Дом О'Лири на юге Холстед-стрит был одним из самых оборудованных игорных кабаков, какие когда-либо открывались в Чикаго. Здесь были не только все условия для игры в карты – для большего удобства игроков здесь были устроены еще боулинг, бильярд, турецкие бани и ресторан. Но центральное место отводилось, конечно, огромной комнате, где делали ставки, главному источнику дохода. Там стояли шикарные стулья и кушетки, слуги разносили напитки и таблицы с шансами и результатами всех скачек в Соединенных Штатах и Канаде. В этой комнате и за ее стенами Большой Джим О'Лири делал ставки не только на скачки, но и на все остальное – футбол, бейсбол, бокс, борьбу, выборы и даже на урожай и погоду; однажды он заключил пари, что в мае будет восемнадцать дождливых дней, и выиграл десять тысяч долларов. В 1911 году, когда он заговорил об уходе и пытался продать свой дом на Холстед-стрит округу Кук, чтобы в нем устроили станцию скорой помощи, то заявил журналистам, что не потратил и доллара на охрану.
– У меня могла быть любая защита, – говорил он, – но позвольте сказать вам кое-что. Охрана, которую вы покупаете за деньги, бесполезна. Человек, продающий себя, не стоит и десяти центов честного человека. Полиция продается, но она мне не нужна.
Большой Джим всегда хвастался, что его заведение с массивными дубовыми дверями, окованными железом, со свинцовыми пластинами в наружных стенах и внутренними стенами из дуба, покрытыми цинком, представляло собой «огне-, взрывоустойчивое здание». Этот дом выдержал несколько попыток поджога, взрывные устройства, разрывавшиеся возле него во время войны между владельцами игорных домов в 1907 году, не причинили ему вреда, но вот полиции с помощью топоров и кувалд, которыми они выламывали входную дверь, часто удавалось войти. Во время одного из таких рейдов полиция арестовала нескольких клиентов и букмекеров О'Лири, но обычно Большой Джим бывал готов к таким визитам. Однажды, когда отряд полицейских ворвался в дом, они увидели, что в комнате, где обычно делались ставки, нет ничего, кроме простого кухонного стола, за которым сидел старик, увлеченно читая молитвенник. В другой раз О'Лири заполнил внутренние стены красным перцем, и когда полицейские ударили топорами по цинку, то просто ослепли, впоследствии некоторым из них понадобилось лечение. В глаза трех из полицейских попало столько перца, что они не могли работать целую неделю.
Пока О'Лири и его синдикат укреплялись в южной части, другие группы устанавливали контроль над игорным бизнесом в других районах города. В западной части города руководили городской старейшина Джонни Роджерс, Патси Кинг и Джонни Газола. В районе Луп главными были Том Макгинис, Пэт и Джон О'Мэлли, а если верить «Криминальному обозрению Иллинойса» – городской старейшина Гинки Майк Кенна и Банщик Джон Кафлин. На севере правил Мон Теннес, владелец салуна и скаковых лошадей и, очевидно, торговец недвижимостью. Несколько лет помощником Тенниса был Раскаленная Плита Джимми Квин, получивший такое прозвище из-за своей любимой фразы: «Этот и раскаленную плиту украдет!» К 1910 году Джимми Раскаленная Плита в какой-то степени отошел от игорного бизнеса и, по сведениям Чикагской комиссии по гражданским делам, начал работать с Майком Кенной и Барни Гроганом вест-сайдским политиком, который продавал свое покровительство по цене от двадцати пяти долларов в месяц за игру в покер и до ста долларов за продажу ликера в борделях.
