Вихрь революционных событий,пронёсшийся над Россией в 1905 - 1907 годах, самым роковым образом повлиял на судьбы множества совсем молодых людей. Одной из таких «подхваченных вихрем» была Мария Евдокимовна Шишкарёва.
Героиня нашего повествования родилась 14 января 1889 года в селе Непецино Кломенского уезда Московской губернии. Как и когда она примкнула к революционному движению, в точности не известно. Портрета тоже не сохранилось, и о внешности Марии можно удить лишь по её описанию в картотеке охранного отделения: «Рост 2 аршина 4 вершка (164 см), телосложения среднего, глаза жёлто-серые, волосы чёрные, лицо русского типа, бледно-белое».
В 1907 году, когда московское охранное отделения арестовало боевую группу, которой принадлежала Шишкарёва, её судили вместе с товарищами. За участие в вооружённых грабежах (по революционному - «экспроприациях») московский военно-окружной суд 15 октября 1907 года приговорил Марию Шишкарёву к 20 годам каторжных работ.
После приговора Мария ещё полтора года мыкалась по московским тюрьмам, покуда не попала в заведение, построенноё на месте прежних пресненских арестантских рот. В советское время на этом месте выстроили высотное здание штаб-квартиры СЭВ.
Новенькая губернская женская тюрьма бала открыта 1 апреля 1908 года. Её персонал состоял из женщин и девиц, которыми командовала княгиня Вадбольская. Единственным мужчиной в этом «бабьем царстве» был надзиратель, дежуривший при входе.
Вместе с другими «политическими» Мария оказалась в камере №8, где собралась довольно пёстрая компания: эсерки, эсдечки, анархитски и беспартийные. Срок, который получила Шишкарёва, никого не удивил - были среди арестанток и такие, кому виселицу заменили на пожизненную каторгу. По старинной традиции российских « политических», старостой камеры становились «бессрочники». А потому в камере №8 эту должность исполняла Наташа Климова, которую за участие в подготовке взрыва дачи премьера Столыпина приговорили к смерти. Но при конфирмации приговора смертную казнь заменили на вечную каторгу.
От своих сокамерниц Мария Шишкарёва получила прозвище Коломенская Верста, данное ей за то, что она, тоскуя по дому, частенько приговаривала:
- До нашей Коломны от Москвы близко. Шагнула - и дома уже.
Пребывание в тюрьме сильно отразилось на её психике - у девушки развилась истерия. Но в камере умели бороться с этой напастью, прерывая припадок сериями пощёчин и отливанием холодной водой.
Развинченная психика Марии сделала её сон очень чутким, и из-за этого именно она сделала очень важное для сокамерниц открытие.
Как-то под утро она проснулась от шороха и увидела, как дверь камеры открылась, и в камеру скользнула надзирательница с бляхой №27. Она подошла к арестантке Королёвой и, о чём-то с ней пошептавшись, так же тихо вышла. Заподозрив соседку в «стукачестве», Мария поделилась наблюдением с «бессрочницами» и теми, кого в «восьмёрке» уважали. Тогда ей объяснили, что группа эсеров на воле готовит побег, а «бляха №27» помогает им.
Подготовка и тренировка
В тюремные надзирательницы мещанку из Бронниц Шурочку Тарасову привела «чёрная полоса» в её жизни. Молодая девушка перебивалась случайными заработками. Совсем отчаявшись, она пошла в школу тюремных надзирательниц.
<Получив место в «Новинке», она поселилась там же, на казённой квартире при тюрьме. Службой Тарасова тяготилась, считала её «стыдной», но уходить ей было некуда. Единственным утешением для девушки стали разговоры с «политическими. Через полгода каторжанки из «восьмёрки» уже знали про Шурочку всё: её бросил жених, она страдала от одиночества и даже заводила речь о самоубийства, спросив у одной из подопечных, где бы достать хорошего яду.
Фактически Шура сама предложила свои услуги каторжанкам и стала носить им с воли записки, запрещённые газеты, исполняла мелкие просьбы. Присмотревшись, арестантки рискнули ей довериться и дали адрес явки в городе, установив через неё связь с боевой группой эсеров. Когда Тарасовой предложили помочь устроить побег, она сразу же согласилась. Это было весной 1909 года. А к лету подготовка побега вошла в завершающую стадию.
Всё это время Шура снимала слепки с ключей, которые она получала, заступая на дежурство. Оттиски она относила на явку, и по ним эсеры делали копии ключей. Так у неё появилась коллекция отмычек от тюремных замков. Не открывая всех планов побега, члены группы с помощью знакомых и родственников готовили квартиры для беглянок. Одежду для них шили в семье Маяковских, а Володя, 16-летний художник и начинающий поэт, был связным между домашними и подпольщиками. Переданные им вещи Тарасова проносила в тюрьму и прятала в прачечной.
Тем временем каторжанки, соблюдая меры конспирации, учились связывать воображаемую надзирательницу. Увлёкшись, они один раз чуть не удавили сокамерницу. Перепугавшись до смерти, арестантки едва её откачали.
