии. Айспурос попытался скрыться, но был схвачен жандармом номер 1180 по имени Рейес Трухильо, узнавшим о случившемся от одного из очевидцев дуэли. Айспурос был взят под стражу, доставлен в полицейский участок, а Арану перевезли на носилках в больницу Хуарес. Осмотрев его, врачи пришли к выводу, что полученные ранения несовместимы с жизнью.

Далеко не всегда поводы для вызова на дуэль были такими романтическими, как соперничество в любви или задетая честь семьи. Нередко причиной конфликта служили самые заурядные оскорбления или ругательства, обычно классифицируемые исследователями культуры народных поединков как «дуэльные слова». Под этим термином понимался определённый набор слов и выражений, являвшийся частью дуэльного ритуала и элементом провокационного поведения, предшествовавшего вызову на поединок. Как правило, брошенные в ссоре «дуэльные слова» становились точкой невозврата. Самыми распространёнными оскорблениями были «puta», «cornudo», «alcahuete», «са-bron» — «шлюха», «рогоносец», «сводник», «козёл». У мексиканцев неиндейского происхождения встречались такие традиционные испанские оскорбления, как «регго» — «пёс» и «borracho» — «пьяница». Популярной была также фраза, и сегодня считающаяся культовой у гопников всего постсоветского пространства: «Рог que venis a mi barrio?» — «Ты чего припёрся в мой район?».

Использовались оскорбления с гомосексуальным подтекстом, например, «joto» — «женоподобный». В ходу были «pendejo» — «придурок», «hijo de puta» — «сын шлюхи», «carajo» — «член». Типично испанское оскорбление «hijo de puta» широко использовалось крестьянами Центральной Мексики. А вот популярное в сегодняшней Мексике ругательство «hijo de la chingada» — «сукин сын» не встречается в источниках колониального периода. Тридцать пять из восьмидесяти существовавших оскорблений несли сильную мачистскую окраску: «Если ты мужик, выходи и сражайся», «Остановись, если ты мужик», «Ты не мужик», «Здесь собрались одни овцы, и я собираюсь их всех отлупить», «Вы — стадо придурков», «Здесь только я мужик» или наиболее частое: «Теперь мы увидим, кто здесь настоящий мужик». Один индеец как-то заявил: «Soy mucho hombre» («Я настоящий мужик»). В Центральной Мексике использовали традиционные испанские оскорбления «регго», «hijo de puta», «borracho», «pu-егсо» — «боров», «mierda» — «дерьмо», а также выпады в отношении цвета кожи: «negro», «mulato». В ходу были такие оскорбления, как «сплетник», «вор», «насильник», и богохульства, например, «Ave Maria Diablos».

А иногда причиной дуэли становились уж совершенно ничтожные и абсурдные поводы, как, например в инциденте, свидетелем которому в 1849 году стал офицер флота США Генри Вайс. Некий леперо — мексиканский собрат римских лаццароне — случайно уронил на землю только что купленную плитку шоколада. Другой леперо, оказавшийся рядом, видимо, счёл шоколад своей законной добычей, поднял его и откусил большой кусок. Законный владелец лакомства тут же взмахнул тяжёлыми стальными шпорами, которые держал в руке, целясь в голову наглеца. В следующее мгновение оба выхватили ножи и намотали на левые руки накидки-серапе. Вайс заметил, что клинки их ножей были неодинаковы — у одного около 20 сантиметров в длину, у другого короче 10. Оба леперо производили впечатление искусных бойцов. Минуту или две они следили друг за другом, как готовые к броску дикие кошки, осторожно двигаясь то в одну, то в другую сторону, отвлекая внимание ложными выпадами защищённой руки или топнув ногой. Неожиданно оба сделали несколько молниеносных выпадов. На шее владельца шоколада появилась длинная рана, а его противник, получив удар коротким ножом, рухнул на землю. Когда всё закончилось, Вайс подошёл к убитому взглянуть на причину его смерти и обнаружил две раны от ножа в области сердца. Никто из присутствующих даже не попытался задержать убийцу, и вскоре он спокойно покинул место драмь.

