Предисловие.
Эта невымышленная история приключилась со мной в начале 90х . С той поры прошло немало времени, и многое изменилось. Изменился сам автор этих строк, и вполне возможно, что остальные герои произведения поменяли свои цели и жизненные ориентиры. Поэтому, чтобы ненароком никого не обидеть, имена действующих лиц, даты и географические обозначения изменены. Целью для написания этих воспоминаний послужило непреодолимое желание зафиксировать отдельные моменты моей жизни, которые случаются практически с каждым человеком. Стечения обстоятельств иногда лишают нас привычного контроля над ситуацией, и тогда, вдруг наша жизнь оказывается под угрозой. Мы безуспешно пытаемся понять почему Провидение оберегает нас, и часто впадаем в мистификацию, забывая оглянуться, и внимательно проанализировать Прошедшее.
Сегодня мне захотелось рассказать Вам о своем опыте, и должен честно предупредить, что, образ жизни персонажей, их нравственные и этические принципы могут противоречить внутренним ценностям читающего. Так же, не могу гарантировать совпадения мнений и взглядов по поводу описываемых событий. Однако, как автор, смею заверить, что на протяжении всего процесса чтения ваше воображение ни разу не соприкоснется с откровенной мерзостью. Те светлые и добрые от природы чувства, с которыми вы войдете на время в мир моих воспоминаний, останутся при вас и на выходе. Читатель, ищущий приключений, может не тратить свое время впустую. Эта история не о конкретных людях, не об их сознательных поступках... Она даже не о героях. Вы не найдете здесь ничего показательного, развлекающего, либо того, что можно проверить или повторить. Эта история о Характерах. О том, чему нельзя научиться, будучи взрослым человеком, и потому текст рассчитан преимущественно на поколение среднего возраста. Охотно верю, что у каждого из вас есть, что вспомнить, и может случиться так, что когда-нибудь вы захотите об этом написать. Читайте в удовольствие, и будьте внимательны к себе и окружающим Вас.
Часть 1.
Как уже было упомянуто в предисловии, эти события произошли в начале 90х годов. Старшее поколение наверняка помнит, что это было время пустых прилавков, многомесячных задержек заработных плат и неимоверного разгула бандитизма. Страну лихорадило так, что порой казалось будто огромная, многомиллионная масса граждан вдруг в одночасье сошла с ума. Воистину, это была эпоха беспредела. Нестабильность царила практически на всех уровнях жизни еще не Российского, но уже и не Советского общества. И министр, и слесарь-работяга, засыпая ночью, не могли ясно себе представлять, что ждет их завтра... У страны не было Завтра. Пожалуй, единственным местом, где уродливые формы перемен рождали позитивные плоды,- была тюрьма. Именно там находился автор этих строк, и чтобы у читателя не возникло ошибочного представления, должен уточнить, что находился я там не из политических соображений, а в силу собственного образа жизни, обусловленного воспитанием. Разумеется, это была уже не эпоха Великого Солженицина, но все же это была эпоха Великих Перемен. Парадокс 90х заключался в том, что чем тяжелее была жизнь на свободе, тем свободнее она становилась для заключенных. Массовые бунты, захваты в заложники родителей, приехавших на свидание, в колонии и следственные изоляторы, все это дезориентировало тогда сотрудников исправительных учреждений. Полунищие офицеры и сержанты приходили на службу как на войну. Жизнь стала очень дорогой. Надзиратель, не получавший зарплату несколько месяцев, был деморализован, и не мог работать за одну только голую идею. Число сотрудников, относящихся к работе лишь формально, росло с неимоверной прогрессией. Десятилетиями устоявшийся режим в зонах расшатался быстро, когда начали пребывать первые партии отмороженных бандитов, у которых были свои представления о миропорядке. Им неинтересен был традиционный арестантский уклад, и они не считали тюрьму своим домом. Они считали что попали сюда по ошибке адвокатов, и когда, наконец начинали осознавать, что деньги не открывают быстро железных дверей, впадали в панику. У них была дерзость, но не было ума. Отличный набор для манипуляций.