Много хлопот доставила им новая соседка по камере - некая Мария Никифорова, молодая девица, получившая 20 лет каторги за участие в покушении на полицейского пристава в Стародубе Черниговской губернии. Она производила странное впечатление своим мужиковатым видом, необычным поведением, истеричностью и замашками, присущими уголовникам. Переодевалась Никифорова только под одеялом, «парашей» пользоваться не желала, дожидаясь, когда днём её выведут в нужник, при всех не мылась. Её стали подозревать в какой-то гадости, но в какой именно, никто из сокамерниц не знал.
У «политических» связи с волей были налажены неплохо. Вскоре они узнали, что Никифорова действительно не та, за кого она себя выдавала. Только была она не «она», и даже не «он», а «оно». То есть - гермафродит. Это открытие не оттолкнуло сокамерниц от Никифоровой, но и особой любви к ней не прибавило. Раскусив истеричный и довольно сволочной характер этого существа, опытные эсерки-боевички взяли её в оборот, заставив соблюдать установленные в камере порядки. Они решили взять её с собой, опасаясь, что Никифорова в нужный момент может отмочить нечто, что погубит всё дело.
Ночное турне по Москве
Побег планировали на август, но сохранить подготовку в полной тайне не удалось - кто-то заметил шашни Тарасовой с «политическими» и донёс об этом начальству. Патронесса Новинского замка княгиня Вадбольская решила перевести от греха подальше «27-ю» в отделение к уголовницам. Узнав об этом, Шурочка настояла на том, что бы побег состоялся в ночь на 1 июля 1909 года. Накануне вечером она у себя на квартире устроила для надзирательниц вечеринку, объявив, что выходит замуж, напоила гостей ликёром, а единственному надзирателю-мужчине, стоявшему на выходе из тюрьмы, поднесли водочки, так что на ночное дежурство тот заступил с трудом и заснул сразу же мертвецким сном.
Ночью Тарасова выпустила обитательниц «восьмёрки» в коридор. В побег пошли 13 женщин. Четверо остались в камере - одна ждала высылки в ближнюю провинцию, у другой кончался срок, две были больны. Во главе беглянок шла Тарасова с ключами, открывая двери и подавая сигналы. За нею, переодевшиеся в приготовленные загодя цивильные вещи, но босые в одних чулках, шли остальные. Обувь они несли в наволочке.
Тренировки в камере не прошли даром - одну за другой арестантки скрутили надзирательниц на двух постах, да так ловко и быстро, что те и пикнуть не успели. Вязали их разорванными на полоски простынями. На цыпочках они прошли мимо пьяного вдрызг привратника. Отперев последнюю дверь, Шура выпустила всех на улицу. Вся группа разошлась в разные стороны. Их уже ждали провожатые, которые вывели беглянок по убежищам.
Тройку, в которой уходила Мария Шишкарёва, студент привёл к себе. Но квартирная хозяйка, взревновав, погнала их прочь. Студент повёл их в другой адрес. Шёл он так быстро, что девушки, одетые в мужскую одежду и отвыкшие от ходьбы, отстали, оказавшись одни на ночной улице.
Одна из них сказала, что у неё есть знакомые в Мытищах, Шишкарёва решила идти с ней. Стали рядиться с извозчиком до Мытищ, то заломил несусветную цену. Заспорили. На шум пришёл городовой, которыми показались подозрительными по-девичьи звонкие голоса «парней», споривших с извозчиком. Арестовав Иванову и Шишкарёву, служивый разом разбогател - утром было объявлено, что за голову каждой из бежавших будет выплачена премия 5 тысяч рублей. Но в последующем повезло только агенту охранного отделения, опознавшему одну из беглянок в трамвае.
Всех пойманных судили вместе с теми, кто готовил им побег. Взяли и Володю Маяковского. Всем им дали разные сроки, а Шишкарёвой накинули лишние два года и на три месяца заковали в ножные кандалы. Она, единственная из всех сбежавших, не дожила до революции - умерла на каторге в 1915 году.
Дороги, которые мы выбираем
Остальные участницы побега различными путями выбрались за границу. Большая часть ушла через порты на Кавказком побережье.
А Наташа Климова покинула Россию совсем с другой стороны. Она месяц скрывалась на квартире одного московского инженера, который вывез её из города под видом своей жены. Беглянку пристроили в геологическую экспедицию, направлявшуюся в Монголию, оформив для неё все необходимые бумаги по подложному паспорту. В Монголии Климова покинула геологов и пересекла китайскую границу. Благополучно добравшись до моря, она оказалась в Японии. Там она села на пароход, доставивший её в Геную. На одной из итальянских вилл «амазонки революции» и встретились. Какое-то время они жили вместе, а потом пути их разошлись.
Уже после революции выяснилось, почему так быстро арестовали всех, кто на воле готовил побег. Оказалось, что среди них был агент охранки, информировавший о каждом их шаге. Подпольщиков не брали, желая выявить как можно больше соучастников. Побег удался только потому, что надзирательницу Тарасову решили перевести в другое отделение, и все они решили рискнуть, «оборвавшись» раньше, чем это стало известно охранке. Бывшая «бляха №27» ушла с каторжанками и вместе с ними оказалась за границей.
