В принципе, осужденному запрещено иметь в личном пользовании все. Ну, кроме робы повседневной и рабочей. Можно еще пользоваться парой комплектов нижнего белья темного цвета, кирзовыми сапогами или ботинками, темным спортивным костюмом х/б и кедами, десятью книгами или журналами, продуктами, не требующими тепловой обработки. Мыло, туалетную бумагу, станки для бритья и постельное белье обязано выдавать государство, хотя обычно не выдает.
Кому что положено
Как видите, просто нищенский минимум разрешенного. Только вот что странно - у каждого осужденного в баульной и под шконкой хранятся здоровые сумки, набитые всяким добром. Есть, конечно, строгорежимные зоны, про них говорить сейчас не будем. Возьмем усредненный вариант исправительной колонии.
Начнем с запрета, на который сотрудники обычно закрывают глаза. Это вольные шмотки. Отбывая не один срок, я сменил много колоний и везде имел гардероб, неотличимый оттого, каким пользовался на свободе. Это потому, что родственники передавали мне все вещи, которые я просил. Привозили на свидания, присылали в посылках. Иногда, чтобы мне не договариваться с начальством, родные сами подписывали разрешение на запрещенный прикид.
Например, я только что приехал в зону. Уже похолодало, но на склад еще не завезли ватники. Моя мама и девушка тут же примчались на свидание и первым делом посетили начальника колонии. Женщины прямо заявили «хозяину», что он такой чудный мужчина и пока не подпишет разрешение, его кабинет они не покинут. Так как мама и девушка люди бедные, сами ватник купить и передать мне они не могут, он целых триста рублей стоит! Потому просят официально сдать с передачей мою дубленку (я ее за две тысячи долларов купил, когда доллар еще не упал в цене), свитер, брюки, ботинки (все кутюрное), и так по мелочи. Не знаю, почему начальник сразу подписал им разрешение - оттого, что привык уступать дамам, или оттого, что я грамотно жалобы умею писать. Только я единственный в колонии носил кожаную куртку на меху.
Постепенно почти все арестанты перешли на вольные вещи. Такое происходило во всех колониях, куда я прибывал. Только не надо думать, что сотрудники разрешают зекам нарушать форму одежды из-за доброты или нерадивости. На самом деле вертухаям даже выгодно, когда осужденные привыкают к хорошей жизни. Зайдешь в отряд блатных, все в классных прикидах, мебель сделана на заказ у искусных резчиков, кругом аквариумы, персидские коты и ковры, дорогие телевизоры и магнитофоны, холодильники. Вор в законе вообще вопреки понятиям не в общей спальной секции живет, а в отдельное помещение поселился, как дневальный. У вора сделан супер ремонт, кругом роскошь.
«Смотрящий» за ближайшим областным центром лично заботится, чтобы у этого жулика было все, что он пожелает. Такая забота не из уважения, а из страха. Прежнего «смотрящего» вор сместил за то, что тот посмел намекнуть урке, что он слишком шикует. Это когда вор заказал себе за счет «общака» самый дорогой и навороченный кондиционер в комнату. Жулик нашел у «смотрящего» кучу «косяков», и «смотрилу» просто обьявили «негодяем», лишив его здоровья, имущества и хлебного места.
Воспитание шмоном
Так вот и живут зеки в роскоши, привыкают к ней. Начальник все это терпит до тех пор, пока в колонии угодная ему дисциплина. Потому что чем богаче зеки, тем круче соблюдаются понятия.
Например, осужденный не имеет права поднять руку на другого осужденного. Все споры положено решать через «смотрящих». Все помнят, как один ухарь подрезал другого. Начальнику такое ЧП не нужно. Отписывайся потом перед прокурором, подарки ему дари. Не получится замять - выговор или служебное соответствие. Чтобы зекам неповадно было больше резать друг друга, начальник загнал в зону трактор, ввел роту охраны и спецназ. Никого из осужденных пальцем не тронули - зачем администрации учреждения беспредел и объяснения с правозащитниками.
Всех арестантов наказали по закону. Провели массовый обыск, изъяли абсолютно все вольные шмотки, покрывала, мебель, бытовую технику, продукты, требующие тепловой обработки. Заключенных переодели в положняковые робы. В спальные секции поставили одну тумбочку на двоих. Все, жизнь сразу стала, как в гробу - голые стены и кирзовые сапоги.
