Вячеслав Рутман- Разговор с Богом в переполненном троллейбусе. Песня Тимура Шаова. Виннипег, 2000
Рутман Вячеслав родился и жил в Минске. С 1995 года живет в Рочестере (штат Нью-Йорк, США).
Окончил филфак Минского Пединститута. Начинал в студенческом театре. Затем последовал профессиональный театр, где Слава был реквизитором, рабочим сцены и, наконец, стал актером.
Стихи и песни начал писать в 1984 году.
Участвовал в нескольких слётах и фестивалях авторской песни в Белоруссии и в Ставропольском крае.
Постоянный участник слётов КСП восточного побережья США и Канады. В репертуаре Славы свои песни, а также песни Александра Вертинского, Булата Окуджавы, Михаила Анчарова, Леонида Семакова, Михаила Кочеткова, Тимура Шаова, Геннадия Жукова и других авторов.
Любимые авторы: Геннадий Жуков, Михаил Кочетков, Тимур Шаов, Андрей Козловский, Николай Штромило.
Вышло 2 CD.
..............
...На каком слете впервые услышала Славу Рутмана, уже и вспомнить. Но запомнилось ощущение вдруг сошедшего душевного покоя – глубокого, как вздох после долгих слез. Звучал ставший ныне уже программным "Сон":
"Дышали звезды в унисон, ночь шла по кругу.
Я руку протянул – и сон упал мне в руку..."
Тогда он вежливо надписал диск – оставалось побыть наедине с его песнями: всерьез забрали и раздумали отпускать.
Человек, научившийся отличать поэзию от эстрады, пришел в свое время в Минский клуб самодеятельной песни. Там встретили сдержанно, не кинулись обнимать-привечать. Только один милый человек по имени Александр Годин подошел, внимательно выслушал — и укрепил смятенный дух новенького. На музыку Слава всегда был почти всеяден: ценил джаз, рок, баловался даже окаянным металлом. Был самым старым — "Батей" — в рок-группе "Дети Лейтенанта Шмидта". На поэзию, открывшуюся в годы учебы в пединституте, оказался жадным. Особой любовью воспылал к Вертинскому, очаровавшись как раз тем, что иных отталкивало – театральностью, романтикой, горечью об уходящем. Романс "Орхидея" — чудо, равное неопошленной красоте самого цветка. Когда звучит ход на всхлипывающую кварту вверх: "А на улице снег лежит!\\ А на улице лед!\\ В стылой слякоти улиц\\ замерзает тоска..." — это же чистый Вертинский, но такая в строках и мотиве живая страсть, что не остается сомнений в подлинности и незаемности образа.
Полтора десятилетия назад на эмигрантском изломе жизни, которую мы все репетировали как собственный конец, у Вячеслава Рутмана случилась кристальная, удивительная песня. Протяжный ямб – классическая законченность:
"Храни меня, любовь, держи, пока не поздно,
носи меня, земля, пока не надоест..."
Героя сохранил и огонь, и три другие стихии, и вдруг в новообретенном американском раю – тяжесть и мука Достоевского, полусон-полубред, без цезур: "звук шагов мужиков что пришли стук камней взрыки суки..." Поэзия возвращает смысл, порой страшный, не только уставшим словам – она возвращает, боязно молвить, смысл жизни, которая сама и есть смысл, несмотря на энтропический холод.
Потом появилось еще одно мощное, мужское, весомое: "Проходит поезд..." Душа просит элегии — но машинист, "орущий про день грядущий и про хлеб насущный", быстренько это все рассеет. И облаком вырвавшегося пара донельзя истомленной машины, выкриком раздраженной души прозвучит отчаянное – про чужого, ни в чем вроде не повинного мужика: "Стоит, дурак, глядит на поезд, курит!" Понял ты, с безымянного полустанка? Жизнь — мимо, женщина за окном пролетает, словно по пути следования в суд господень, а тебе невдомек – кури, Право, дурак...
Рутман может оторваться на очередной "бред" – такой саморазрешенный жанр вербальной вольницы: это все самовышучивание, отсутствие преувеличенной самооценки. В каждой шутке есть доля... Вот он и в благословенной доле.Уже написан собственный Вертер – "Цыганочка-ожиданочка". За эту разверзающую душу бездну легко простится поэту многое, не вполне годящееся для антологий. Перед концертным исполнением "Цыганочки" часто слышат зрители от автора апокриф про бабу Веру, хозяйку дома в колхозе, где минские студенты расположились на постое. "Нэ знаю, Слаука, чи ты жид, чи цыхан: кучарявый и поешь хорошо..." С этого ли меткого наблюдения, с пронзившего ли понимания явного сходства судеб двух неприкаянных народов родилось: "Эх, говори, горят костры\\ вечерком погожим.\\ Завтра мы свернем шатры,\\ мы баулы сложим... \\Разговаривай давай..."
Бэла ГЕРШГОРИН,
Нью-Йорк