Арсенал мексиканских бретёров отличался большим разнообразием. Так, например, нередко в руках дуэлянтов можно было увидеть популярные в Мексике ножи, известные как «хвост скорпиона», которые иногда ещё называют «мексиканские боуи». Это оружие имело слегка изогнутый клинок типа «lengua de vaca» — коровий язык, со «щучкой» на обухе, иногда начинавшейся от середины клинка, развитое перекрестье и конические так называемые «напильниковые» рукоятки. Лезвия часто украшались патриотическими девизами в стиле «Да здравствует Мексика» или стилизованными изображениями мексиканского гербового орла. Кроме «хвостов скорпиона» у мексиканских задир пользовались успехом большие складные садовые ножи с серпообразным клинком и традиционным для навах храповым фиксатором, называемые в Мексике «сака трипас», что можно перевести как «кишкодёр» или «потрошитель».


Рис. 20. На этой карикатуре кандидат в президенты от демократической партии Джеймс Полк держит в руке классический бельдюк. Нью Йорк, 1884 г.

Не менее популярны были классические испанские навахи и кинжалы производства Толедо, Альбасете и местных фабрик, или большие собратья аргентинских факонов, ножи бельдюк. По обе стороны границы также были в ходу наводящие ужас «арканзасские зубочистки», представлявшие собой большие обоюдоострые кинжалы с массивным перекрестьем, и, разумеется, самое массовое холодное оружие обеих Америк, легендарный нож боуи. Как я уже упоминал, боуи не являлся каким-либо определённым типом оружия, отличающегося характерными, специфическими и только ему присущими конструктивными особенностями или уникальным дизайном. Это был общий термин, использовавшийся с момента дуэли Джима Боуи для классификации практически всех больших ножей, имевших хождение на рынке США.

Хотя в европейском оружиеведении принято считать, что каноническим для боуи дизайном являются «скимитарный» клинок с выемкой на обухе, большое перекрестье и рукоятка, стилизованная в форме «гробика», но у брендинга и мифотворчества свои суровые законы. В музее Нового Орлеана хранится аутентичный нож боуи, который в феврале 1829 года Джеймс Боуи подарил своему близкому другу, известному актёру Эдвину Форесту. Это простой и лаконичный, типично европейский нож длиной 43 сантиметра, с деревянной рукояткой на заклёпках, ровным обухом без выемки, в оправленных в серебро ножнах. Больше всего он напоминает самый заурядный большой «кухонник» и не имеет абсолютно ничего общего с канонической «американской легендой». Многие исследователи ножей боуи и биографы Джеймса сходятся во мнении, что именно такой нож полковник Боуи использовал в конфликте у Миссисипи, который лёг в основу этого мифа. Об этом пишет и известный коллекционер ножей боуи Эдмондсон: «Оригинальный нож боуи выглядел как мясницкий нож, без каких-либо серебряных украшений. И участники драки, и свидетели в письмах и интервью описывали «большой мясницкий нож», что и положило начало легенде».

В 1828 году, через пару месяцев после судьбоносной дуэли на песчаной отмели, Джеймс Боуи совершил поездку на восток. В Филадельфии он поручил свой нож заботам оружейного мастера Генри Шифли, основателя известного в городе семейного предприятия, производившего хирургические инструменты. Брат Джима Резин также заказал себе нож, повторявший форму прототипа и оправленный в серебро. Резин носил этот нож несколько лет, и его инициалы Р. П. Б. были выгравированы на поммеле. В 1831 году он отдал этот нож своему приятелю Джесси Перкинсу из Джексона, штат Миссисипи. Резин Боуи купался в лучах славы, окружавших его брата Джеймса и его нож. Он постоянно носил с собой несколько оправленных в серебро ножей, которые время от времени преподносил в качестве подарка влиятельным друзьям. Среди этих ножей было несколько экземпляров, изготовленных в 1830-х оружейником Даниэлем Сёлсом из Батон-Руж, штат Луизиана. Так, например, нож работы Сёлса Резин преподнёс некоему Генри Уокеру Фаулеру, драгунскому офицеру армии США, чьё имя было выгравировано на ножнах. Копию этого ножа сегодня можно увидеть в экспозиции мемориального музея Аламо.



Рис. 21. Нож боуи, 1830-е.

 

Рис. 22. Оправленный в серебро нож работы Дэниэла Сёлса, подаренный Резином Боуи драгунскому офицеру Г. У Фаулеру.