Ох, как все блатные разозлились на нарушившего понятия. Как водится, провели всеобщие «сходняки», указали народу на недопустимость нарушения неписаных правил. Чтобы другим неповадно было, объявили взявшего в руки нож беспредельной мордой, махновцем и до кучи поставили на нем крест. То есть объявили его вне закона среди зеков. На этапе, в камере, в зоне его первым делом полагается покалечить или вообще убить. Воры за такое не только не спросят, но наоборот, они на это дают добро.
Начальник остался доволен такой постановой. Постепенно осужденные вновь обросли шмотками и прочим ценным скарбом. Пусть жируют, зато все под контролем. Недаром раньше ворам и блатным запрещалось иметь любую собственность. Преступный мир победила жадность и склонность к наживе.
Дурь - оптом и в розницу
Это что касается полулегальных запрещенных предметов. Но в неволе хватает и откровенно криминальных прибамбасов, за которые и на воле грозит статья. Взять те же наркотики. К ним зоновское начальство относится неоднозначно. Например, анашу вертухаи не считают особо вредной травой. Если ее изымают опера, то дело не заводят. Зеку выписывают суток пятнадцать ШИЗО - «за нарушение формы одежды». Коноплю сами «кумовья» скурят или поощрят ею особо ценных стукачей из братвы, чтобы те угостили интересующего оперов блатного и блатной разговорился курнув.
Это, опять же, в среднем. Есть зоны, куда наркоту заносят сами офицеры. Их доверенные люди торгуют анашой и героином прямо в бараке. Здесь администрации исправительного учреждения двойная выгода.
Хотя бы мою последнюю зону вспомнить. Все «смотрящие» плотно сидели на героине. Начальство в этой зоне наркотой не торговало. Оно воровало госсредства, выделяемые на питание, заключенных, ремонт помещений, медицину и прочее. Но опера отлично знали, как героин поступает в зону. Только они специально не пресекали наркотрафик. Зато все «смотрящие» беспрекословно выполняли приказы начальника.
Допустим, для профилактики начальник сажает ненадолго блатных в камеру. Когда у них начинаются ломки, отпускает, но перед этим дает поручения. Написал, к примеру, осужденный жалобу на то, что в столовой плохо кормят. «Смотрящий» за зоной в ШИЗО отправился - за то, что спал днем. Когда его перекорежило, начальник отпустил «смотрилу». Жалобщика подтянули к блатным, обвинили в том, что он наносит вред общему движению.
Тут и объяснять ничего не надо. Формулировка универсальная. Непосвященному про общее движение знать не положено, он должен просто слепо верить, что наносит ему вред. А раз так, то жалобщика сильно избили. Этого показалось мало. Ему еще скормили пять буханок хлеба, после чего велели идти в штаб и забрать свою жалобу. Потом скормили ему и эту бумагу. За то, что не быстро жевал, снова избили. Больше никто жалоб через спецчасть не писал.
Осужденные стали звонить родственникам по нелегальным сотовым телефонам и рассказывать, что в столовой кормят тухлой квашеной капустой, залитой кипятком. Хлеба не дают по неделе, вода в зону не поступает вообще - ее можно набрать на одной колонке, но она там еле течет.
Родственники стали писать жалобы сами. «Смотрящего» снова посадили в камеру ШИЗО и лишили привычной дозы. Он чуть не сдох. Начальник объяснил, чего он хочет, и отпустил злого «смотрилу» в зону. Тот первым делом ширнулся героином. После того как ему полегчало, «смотрящий» связался с вором. Юный, первый раз судимый кавказец как раз сидел на пересыльном пункте, расположенном в нашей колонии. Земляки его «короновали», несмотря на молодость, позорную статью и пристрастие к наркотикам.
«Смотрящий» объяснил вору, что не сможет загонять ему герыч, если не угодить начальнику. Вор объявил, что все осужденные обязаны отдать сотовые телефоны «смотрящим», потому как этими сотовыми пользуются некоторые стукачи и звонят в оперчасть. Бред полный потому как зона переполнена и оперу позвонить не получится никак. Народ не спешит сдавать телефоны. «Смотрящие» устраивали в бараках «мужиков» обыски и если находили «трубу», били ее владельца до увечий. «Myжикам» такая постанова не понравилась, и они подготовили бунт. Припасли арматурины, колы, ножи. «Смотрящим» и начальству стало известно о подготовке побоища. «Смотрила» попросил совета у юного вора. Вор объявил всех «мужиков» зоны непорядочными, так как они носят робу.