Вначале, для освобождения первых заложников, власти использовали знаменитую Альфу. Были жертвы, была кровь. Позднее, когда бунты в зонах стали обыденностью, а силовые акции спецподразделений не могли иметь профилактического эффекта, умные головы в главках и министерствах вдруг вспомнили о тех, кто по определению назывались хозяевами в лагерях, и реально, могли навести там порядок. Ими были воры в законе. Необходимо было лишь изменить прежнюю политику изоляции и ломок в отношении их, и дать зеленый свет, а жулики сами заберут своё. Ответственные, и принимающие решения люди не просчитались. Воры быстро прекратили беспредел в зонах, и установили свои порядки. Перестали гибнуть люди, бандитам указали на свое место, и для руководства это означало победу над серьезной проблемой.
Тем временем воровская идеология вышла далеко за пределы запретных зон с зелеными вышками. Сумев убедить власть в способности удержать под контролем не только тюрьмы и зоны, но и весь преступный мир в стране, воры быстро заполняли регионы и города своими смотрящими. Даже испокон века "красные" Урал и Сибирь стали медленно, но верно "чернеть". Связь воли и зоны стала прочнее. Смотрящие на свободе собирали общак, и передавали почти легально смотрящим в лагерях, а те, в свою очередь, распоряжались им по воровским понятиям. Миллионная масса зеков, наконец, перестала вариться в собственном котле, и обрела новых хозяев. Вообще, можно до бесконечности описывать события прошедших лет, но поскольку это будет отдалять меня от сути повествования, думаю что краткий экскурс в историю на этом можно закончить, и, наконец, перейти к конкретным событиям и действующим лицам...
Часть 2.
Зона, в которой я находился, была расположена в лесном массиве, на окраине небольшого уральского городка. Мне было 22 года, но раннее стремление к лидерству и данные от природы качества позволили мне занять положение "смотрящего". Взаимоотношения с администрацией в силу моих романтических взглядов на собственный образ жизни, были достаточно узко очерчены для обеих сторон, в результате чего мой срок протекал преимущественно в штрафных изоляторах. Я баламутил народ, и хотя он, народ, не разделял со мной моих 'страданий', энергия моей молодой души рождало чувство превосходства над массой. Даже сейчас, будучи в возрасте, и вспоминая переживания тех лет, не возьмусь утверждать, что было тогда для меня важнее: понимание и поддержка масс, или же мое внутреннее одиночество. Зона еще не расшаталась до воровского уровня, и по многим моментам все еще отливала 'красноватым' цветом. Проблем хватало, поскольку машина уголовно-исполнительной системы продолжала по инерции работать против моих традиционно-арестантских амбиций.
Помощь пришла совершенно неожиданно, но не изнутри, а извне. Это произошло, когда из шестимесячного срока в помещении камерного типа пять я уже отсидел, и через месяц намеревался выйти в зону. В камере нас сидело несколько молодых и веселых ребят. Ночами мы резались в карты, утром, во время прогулок разгоняли по изолятору чай с сигаретами, а днем просто дрыхли. Жизнь текла размеренно, и неинтересно. И вот, в одну из ночей, дверь нашей камеры неожиданно отворилась. В первом часу ночи мы обычно чувствуем себя спокойно, поскольку после отбоя в 21.00 жизнь в подвале замирает, и мы остаемся предоставлеными самим себе. Не успел ключ провернуться в замке, как карты исчезли из вида. Дверь отворилась, и мы на мгновение окунулись в совершенно нестандартную для нас атмосферу.
В камеру вошел молодой, плотно сбитый парень. Он был совершенно не похож на нас, потому как был одет в белую футболку, джинсы и был обут в красивые туфли. На его шее, на толстенной цепи висел огромный золотой крест. Исходящий от него аромат дорогого парфюма мгновенно забил наши одичавшие обонятельные рецепторы. Типичный молодой славянин, с волевым лицом, он стоял посредине нашей маленькой камеры и тепло улыбался. В его светло-серых глазах читались нескрываемое удивление, и восхищение от увиденного. Дверь камеры за его спиной не захлопнулась, а лишь мягко и бесшумно притворилась невидимой рукой. Мы медленно привстали, и сдержанно поздоровались.