Как уже говорилось, ранние ножи боуи совершенно не походили на канонический образ этого оружия со «скимитарным» клинком — так называемым «клип-пойнт» — и большим перекрестьем для защиты руки. Первые образцы имели массивный клинок, формой повторяющий классический мясницкий нож — с прямым обухом и без крестовины. Длина клинка с односторонней заточкой колебалась от 8 до 12 дюймов, а деревянные накладки на рукояти были закреплены серебряными штифтами и шайбами. Ножи Сёлса, произведённые им в 1830-х, имели накладки из массивного эбонита и были украшены маленькими серебряными гвоздиками. В таком стиле украшалось большинство кустарных ножей боуи, и, кроме этого, кузнецы начали добавлять своим изделиям крестовины, предохранявшие руку от соскальзывания на лезвие. Со временем эти крестовины стали увеличивать, но хозяева ножей часто находили их топорными и обрезали. Особо популярной стала форма клинка со «щучкой» на обухе, известная в американской оружейной традиции как «клип-пойнт». Скошенный обух часто затачивали, чтобы им также можно было нанести серьёзные ранения. Вторым самым распространённым типом клинка боуи был «спеар-пойнт» — кинжалообразный нож с двусторонней заточкой. Боуи кустарной работы, как правило, были простыми, грубыми, с железными или латунными украшениями и рукояткой из твёрдого дерева, рога или кости.

Этот нож для жителей приграничья был и охотничьим оружием, и инструментом. С его помощью можно было Срубить деревце, выкопать яму и разделать крупную дичь. При осаде Бексара в 1835 году техасцы использовали свои ножи боуи и в качестве шанцевого инструмента для подкопов под стены, и как смертоносное оружие ближнего боя в рукопашных схватках с мексиканцами. Хотя этот большой нож не был предназначен и сбалансирован для метания, но на журнальной иллюстрации от 31 августа 1861 года мы можем увидеть солдат Конфедерации, тренирующихся в метании ножей боуи.

С приходом моды на боуи южане заменили этими ножами свои традиционные шпаги-трости и занялись поисками искусных оружейников, способных изготавливать качественные клинки. Большинство оружейников в крупных городах, как, например, тот же Шифли, специализировались на изготовлении хирургического и стоматологического инструмента. Многие из них клеймили свои работы. Питер Роус и Джон Д. Шевалье были известны в Нью-Йорке, Инглиш и Хубер, Кларенбах и Хердер — в Филадельфии, Рейнхарт — в Балтиморе, Томас Лэмб — в Вашингтоне, Дюфильо — в Новом Орлеане, Альфред Хантер — в Ньюарке, Маркс и Рииз — в Цинциннати, Даниел Сёлс — в Батон-Руж и Рииз Фитцпатрик — в Натчесе.

Английские оружейники из Шеффилда и Бирмингема, доминировавшие на американском ножевом рынке с колониальных времён, чутко реагировали на любые рыночные изменения и мгновенно воспользовались повальной модой на ножи боуи. В своих маркетинговых кампаниях англичане обыгрывали красочные газетные репортажи об убийствах и увечьях с использованием этого оружия. Хотя ручеёк ножей боуи начала 1830-х перед Гражданской войной превратился в поток, коллекционеры отмечают, что только один из десяти этих ножей был произведён в Америке. Английские оружейники находчиво использовали сюжеты гравировок на клинках, отвечавшие вкусу американцев и их патриотическому духу. Популярны были такие мотто, как «Американский нож боуи», «Нож техасского рейнджера», «Арканзасская зубочистка», «Защитник патриота», «Смерть аболиции», «Смерть предателям», «Американцы никогда не сдаются», «Бивачный нож Рио-Гранде», «Я настоящий потрошитель». Рукоятка и крестовина также несли на себе символику и слоганы с патриотическими мотивами.


Рис. 23. Солдаты Конфедерации тренируются в метании ножей боуи. Harper’s Weekly от 31 августа 1861 г.