8
Теннес контролировал игорный бизнес в северной части с 1901 года, но широкую известность он получил в 1904 году, когда внезапно появился на сцене как владелец нескольких букмекерских контор и образовал альянс с западной группировкой, которой руководил Джонни Роджерс. В течение следующего года Теннес стал самым влиятельным человеком в игорном бизнесе на скачках, обладая монополией на новости со скачек – он снял телеграфную службу Пэйна в Цинциннати за триста долларов в день и транслировал новости владельцам букмекерских контор, каждый из которых платил ему от пятидесяти до ста долларов. К тому же они отдавали ему половину всей прибыли, из чего Теннес и оплачивал половину расходов. Таким образом Теннес стал своего рода диктатором всех игорных объединений в Чикаго, ведь они не могли функционировать без телеграфной связи, а ее мог обеспечить только он. Напуганные угрозой своего исчезновения, синдикаты деловой и южной частей города объявили войну, которая началась в июне 1907 года с нападения на Теннеса, когда тот гулял со своей женой. До начала октября взорвалось еще восемь бомб, три на территории собственности Теннеса, одна в доме О'Лири на Саут Халстед-стрит, одна в доме Джона Кондона и еще одна в подвале салуна Джона О'Мэлли. После взрыва шестой бомбы начальник полиции Джордж М. Шиппи заявил: «Такое впечатление, что в Чикаго идет война между владельцами игорных домов. Однако я настаиваю на том, что в Чикаго не существует игорного бизнеса, как такового».
Война продолжалась со случайными нападениями и взрывами до лета 1908 года, когда Теннес заключил мир с О'Лири и с главными членами синдиката деловой части города. Создали новую организацию, в которой Теннес был самой важной фигурой, и к 1909 году он стал абсолютным хозяином бизнеса вокруг скачек. Спустя два года, благодаря связям с полицией, которых ни у кого не было со времен Майка Макдональда, он уже мог диктовать свои правила другим группировкам этого бизнеса, контролировать рулетки, игроков в кости и карты, которые пооткрывали свои дома в Чикаго сразу же, как только Картера Харрисона-младшего выбрали мэром на пятый срок в 1911 году. К июню того же года только в деловом районе работало двадцать пять кабаков, а в августе их число выросло до пятидесяти; в отелях в центре города открыто играли в кости и в покер. Они платили Теннесу за покровительство следующие суммы:
Места, где делали ставки, – от сорока до пятидесяти процентов от выигрыша.
Рулетки – сорок процентов от выигрыша.
Игра фараон – пятьдесят процентов от выигрыша.
Кости – шестьдесят процентов от выигрыша.
Покер и другие игры – пятьдесят процентов от выручки.
Тем временем, в 1910 году, Теннес основал Бюро общих новостей в противовес телеграфной службе Пэйна и успешно вывел последнего из дела после ожесточенной борьбы, за которой последовали очень долгие, но бесполезные расследования, проводившиеся Комиссией по торговым отношениям между штатами и генеральной прокуратурой трех штатов.
Примерно в это же время Теннес взял игроков из деловой части города под свое крыло и стал главным дельцом тотализаторов скачек на всей территории Соединенных Штатов и Канады. В ряде городов он подкупил полицию и стал навязывать свои правила оружием и динамитом – в результате он получал прибыли по семь миллионов долларов в год. В Чикаго только одни букмекерские конторы платили по 3600 долларов в неделю за услуги его информационного бюро.
В течение следующих десяти или двенадцати лет Теннес постоянно фигурировал в ряде разбирательств в антиигорных кампаниях и однажды даже попал под суд. Но обвинение было отклонено из-за отсутствия доказательств. Не было ни одного обстоятельства, которое могло бы свергнуть Теннеса с трона, пока в 1923 году мэром Чикаго не стал Уильям И. Дивер. Начальником полиции мэр Дивер назначил капитана Моргана Коллинза, и менее чем через год Коллинз выдворил игорный бизнес из деловой части и закрыл двести букмекерских контор, которые приносили Теннесу прибыль в размере 364 тысяч долларов в год. К 1 января 1924 года игорный бизнес в Чикаго практически перестал существовать. В середине того же года Теннес объявил об уходе из бизнеса.
Теннес отошел от букмекерского бизнеса, но продолжал управлять Бюро общих новостей до 1927 года, т. е. до тех пор, пока не продал половину бизнеса Мо Анненбергу, издателю газет и журналов в Нью-Йорке и Филадельфии, владельцу издания «Скачки». В 1929 году Теннес продал сорок процентов дела Джеку Линчу, владельцу «Клуба спортсменов», а оставшиеся десять процентов отдал племянникам. Серия статей о карьере Анненберга, написанная Джоном Дж. Флином, появилась в «Кольерс уикли» в январе 1940 года.