"Игорь" - произнес вошедший, и протянул руку. Мы пожали ее, поочередно назвав свои имена, и все вместе присели на корточки. В ходе беседы выяснилось, что Игорь недавно назначен ворами смотрящим за городом, к которому примыкала наша зона. Ему было 19 лет, и он никогда не сидел в тюрьме. Это был типичный представитель нового поколения преступного мира. Открытый и прямолинейный, он просто излагал свои взгляды по поводу необходимости наших совместных движений. От него мы узнали, что мелкие коммерсанты в городе полностью находятся под его контролем, и нет никаких проблем для сбора продуктов, сигарет и чая для нужд лагерных сидельцев. Но самое главное состояло в том, что Игорь предпринял определенные меры по доставке общака непосредственно в зону. Он рассказал, что стоящие за ним люди провели переговоры по этому поводу с руководством лагеря, и собственно пришли к соглашению. Наша задача заключалась в правильном распределении.
Мы ликовали. Наконец открывались возможности для настоящих дел... Коротко переговорив по существу, мы определились, что через месяц, когда я выйду в зону, мы начнем принимать первые, скопившиеся на свободе партии общакового груза, и уже минут через 15 перешли к общим разговорам. Через какое-то время открылась дверь, и в проеме возник явно нетрезвый майор, с сигаретой в зубах. Не глядя на нас, он обратился к Игорю: "Ну, пойдем моих уродов встряхнем?" "Сейчас пойдем, еще пару минут" - ответил ему Игорь, и майор согласно кивнув обратно, прикрыл дверь. Образовавшаяся пауза длилась не долго. Игорь по обыкновению откровенно рассказал, что майор за дверью есть никто иной, как ротный офицер.
Чтобы у читателя была внятная картина, мне просто необходимо сделать отступление и описать базовые принципы охраны лагерей того времени. Итак, все сотрудники, состоящие на должностях внутри зоны, подведомственно относились к Управлению Исправительно-Трудовых Учреждений, и подчинялись непосредственно начальнику колонии, или иначе - Хозяину. Охрану же внешнего периметра и этапирование заключенных осуществляли Внутренние Войска. По сути - армия. На вышках стояли солдаты-срочники, которые проживали в казарме близ зоны, и по существу положения мало отличались от нас, зеков. Формально, Управление Исправительно-Трудовыми Учреждениями как и Внутренние Войска подчинялись одному ведомству,- Министерству Внутренних Дел, однако профильные задачи, и, соответственно, начальники на местах у всех были разные. Так, главным должностным лицом внутри зоны в отсутствие Хозяина являлся Дежурный Помощник Начальника Колонии. Коротко-ДПНК. Его непосредственным помощником был Начальник Войскового Наряда-НВН, который подчинялся уже не Хозяину, а ротному, и имел в своем прямом распоряжении несколько прапорщиков. Таким образом, стоящий на вышке часовой, дежуривший на КПП офицер и даже прапорщик, охраняющий нас в штрафном изоляторе, все они имели одного и того же непосредственного командира - ротного.
Получается, Игорь проделал путь со свободы до нашей камеры в сопровождении единственного, но вполне компетентного офицера. "Это ротный,"-сказал Игорь. "У него в части солдаты страх потеряли, пьют и бегают в самоволку. Просит провести воспитательную беседу." Он улыбнулся, и добавил: "Представляете, у меня близкого друга в армию забрали. Во внутренние войска, блин, и захерачили аж на дальний восток. Полгода уже там мается. Недавно закон вышел, чтоб солдаты по месту жительства служили, и мы его скоро переведем сюда, в Часть при зоне. Все формальные вопросы уже решены. Будет в роте наводить воровской ход." Теперь мы все уже дружно рассмеялись, хотя сказанное Игорем имело очень серьезный смысл.
Вновь открылась дверь, и мы тепло простились с нашим новым смотрящим, а потом еще долго и оживленно говорили,говорили,говорили... По прокуренной камере витал тонкий аромат дорогого парфюма, и бередил наши воспаленные умы...