Оружейники использовали в материале рукояток слоновую кость, перламутр, черепаховую кость, рог серого буйвола и индийского оленя, а также ценные породы дерева. Помели изготавливали из нейзильбера и придавали им форму конской головы, раковины или геометрических фигур. Большинство клинков несли клейма производителя. К началу войны с Мексикой в 1846 году нож боуи уже был самым популярным оружием в Техасе. Техасские рейнджеры под командованием Джека Хайеса и Бена Маккалока шли в бой с ножами боуи и драгунскими револьверами Кольта. Появились ножи со штампованной, травленной и гравированной символикой на тему Мексиканской войны. Любимым сюжетом стало изображение генерала Захарии Тейлора. Гравировки с его портретом подписывали: «Старый Зак», «Генерал Тейлор никогда не сдаётся», «Пало Альто» и «Буэна Виста». Поммель изготавливался в виде бюста Тейлора с патриотическим слоганом.


Рис. 24. Рядовой Томас Ф. Бэйтс из 6 Техасского пехотного полка с ножом боуи. Между 1861 и 1865 гг.

Рис. 25. Рядовой Дэйвид Колберт из 46 Вирджинского пехотного полка с ножом боуи. Между 1861 и 1865 гг.

Уже в 1830-х встревоженная общественность нескольких южных штатов потребовала законодательно ограничить неконтролируемое использование ножей — «закон ножа боуи». В январе 1838 года законодательное собрание Теннеси приняло «Закон о пресечении продажи и использования ножа боуи и «арканзасской зубочистки» в этом штате». Но несмотря на это, продажи ножей продолжали расти, достигнув пика после Гражданской войны. Во время войны топорные ремесленные версии боуи были популярны у солдат Конфедерации. Ножи конфедератов имели длинные и широкие клинки, напоминавшие артиллерийские тесаки, и на них редко ставились клейма. В первые месяцы войны конфедераты рассматривали боуи как необходимую часть снаряжения, но позже его заменили штыком. На эти солдатские ножи монтировались рукоятки из ореха или лиственницы, ставился кованый железный декор, и их носили в тяжёлых кожаных ножнах с устьем и оковкой из олова, железа или латуни. На клинках были процарапаны или вытравлены кислотой слоганы: «Солнечный Юг», «Защитник штата Конфедератов», «Смерть янки». В основном эти боуи конфедератов были грубыми и топорными, хотя некоторые кустарные изделия были изготовлены опытными оружейниками и демонстрируют высокий уровень мастерства.


Рис. 26. Солдат армии Конфедерации И. Ф. Пауэлл, с ножом боуи. Между 1861 и 1865 гг.

Рис. 27. Лейтенант Хайрам Л. Хендли из девятого кавалерийского батальона Теннесси. Между 1861 и 1865 гг.

Одним из самых популярных элементов украшения ножей боуи, несомненно, являлось изображение мифического персонажа американского Запада — полуконя, полукрокодила. Столкнувшись с этим символом впервые, я решил, что изображения крокодила на боуи связано с тем, что иногда большие ножи использовались в охоте на этих рептилий. Так, например, Бенедикт Ревойл писал в 1865 году, что подобное оружие применялся для охоты на аллигаторов у техасского озера Сабине. Некий охотник по имени Аллен, живший на реке Анголина, приезжал туда для ловли этих хищников каждый год с ноября по апрель. Охотника всегда сопровождал компаньон из племени болаксис по имени Джим. Джим был более удачливым охотником, чем его хозяин, так как для того, чтобы поймать лучшего аллигатора, ему было достаточно лассо и ножа боуи. Увидев аллигатора, он осторожно подползал, накидывал на него лассо, после чего добивал большим ножом.

Но, как оказалось, происхождение этого образа связано не с конями и не с крокодилами, а с Миссисипи и жившими на ней людьми. Ещё в 1808 году Кристиан Шульц, Томас Боллинг Робертсон и другие путешественники использовали это выражение как метафору для описания характера жителей низовьев Миссисипи. В вышедших около 1820 года «Кентуккийских охотниках» песенник Сэмюэль Вудворт описал западного ополченца Андрю Джексона, участвовавшего в битве при Новом Орлеане, фразой: «Каждый из них был полуконём, полуаллигатором». Вскоре газетные юмористы перенесли образ Коня-Аллигатора в фольклорные байки о Дэвиде Крокете и в другие эпические сказания о Диком Западе, известные как «Кентуккийские истории». Эти персонажи были пьяницами, стрелками, грубиянами, свирепыми бойцами и плевали на законы, но при всём этом каким-то загадочным способом оставались неотразимыми и романтичными.