9
В последнее десятилетие XIX и в первые шесть лет XX века игра полиси в Чикаго находилась под контролем игрока негритянского происхождения Машмаута Джонсона, который обладал политическим влиянием, потому что он мог предоставить голоса чернокожего населения; помимо полиси, он управлял также игрой в покер, кости и фараон в Плохих Землях и Маленьком Шайенне, где игроков было не так много, чтобы заинтересовать большие синдикаты. В этот период Джонсон был босом игорного бизнеса и в китайском квартале, имея с каждого стола в кабаке по три доллара в неделю за покровительство. Его единственным конкурентом был Боб Мот, владелец салуна на юге Стейт-стрит, в доме № 2700. Мот поднялся на политический олимп после смерти Джонсона в 1907 году.
Машмаут Джонсон – его настоящее имя Джон Ви – приехал в Чикаго из Сент-Луиса в середине 1870-х годов и около шести лет работал официантом в ресторане в «Палмер-Хаус». В 1882 году стал работать администратором в игорном доме Энди Скотта на юге Кларк-стрит – в доме № 205, а через несколько лет Скотт ввел его в дело. Позже совместно с Джорджем Витингом и Элом Брайантом Машмаут Джонсон открыл дом на юге Кларк-стрит, 311, который около десяти лет считался самым известным дешевым заведением подобного сорта в Чикаго. Там обслуживали игроков всех рас, предлагали все игры, а ставки были настолько низкими, насколько это вообще возможно за столами и за рулеткой. Джонсон продал свою долю в этом заведении в 1890 году и открыл салун и игорный дом на Стейт-стрит, который ни разу не закрывался в течение семнадцати лет. Единственным большим заведением, в котором он имел свою долю, был клуб «Фронтенак» на Двадцать второй улице, который открыли 1 мая 1906 года Джонсон, Том Макгинис и Билл Льюис. Сюда впускали только белых, и игрок должен был показать при входе хотя бы десять долларов наличными. Прибыль клуба «Фронтенак» в первый год его работы составляла в среднем двести долларов в день и расходилась в трех направлениях ежедневно в шесть утра.
Как и другие владельцы игорных домов, Машмаут Джонсон сам никогда не играл в карты или в кости на деньги и никогда не делал ставок на скачках. Он накопил двести пятьдесят тысяч долларов, но за год до своей смерти сказал своим друзьям, что накопил не больше пятнадцати тысяч благодаря салуну. Машмаут объявил, что он потерял много денег в игорном бизнесе. «Я потратил больше ста тысяч на штрафы, – сказал он, – а также огромную сумму на полицию. Я должен был платить по четыре доллара за каждого, которого я брал в игру».
10
Кабак Машмаута Джонсона на Стейт-стрит располагался в центре Питейного Ряда – так называли западную часть улицы от Ван-Бурен до Харрисон, где на протяжении более тридцати лет в каждом здании находился салун, винная комната с девочками, игорный дом, а то и все три заведения одновременно. Большинство этих мест представляли собой не что иное, как воровские притоны, место встреч воров, карманников, взломщиков и низшей прослойки мошенников; игра здесь была сплошным обманом. Кроме Машмаута Джонсона были и другие известные владельцы кабаков, среди них:
Том Макгинис – он приехал в Чикаго в 1883 году из Сент-Луиса и несколько лет продавал картофель с повозки. В 1888 году он появился на Стейт-стрит и открыл салун под названием «Кафе «Берлин». Полиция закрыла это заведение в 1899 году, но Макгинис открыл этот же кабак под названием «Лось» уже через неделю. В 1903 году он продал собственность, заявив, что накопил всего 300 тысяч долларов и собирается в Аризону выращивать крупный рогатый скот. Но вместо этого он переехал в деловую часть города и стал членом синдиката, который контролировал там игорный бизнес. Участвовал он и в нескольких игорных аферах на юге вместе с Джимом О'Лири;
Эл Коннолли, который много лет был членом демократического комитета от Первого округа, открыл свое заведение в Питейном Ряду в 1891 году и во время Всемирной ярмарки получил известность организатора сомнительных дел и поручителя мелких воришек и карманников;
Джонни Рафферти, который обосновался в Питейном Ряду в 1893 году. После ухода Майка Макдональда он стал руководить бандами мошенников. Рафферти получил большую газетную известность в 1900 году из-за фразы, которую он постоянно повторял: «Люблю я хорошего вора». В 1903 году, когда чикагская «Джорнал» назвала его гангстером, Рафферти с возмущением предложил это доказать, ведь он «никогда не выбивал никому глаз, не избивал полицейского, не останавливал поезда и не занимался подобными делишками»;