Тут уж даже начальство поняло, что ворик хватил лишку, так как робу раньше носили все, даже воры. Да и сейчас носят некоторые правильные жулики. Вора вывезли с пересылки, телефоны отнимать перестали, «мужики» успокоились. Наркоманы-«смотрящие» творили свои делишки. Потом «смотрящий» за зоной освободился. На его место выдвинулся чеченец, который на свободе торговал наркотой на улице, пряча героин в трусах. Он тоже угождал «хозяину». Но получив доступ к «общаковой» наркоте, не удержался и вколол себе слишком большую дозу. Вот и сдох от кайфа.
Хоть залейся…
Со спиртным в неволе тоже не все так просто. Существуют так называемые «пьяные» зоны. В них тяжело отбывать наказание и служить, хотя сами сотрудники носят спиртное на продажу и стараются контролировать оборот алкоголя.
В таких колониях есть свои правила. Например, инспектора отдела безопасности получают взятку тем же спиртным или деньгами. Они разрешают передать через комнату передач со свободы две большие сумки водки в стекле « Шестерки» спокойно доносят водку до отряда. Но ее нужно сразу хорошо спрятать, иначе при обыске или обходе другие инспектора пойло отшмонают. Завстоловой, из заключенных, набрал бойцов и продает спиртное осужденным. Но спирт кидают с воли другим зекам, самогон гонят на промзоне, там же используют клей БФ и пьют его выжимку. Особенно достают кидняки через забор. Завстоловой договаривается с начальником. В тех местах колонии, где обычно принимают перебросы с воли, сооружают высокие вышки. Там дежурят шныри завстоловой. На вышках есть телефоны, они подключены к телефону завстоловой. Если кто-то принимает спиртное с воли, шныри с вышек звонят завстоловой, и он высылает своих бойцов.
Бойцы смотрят, кто принимает переброс. Если приблатненные, то их не трогают. Если «мужики» - у них спиртное изымают и избивают простых зеков. Но за наличные это спиртное можно купить в столовой. Цены зашкаливают, зато запрет есть всегда. В принципе, непьющие - за. Да и пьющие зеки были даже довольны таким положением. Нал есть не у всех, значит, пили бы меньше. Когда много пьяных, кругом беспредел, скандалы, драки, поножовщина. Как следствие - закручивание режима.
«Вам не нужен пистолет?»
Теперь перейдем к оружию. Осужденным запрещается иметь любые колюще-режущие предметы. Даже ножницы положены одни на отряд и хранятся они у дневального. Дневальный их выдает под роспись и так же принимает. Это в теории, а на практике все по-другому.
Почти в каждой колонии есть промзона, ведутся ремонты, работают осужденные электрики, плотники, столяры, сапожники, сувенирщики. Это по минимуму. Значит, у таких осужденных есть отвертки, стамески, ножи, молотки, топоры, пилы. Это уже оружие.
Бывает, на зоне трудятся станочники и кузнецы. Они нелегально или по заказу начальника изготавливают ножи, сабли, мечи, пистолеты. Доходит до маразма. В 90-е годы в нашей зоне один осужденный застрелил другого из самодельного револьвера. После этого случая начальник закупил для инспекторов переносные металлоискатели и поставил их на выходе из промзоны, как в аэропорту.
Но при этом на промзоне продолжал трудиться и жить прямо в цехе слесарь-фрезеровщик, который точил револьверы на продажу. Их продавали по цене самодельных кроссовок, не очень дорого. Прямо в цехе висела доска, на которой пристреливали оружие. Порой эту доску забывали снимать днем или во время обхода комиссий. Хорошую финку или охотничий нож тоже мог купить любой желающий. Или можно было подобрать на свалке кусок стальной проволоки и заточить ее об асфальт - вот вам и пика для убийства.