Правда, плевать на законы им удавалось лишь до определённого момента, так как длинная рука Фемиды дотянулась и до этих диких мест с их вендеттами, дуэлями и круговой порукой. Хотя у калифорнийских пастухов — вакерос с картин Джеймса Уокера за голенищем сапога всё ещё торчат рукоятки верных ножей бельдюк, но уже 1 января 1804 года в Калифорнии был принят закон, запрещавший ношение этих ножей в подручных местах — то есть в сапоге и за поясом. Пример Калифорнии, очевидно, вдохновил законодателей других штатов, и запретительные законы посыпались как из рога изобилия.


Рис. 28. Нож боуи конфедератов. Из коллекции Джона Д. Хаммера (© Harold L. Peterson).


Рис. 29. Охота на крокодила с ножом.

Следующим на очереди оказался штат Кентукки, который 3 февраля 1813 года утвердил «Постановление о предотвращении ношения скрытого оружия гражданами этого штата, за исключением некоторых случаев», гласившее, что любое лицо в этом штате, которое в дальнейшем будет носить карманный пистолет, кинжал, большой нож или шпагу-трость в качестве скрытого оружия, при этом не путешествуя и не находясь в поездке, будет оштрафовано на любую сумму, но не более 100 долларов. Сумма эта могла быть взыскана любым судом, обладавшим юрисдикцией на взыскание такой суммы, иском о взыскании долга или по заключениию коллегии присяжных — и прокурор в таком заявлении не требовался. Одна половина этого штрафа поступала осведомителю, а вторая шла на нужды штата.

Следующей обуздать своих воинственных сограждан решила Индиана. 14 января 1820 года этот штат издал «Постановление о запрете ношения скрытого оружия», из которого следовало, что любое лицо, носящее кинжал, пистолет, трость-шпагу или другое незаконное скрытое оружие, считалось виновным в совершении правонарушения и, будучи признано таковым, наказывалось штрафом на любую сумму, но не превышающую 100 долларов. Штраф поступал на нужды школ графства. Очевидно, законники Индианы сочли, что этого недостаточно, так как в 1831 году добавили к вышесказанному, что каждое лицо, не являющееся путешественником, которое будет носить или перевозить любой кинжал, пистолет, трость-шпагу или любое другое опасное оружие скрытого ношения, освобождается после признания вины и штрафуется на сумму, не превышающую 100 долларов.

В 1837 году драконовским законом против ножей боуи разродилась Алабама, постановившая, что если любое лицо, носящее нож или оружие, известное как нож боуи, «арканзасская зубочистка», или любой другой нож или оружие, своим внешним видом, формой или размером подобные ножу боуи или «арканзасской зубочистке», во внезапной стычке порежет или ударит кого-либо таким ножом, в результате чего кто-либо умрёт, то это будет признано убийством, и преступник понесёт такое же наказание, как за умышленное убийство.


Рис. 30. Текст песни «Кентукийские охотники, или Полуконь, Полуаллигатор». Написана в 1821 г.

В том же 1837 году решила навести порядок и соседняя Джорджия, выпустившая «Постановление о защите и охране граждан этого штата от недопустимого и слишком распространённого применения смертоносного оружия». Постановление гласило, что за ношение ножей боуи, кинжалов и «арканзасских зубочисток» нарушитель закона может быть наказан штрафом в размере не менее 200 долларов, но не более 500, или же назначается наказание в виде тюремного заключения на срок не менее 3 месяцев, но не более 6. Того, кто выхватил или пытался выхватить нож боуи, «арканзасскую зубочистку» с целью ударить или порезать другое лицо, признавали виновным в тяжком преступлении и приговаривали к заключению в тюрьме или исправительном заведении штата на срок не менее 3 лет, но не более 5. Лицо, носившее нож боуи, «арканзасскую зубочистку» или любой другой нож или оружие подобного вида, формы и размера, которое в драке порезало или ударило ножом другое лицо, признавали виновным в совершении тяжкого преступления и приговаривали к заключению в тюрьме или исправительном заведении штата на срок не менее 3 и не более 15 лет.