Сайм Такхорн, который владел заведением в Питейном Ряду, считавшимся постоянным местом сборищ мелких воров и гангстеров. Продав свой кабак в 1901 году, он открыл кафе «Олимпис» на углу Уэбаш-авеню и Двора Хаббард – любимое место встреч сутенеров. Его снесли в 1910 году, чтобы освободить место для отеля и театра «Блэкстоун», и Такхорн открыл кафе «Скидо» на Куинси-стрит. Владелец этой собственности пытался изгнать Такхорна, когда узнал о характере «Скидо», но Такхорн отказывался покидать место, пока здание не начали сносить;
Энди Крег, который был поручителем, политиком, владельцем кабака, скупщиком краденого, карманником, пособником, вором и братом Джима Торонто, известного гангстера и вора 1880-х годов. В 1891 году Энди Крег отбывал срок в тюрьме за кражу со взломом. В 1897 году, после четырехлетней карьеры карманника, он открыл салун на Кастом-Хаус-Плейс и стал покровителем воров. Позже, в 1898 году, он перебрался в Питейный Ряд и открыл там салун «Тиволи», в котором, как он хвастался, были зеркала стоимостью восемь тысяч долларов; стал он и подручным городских старейшин Кенны и Кафлина. Несколько лет он занимался внесением залогов за людей О'Лири. Как у политика, у него было достаточно власти, чтобы заставить полицию убрать свою фотографию и данные из Галереи Роге. В 1903 году комиссия членов городского управления, которая расследовала дела о взятках в полицейском департаменте, приказала аннулировать лицензию Крега на владение салуном из за многочисленных нарушений закона, и в 1904 году Крег продал «Тиволи» Ховарду Макферсону, торговцу сигарами. «Нет смысла заниматься бизнесом, – сказал Крег, – когда за тобой охотится множество реформаторов. Рано или поздно они тебя достанут». Но реформаторам потребовалось очень много времени, чтобы достать Энди Крега. Спустя двадцать пять лет после продажи «Тиволи» он был все еще активен в криминальном мире как агент Аль Капоне по управлению борделями и публичными домами;
Боб Дункан, который был больше известен по кличке Король Карманников. У него было два заведения в Питейном Ряду, одно – концертный салун, где девушки танцевали канкан, а другое – кабак, где в дальней комнате играли в кости и фараон. Этот салун был известен по всем Соединенным Штатам как место, где собираются карманники и проститутки. Одним из знаменитых бродяг, сделавшим заведение Дункана центром чикагского воровского мира, был Сливерс Вайоминг, который бросил бродяжничать в 1896 году и женился на одной вдове в Миннесоте. Она умерла спустя несколько лет, оставив ему десять тысяч долларов, и Сливерс со своми несколькими друзьями продолжали веселиться шесть месяцев, за время которых десятеро из них умерли от белой горячки, а сам Сливерс потерял ухо и три пальца в драках. Члены больше чем двадцати банд карманников проводили свое свободное время, обтирая барные стойки у Дункана или сидя за столами, особенно в 1900 году, когда он приобрел огромное влияние как организатор темных дел и поручитель. Среди карманников были такие известные рыцари ловких пальцев, как Эдди Джексон, Дэн Келли, Педди Горман, Бак Трой, Билл Райан, Педди Мастерсон, Джим Берри и Пет Кеннеди. Самым профессиональным из них был Эдди Джексон, который обчистил первый карман в 1887 году в возрасте четырнадцати лет. Джексон всегда работал с группой из трех или четырех человек, а иногда нанимал полицейского, чтобы заморочить голову своим жертвам. В 1890-х и в начале 1900-х Джексон работал только в деловом районе, и ему удавалось красть по сто пятьдесят долларов в неделю. Большую часть из украденных денег он платил Черному Хортону, известному адвокату и политику негритянского происхождения. Работая со своей бандой, Джексон связывался с Хортоном каждый час. Если вор не выходил на связь, то адвокат спешил в полицейский участок, чтобы забрать его оттуда под залог. В течение сорока лет, которые Эдди Джексон был активным карманником, его арестовывали по крайней мере раз двести. Заплатил он всего несколько штрафов, поскольку обычно избегал наказания, возвращая часть украденных денег. В тюрьму он попал лишь дважды – на десять дней в 1893 году и на год в 1897 году. Умер в 1932 году нищим в больнице округа Кук.