Чтобы обуздать поножовщину, начальство практиковало следующий метод. Мокрушника сажали в камеру ШИЗО. Ночью к нему запускали приятелей убитого или подрезанного. Любителя холодного оружия больно били и обязательно насиловали. Странно, что при такой постанове поножовщины все равно случались. Может, зеки мечтали о пассивной гомосексуальной роли и не говорили это вслух?
Если так дела обстоят в зонах, что говорить про колонии-поселения. На поселухах разрешено многое. Поселенцы имеют право носить вольные вещи, иметь на руках деньги, с разрешения начальства ходить в магазины и жить с семьей на съемных квартирах. Но даже при таких послаблениях поселенцы все равно обзаводятся запрещенными предметами.
Про водку и наркотики упоминать глупо. У нас в поселке их продавала теща начальника. Прямо на дому и всем желающим. Намного интереснее было то, что некоторые поселенцы купили у местных ружья и нелегально ходили на охоту. Валили лосей, кабанов, медведей. Когда сотрудники натыкались в тайге на вооруженного осужденного, дело не заводили. По-тихому отнимали у зека ружье, а зек потом другое покупал.
У меня и приятеля на руках имелись паспорта. У приятеля настоящий общероссийский и заграничный. Просто они дома хранились и жена на свидание привезла. У меня был фальшивый паспорт. На свободе я имел выходы на тех, кто подделывает документы, вот и заказал, когда на поселке обжился. Бежать мы не собирались, просто ездили в соседние поселки к бабам. Населенные пункты на севере не то чтобы режимные. Но все чужаки на примете. Еще и поселенцев шатающихся ловят. А у нас ксива имелась, чтобы от ментов отмазаться.
Для того чтобы добираться до соседних поселков, мы с приятелем купили мотоцикл, что тоже строжайше запрещено. «Урал» мы хранили у местных бандитов - их сотрудники боялись. Лихие мужики не обирали торгашей. Они отслеживали учебные запуски с космодрома и добирались до упавших ракет быстрее, чем специальная группа. Ракету разбирали и сдавали в пункт приема цветного металла.
Вооружены эти бандюки были автоматами и имели разную технику. Вот и уступили нам по знакомству мотик. Предлагали нам и огнестрельное оружие, но мы не взяли - охотиться мы не собирались. Зачем тратить деньги на ствол?
Но особо тщательно поселенцы прятали не оружие и транспорт, а запрещенных женщин. В лесных хибарах зеков-лесорубов и каптерах цехов промзоны месяцами жили минетчицы. Если сотрудники их находили, то сдавали женщин в милицию. Но им там только небольшой штраф выписывали - за нахождение на режимной территории.
Начальник поступал жестче. Сажал давалок в свой «уазик» и вывозил километров за пятьдесят от поселка. Через пару часов девки возвращались. Их подвозили водители лесовозов или неженатые сотрудники - они тоже пользовались минетчицами. Начальника понять можно - он венерической заразы опасался - рабы не должны болеть и отвлекаться на баб.
Прятали минетчиц по-разному. Когда была смена инспекторов, которые не знают в лицо всех осужденных, женщин переодевали в мужские шмотки и они спокойно сидели в избушках. Других инспекторов подкупали. В некоторых избушках сооружали тайники в подвалах или чердаках. Летом строили тайные домики. Давалок никогда не обижали и платили им за услуги, иначе они больше не приедут.
Женщины ладно. У поселенцев находили приют дети-беспризорники. Пацаны пропадали у пьющих пап и мам и приходили подъедаться к зекам. Иногда оставались и жили у них месяцами. Беспризорники особо от сотрудников не прятались, лишь старались начальнику на глаза не попадаться. Но начальник знал про бродяжек и даже сочувствовал им. А что он мог сделать? Из детдома пацаны убегали. Один жил у родителей на чердаке. Когда не топили, то совсем замерзал. Вот и шел греться в избушки к зекам.
Так что, несмотря на запреты, осужденные имеют все - от наличных денег до оружия, от женщин легкого поведения до приблудных детенышей. Все это позволяет начальство, чтобы дисциплину поддерживать. Иначе никак - правозащитники и гуманисты достанут. От них один вред как вертухаям, так и заключенным, потому как правозащитники - за соблюдение законов. А законы у нас пока дурные и от жизни оторванные.
Андрей Суворин .