Через год, в 1838 году, даже дикий Арканзас попытался приструнить своих десперадо, сообщив, что любое лицо, не находящееся в поездке и носящее такое скрытое оружие, как пистолет, кинжал, мясницкий или любой другой большой нож, признаётся виновным в совершении правонарушения и подвергается штрафу на любую сумму, но не менее 25 и не более 100 долларов. Одна половина этой суммы поступала в казну графства, вторую получал осведомитель. Также виновный мог быть приговорён к лишению свободы на срок не менее 1, но не более 6 месяцев. В этом же году к «Аркансо» присоединилась и Вирджиния со своим «Постановлением о предотвращении ношения скрытого оружия» от 2 февраля 1838 года, гласившим, что любое лицо, хранящее или носящее с собой любой пистолет, нож боуи, кинжал или другой вид скрытого оружия, использование которого может привести к смерти другого лица, будет осуждено и приговорено к штрафу на сумму не менее 50, но не более 500 долларов, или к заключению в общей тюрьме на срок не менее 1, но не более 6 месяцев.


Рис. 31. Нож в сапоге (фрагмент). Жан Батист Дебре (1768–1848).


Рис. 32. Нож в сапоге (фрагмент). Жан Батист Дебре, 1834–1839 гг.

Но вскоре алабамские законодатели выяснили, что меры, предпринятые ими против боуи в 1837 году, недостаточны, и в 1839 году внесли поправку в этот закон. Из расширенной редакции «Постановления о пресечении порочной практики скрытого ношения оружия» следовало, что если какое-либо лицо будет скрытно носить любые виды огнестрельного оружия, ножи боуи, «арканзасские зубочистки», любые другие ножи, кинжалы и другое смертоносное оружие, то оно будет признано виновным в правонарушении, и любой суд, имеющий достаточную юрисдикцию, наложит на него штраф в размере не менее 50 и не более 500 долларов, что будет решаться присяжными при рассмотрении дела. А также виновного приговаривали к тюремному заключению на срок, не превышающий 3 месяца, что оставляли на усмотрение суда.

И тем не менее, несмотря на кары небесные в виде высоких штрафов и тюремных сроков, эффективность этих законов оставалась удручающе низкой. И, как и во многих других странах, объяснялось это крайне банальной и старой как мир причиной — нежеланием или неспособностью исполнительной власти обеспечить соблюдение законов. Ричард Хоптон писал, что к середине столетия многие, если не большинство американских штатов, провели через законодательные органы юридические постановления, приравнивающие дуэльную практику к криминальным деяниям. Сложность же заключалась в отсутствии достаточных для достижения результата усилий в проведении теории в жизнь. Проблема эта отравляла существование королям и правительствам по всей Европе начиная с XVI века. «В данном случае» — писал Хоптон — «мы имеем дело с прецедентом, когда о неё же споткнулась республиканская Америка, тоже бессильная до поры до времени в своих попытках искоренить дуэли».

Некоторые авторы отмечали, что судьи в большинстве своём демонстрировали нежелание поддерживать законы, которые, как они считали, могли серьёзным образом нарушить личную свободу джентльмена. Вероятно, первым прецедентом, когда участник дуэли на ножах предстал перед судом и был приговорён к реальному тюремному сроку, можно считать нашумевший поединок Хуана Пагеса и Педро Тастра, проходивший в Новом Орлеане в 1852 году. Историк дуэлей Лоренцо Сабин писал об этой схватке: «Это был поединок, или скорее гладиаторский бой, в самой варварской форме. На дуэли присутствовало несколько человек, которые не предприняли ни малейшей попытки остановить этот кошмар».

Согласно судебным материалам, участники драки, являвшиеся поставщиками одного из рыбных рынков Сан-Франциско, поссорились при решении каких-то торговых вопросов. Ближе к вечеру, обменявшись формальными вызовами, они отправились на берег озера Пончартрейн, чтобы покончить со всеми разногласиями в дуэли на ножах. Ещё перед началом боя Тастра заявил, что нож его противника лучше, и Пагес немедленно согласился поменяться с ним оружием. В результате обмена Пагесу достался складной нож с длинным клинком, а Тастре — тяжёлый боуи с фальшлезвием, В ходе боя оба дуэлянта получили множество ранений. После удара, пробившего ему лёгкое, Тастра схватился за пистолет, но был уже слишком обессилен, чтобы выстрелить, и вскоре, весь покрытый ранами и с перебитой сонной артерией, он упал и больше уже не поднялся. Пагес был арестован и обвинён в непредумышленном убийстве, но присяжные рекомендовали применить к нему губернаторское помилование.