Ничего не осталось от Энди Крега, Боба Дункана, Машмаута Джонсона и других князей Питейного Ряда, за исключением скудных полицейских данных, газетных статей и сбивчивых воспоминаний современников. Но вот твердолобый владелец салунов «Одинокая звезда» и «Пальмовый сад», который был самым жестоким обитателем Питейного Ряда, стал легендой. Он увековечен в американском языке, и его имя, вполне вероятно, используют в речи каждый час на территории Соединенных Штатов. Это был очень маленький человек, всего пять футов и пять дюймов ростом и весом около ста сорока фунтов – не кто иной, как Микки Финн, чье имя использовалось как синоним к словосочетанию «напиток, валящий с ног».
Полиция Чикаго никогда не знала много о происхождении Микки Финна. Иногда он говорил, что родился в Ирландии, а иногда называл своей родиной Пеорию. Впервые он появился в Чикаго во время Всемирной ярмарки в 1893 году, занимался в ту пору обкрадыванием пьяных в Гиблых Землях и Маленьком Шайенне на юге Кларк-стрит. Несколько месяцев в 1894 году Микки Финн работал в баре в кабаке Джима Торонто на Кастом-Хаус-Плейс, но оказался слишком жесток даже для такого известного притона гангстеров и головорезов. Он постоянно дрался, и, наконец, его уволили, после того как он штопором выбил клиенту глаз (позже, спустя несколько лет, он повторил этот подвиг в «Одинокой звезде», когда клиент отказался платить шестьдесят центов за напиток).
Год или два после кабака Джима Торонто Микки Финн был карманником в квартале красных фонарей и скупщиком краденого у мелких воришек и взломщиков. В 1896 году он открыл салуны «Одинокая звезда» и «Пальмовый сад» в южной части Питейного Ряда, возле Харрисон-стрит; полицейский инспектор Левин однажды сказал, что это были «притоны для цветных и белых самой низкой прослойки». Финн был владельцем «Одинокой звезды» семь или восемь лет и все это время оставался скупщиком краденого. Он основал школу для начинающих молодых карманников и проводил практические занятия на случайных посетителях своего заведения, поощряя своих учеников обкрадывать людей, которых они находили на улице и приводили в кабак, чтобы выпить. Кроме Микки Финна, в так называемой школе работала его симпатичная жена Кейт Роуз и его бармен по кличке Пэтси. Кейт Роуз управляла «девичьим домом», где девушки должны были использовать все уловки, чтобы заставить клиентов пить и развлекать их любыми способами, лишь бы клиенты платили.
Салуны «Одинокая звезда» и «Пальмовый сад» (садом там была дальняя комната, украшенная маленьким пальмовым деревом в горшке) были воровским логовом с самого начала, хотя около года Финн и его подручные ограничивали свою деятельность карманными кражами и обиранием пьяных прохожих. Но в 1898 году Микки Финн встретил негритянского врача-вудуиста по имени Холл, который продавал любовные снадобья обитателям борделей, а также кокаин и морфий для употребляющих наркотики. От него Финн получил большую коричневую бутылку с «какой-то белой смесью», состав которой полиция так никогда и не узнала, но, вероятно, это был хлоралгидрат.