«New Orleans Delta», комментируя дуэль, заметила, что это был первый случай за всю историю штата, когда в подобном деле было предъявлено обвинение. В течение долгого времени общественное мнение оправдывало дуэли как способ решения личных проблем. Несколько раз предпринимались попытки призвать к ответственности участников дуэлей — и самих главных виновников, и их секундантов, но они ни к чему не приводили. Дуэль, в которой участвовал Пагес, была охарактеризована как беспрецедентный случай благородства и порядочности. Бой проходил на ножах, оба участника были одинаково развиты физически, а когда одного из дуэлянтов не устроил нож другого, тот не колеблясь согласился обменяться ножами и убил своего противника его же оружием. Но несмотря на все эти факты и доводы защиты, Пагес был признан виновным.

«Это обвинение, отражающее высокое доверие генеральному прокурору Морсу и районному прокурору Таппану, открывает новую эру в настроениях и обычаях нашего народа. Отныне в дополнение к поражению в гражданских правах лица, которые собираются решать личные проблемы на дуэли, будут подвергаться судебному преследованию и приговариваться к тюремным срокам», — триумфально заметила «New Orleans Delta».

2 февраля 1855 года и в «Нью-Йорк таймс» вышла статья, посвящённая этой дуэли и выражающая удовлетворение созданием подобного прецедента: «Это первый случай в истории Луизианы, когда имело место обвинение за участие в дуэли. Мы приветствуем этот вердикт как важный юридический прецедент, а также как свидетельство здорового государства и здорового общественного мнения».

Странно только, что газета в качестве пострадавшего вместо Педро Тастры упоминает некоего Хуана Пастера. Конечно, можно предположить, что это была новая жертва благополучно амнистированного губернатором Пагеса, но, учитывая, что больше нигде, кроме этой заметки, каких-либо упоминаний о Пастере мне найти не удалось, скорее всего в материал «Нью-Йорк таймс» вкралась опечатка.

Но не всегда в этих поединках лилась кровь и оставались лежать бездыханные тела. Так, мне посчастливилось найти репортаж со спортивного чемпионата по бою на ножах, состоявшегося в Нью-Йорке зимой 1885 года, доказывающий, что всё новое — это хорошо забытое старое. Полагаю, что описание деталей чемпионата почти полуторавековой давности могло бы быть интересно поклонникам этого вида спорта, поэтому приведу эту любопытную заметку полностью.

Итак, в феврале 1885-го до сведения спортивного сообщества Нью-Йорка была доведена новость о том, что в Кларендон-Холл, на Восточной Тринадцатой улице, было решено провести соревнования по ножевым спаррингам. Были заявлены два участника: чемпион Европы капитан Карл Энгельбрехт из Дании и чемпион Сицилии Марк Сан-Антониус. Оба мужчины были широко известны как эксперты в этом виде фехтования. Энгельбрехт выиграл 14 поединков с чемпионами Европы, а его оппонент считался почти непобедимым, выиграв все поединки в многочисленных соревнованиях на Сицилии и на Сардинии, где спарринги на ножах были крайне популярны.

В зале, где организаторы установили помост, собралось около 300–400 зрителей. Энгельбрехт был сухощав, поджар и производил впечатление тренированного спортсмена. Его противник был тяжелее и явно сильнее. Лицо Сан-Антониуса украшала пышная тёмная борода, а блестящие глаза выдавали в нём типичного итальянца. Энгельбрехт был блондином и старшим из двоих. Оба были одеты в стандартные фехтовальные костюмы с той лишь разницей, что у сицилийца была синяя куртка, а у датчанина белая. Их нагрудники были массивней, чем обычно используемые фехтовальщиками, и кроме этого, для отражения ударов бойцы держали в руках небольшие кулачные щиты типа баклера размером с тарелку. На левой стороне груди у каждого был прикреплён маленький эластичный мешочек, наполненный краской индиго. По договорённости бой длился пять раундов. Схватка проходила по сицилийским правилам, которые выглядели следующим образом:

— нож использовался только для уколов, а не для порезов;

— целью являлся мешочек, расположенный на груди участников у сердца, и каждый его прокол давал одно очко;

— раунд шёл 5 минут или заканчивался с заработанным очком;

— победителем становился боец, набравший больше очков;

— укол не засчитывался, если кто-то из участников дотронулся до земли коленом, рукой или же уронил нож;

— очко, полученное во время клинча и борьбы, считалось фолом и приносило победу противнику.