Используя «белую смесь» как основу, Микки Финн изобрел два «дурманящих напитка», которыми очень гордился. Один назывался «Особый от Микки Финна» и включал в себя спирт, воду, настоянную на табаке, и порцию микстуры доктора Холла. Другой – «Номер два» – состоял из пива с «белой смесью», закрепленных табачной настойкой. У барной стойки Финн сделал вывеску, которая гласила: «Попробуй специальный напиток от Микки Финна», а проституткам давали указания убеждать клиентов пить это варево – девушки получали процент. Микки Финну нравилось, когда клиенты сами заказывали напитки, от которых у них мутился рассудок. Если какой-нибудь простак продолжал настаивать на пиве, то ему давали «Номер два», который по своим сногсшибательным свойствам не уступал «Особому». Одна из девиц заведения Финна Мэри «Золотой зуб», давая показания в 1903 году комиссии городского управления по расследованию дел о взятках, говорила:
– Когда человек пьет эту смесь, он становится разговорчивым, ходит шатаясь, а затем впадает в глубокий сон, и ты не можешь разбудить его, пока снадобье не перестанет действовать.
Если в «Одинокой звезде» на тот момент, когда клиент становился жертвой одного из напитков Микки Финна и крепко засыпал, находились случайные посетители, то потерявшего сознание никто не трогал до тех пор, пока они не уходили или сами не попадали под действие дурмана. Затем бармен и проститутки перетаскивали недвижимое тело в одну из двух маленьких комнат в «Пальмовом саду», которые Финн называл своими «операционными». Грабили жертву Микки Финн и Кейт Роуз, но сначала Финн всегда надевал шляпу и чистый белый фартук. Жертву полностью раздевали и тщательно искали кошелек; забирали у него все, что представляло какую-нибудь ценность. Если на нем была дорогая одежда, Финн забирал и ее, надев взамен тряпье. Обычно Финн выставлял свои жертвы в аллею за «Одинокой звездой», но иногда он оставлял их лежать на полу «операционной комнаты» всю ночь и выкидывал на улицу на следующий день. Мало кто мог вспомнить, что с ним произошло, когда он просыпался; большинство оставались одурманенными несколько дней, и немногие могли вспомнить, где и когда их обокрали. Другая девица, Неряха Флайф, говорила, что Финн был «очень жесток» к своим жертвам и бил их по голове, как только они приходили в сознание. Мэри Золотой Зуб намекала даже на убийства:
– Я видела, как Финн взял золотые часы и тридцать долларов у Билли Миллера, проводника. Финн напоил его, и он лежал без сознания двенадцать часов. Когда он очнулся, то потребовал свои деньги, но Финн уже ушел... После этого Миллера нашли на железнодорожных путях с отрезанной головой.
Мэри Золотой Зуб рассказала городской комиссии по взяточничеству, что видела много человек, помимо Миллера, которых спаивали и обкрадывали в «Одинокой звезде», потому и бросила работу осенью 1903 года, что Финн становился все более жестоким.
– Я боялась, что меня убьют за двести долларов, которые я накопила, и не хотела больше быть свидетельницей таких ужасных вещей, которые я здесь видела. Я боялась, что меня однажды арестуют, когда один из одурманенных клиентов умрет. Когда я видела, как его жена заливала ликер в горло жертве, я не могла этого вынести, хотя я и сама не ангел. Когда Финн с женой одурманивали и раздевали клиентов, это было ужасное зрелище. Финн считал, что большинство людей прячет деньги в поясе. Однажды он обобрал человека, который прятал деньги именно таким образом, и никогда не гнушался потрошить карманы уже мертвых.
Мэри Золотой Зуб также рассказала, что Микки Финн часто говорил ей, что его не арестуют, потому что он платит полиции и у него были связи с городскими старейшинами Майком Кенной и Джоном Кафлином, но никто так и не потребовал от комиссии подтвердить или опровергнуть хвастовство Финна. Полиция провела обыск в «Одинокой звезде» после показаний Мэри Золотой Зуб и Неряхи Флайф, но ничего не нашла, кроме нескольких бутылок жидкой мази и микстуры от кашля. Полицейские заявили, что из-за отсутствия прямых улик невозможно даже арестовать Финна. Единственное, что предприняла комиссия, – забрала у Микки Финна лицензию на владение салуном, и 16 декабря 1903 года двери «Одинокой звезды» закрылись. Спустя несколько месяцев Микки Финн покинул Чикаго, но вернулся летом 1904 года и несколько лет управлял баром в кабаке на юге Дирборн-стрит. Он продал формулу своего «Особого» полдюжине амбициозных владельцев кабаков, и этот напиток получил известность в криминальном мире как «микки финн». Затем так стали называть все напитки подобного рода.