Ножи участников напоминали мясницкие, только с кинжальными рукоятками. Острия ножей были закрыты замшей, туго сшитой в шар, размером со стеклянный шарик для детской игры в марбл. Рефери «Нед» Маллахен подал сигнал к началу соревнований около 9 часов. Противники обменивались диагональными, восходящими и нисходящими ударами, но никому не удалось задеть мешочек с синим наполнителем. Оба работали с огоньком. Шум лезвий, ударявшихся о латунные щиты, был слышен по всему залу, и зрители, затаив дыхание, ожидали появления струи «крови» из маленьких мешочков у сердца спортсменов, но их ожидания не сбывались. Дуэлянты совершали опасные выпады в область сердца, но их искусное владение щитами защищал о желанную цель от сверкающих лезвий.

Пару раз датчанин коснулся нагрудника чернобородого сицилийца в нескольких сантиметрах от мешочка. Поскольку схватка затянулась, они утомились. Пот стекал по лицам, а их дыхание было слышно даже вдалеке от помоста. По сигналу рефери Маллахена они остановились. «Пять минут истекли, — сказал он, — а цель не повреждена». После пятиминутного отдыха участники надели маски и рукавицы и снова затанцевали по сцене. Энгельбрехт работал в обороне, сериями нанося уколы в левую часть груди Сан-Антониуса. Время от времени последний отвечал своему более лёгкому противнику прекрасными атаками. Однако капитан был ловок, как кошка. Он мягко отшагнул в сторону, и два удара итальянца миновали цель. После двух минут спарринга они стали осторожней. Оба экономили силы и, казалось, выжидали. Каждый раз, когда Энгельбрехт пытался провести финт, Сан-Антониус отвечал. Сам он при этом не открывался, и к концу второго раунда оба мешочка всё ещё были не тронуты. Рефери подошёл к краю помоста и сообщил об этом факте. «Время вышло, — отметил он с сожалением, — а мешочки целы».

Третий раунд был копией первых двух, только на этот раз противники решили побороться. Начал датчанин, но когда он обнаружил, что оппонент физически сильнее его, то изменил тактику и отскочил от противника. Затем в пылу схватки Сан-Антониус уронил свой нож на середине ринга, и его соперник ждал, пока он снова вооружится, чтобы продолжить бой. Энгельбрехт также был один раз разоружён, и в этом случае благородство продемонстрировал итальянец. «Время снова вышло, — мрачно сообщил рефери после окончания третьего раунда, — и мешочки пока целы». В четвёртом раунде Энгельбрехт пытался «раздёргать» своего оппонента. Он танцевал вокруг него, совершая обманные движения. Через три минуты спарринга гибкий датчанин заставил сицилийца открыться и энергичным нисходящим уколом в левую часть груди наконец пробил мешочек у сердца Сан-Антониуса. Синяя краска вытекла, и грудь была измазана индиго. Капитан явно был доволен и ликующе повторял: «Вот так, вот так». «Наконец он пробил мешочек», — радостно сообщил рефери, и толпа одобрительно завопила. Капитан подошёл к краю сцены и отсалютовал зрителям ножом на военный манер.

Пятый раунд был очень интересен. Первое время капитан работал в обороне, пока итальянец использовал все свои возможности. Он резал, колол и рубил своего соперника. Тем не менее это не дало результата, и когда по истечении пяти минут мешочек Энгельбрехта оставался нетронутым, датчанин был объявлен победителем состязания.

12 апреля 1861 года с обстрела форта Самтере началась самая кровопролитная война в истории США. Гражданская война, также известная как Война Севера и Юга, бушевала с 1861 по 1865 год. В двух тысячах сражений погибло больше американцев, чем в любой из войн, в которых когда-либо принимали участие Соединённые Штаты Америки. Потери северян — войск Федерации — составили около 360 тысяч убитыми и умершими от ран и более 275 тысяч человек ранеными. Конфедераты же потеряли убитыми 258 тысяч, и около 137 тысяч человек ранеными. Учитывая, что на тот период население США составляло всего около 30 миллионов, потери были просто огромными.

No comments for this topic.
 

Яндекс.Метрика