Побег из могильника.
Турусов появился в лагере накануне того дня, когда надзиратели заживо заморозили заключенного Воронцова. Изуверские лагерные порядки держали заключенных в постоянном смертельном страхе. И когда прибывала новая партия заключенных, их надо было чем-то ошеломить. Убийство Воронцова и было приурочено к прибытию тех зэков, среди которых оказался и Турусов.
Турусов, пройдя уже через два лагеря смерти, не удивился жестокому убийству Воронцова. Он знал, что где бы ни находились заключенные, над ними всюду витает смерть. В его голове начала зреть жгучая мысль о побеге и из ледового могильника. Долгими темными ночами, пока была зима, лежа на холодных нарах, он мысленно создавал план побега, продумывая все препятствия, какие могут возникнуть на неизвестном и трудном пути в таежной глуши. Терпеть дальше рабский труд и жестокое насилие, царившие в лагере, нет смысла. Лучше погибнуть в бегах, чем насильственно умирать в лагере, считал он, готовясь к новому побегу.
Знойное лето в удерейской тайге было в разгаре. Весь день нещадно палило солнце. Тайга, пропеченная жаром, отдавала хвойным смольем, прелостью мха и гнилостью кочкарника. На нижней террасе лесоповала заключенные складывали тяжелую древесину в длинные штабеля. Непосильная работа на солнцепеке и обильно выступавший соленый пот изнурили невольников. Они задыхались густо настоявшимся знойным воздухом, иссушающим и без того худые их тела. К вечеру небо нахмурилось, тайга погрузилась во тьму, и роем закружился ненасытный гнус. Начал накрапывать дождь и, разойдясь, полил как из ведра. Охрана, состоявшая из двух надзирателей, вооруженных автоматами, подала заключенным команду закончить работу. Надзиратели построили, посчитали невольников и вывели их на тропу. Узники с опущенными головами и натруженными тяжелой работой руками, промокшие до нитки, под вооруженным конвоем, медленно продвигались по размытой дождем тропе, петлявшей в темноте густого ельника. Спотыкаясь на кочках и колодинах, они проваливались по колено в воду.
Один из надзирателей — новичок, недавно появился в лагере и сегодня впервые конвоировал заключенных. Турусов решил использовать неопытность молодого надзирателя и начавшийся дождь и осуществить третий побег, цена которому — жизнь. Когда заключенные скрылись в глухом ельнике. Турусов опрометью отскочил в сторону и спрятался за толстую ель. Небо в это время словно прорвало: раскатисто ударил гром, огнем сверкнула молния, озарив потемневшую тайгу, и сплошной стеной хлынул ливень. Надзиратель, идущий впереди, крикнул ускорить шаг, а замыкающий — новичок, гикнул ему в ответ. Припав к липкому стволу ели и затаив дыхание, Турусов усилием воли сдерживал сильно колотившееся сердце, дожидаясь, пока стихнет чавканье ботинок заключенных на напоенной дождем тропе. На какой-то миг им овладело сомнение в смысле побега. Но сознание толкало к действию, и отказываться от задуманного уже было поздно. Отдышавшись, стоя под елью, Турусов бросился на крутой косогор, с которого, как он думал, должен быть выход в распадок. Места эти он совсем не знал, а бывать вокруг лагеря приходилось не более чем на три километра, но, как геолог, интуитивно предполагал, что распадок выведет к реке, которая укажет выход к большому водоразделу. Из отрывочных разговоров конвоиров Турусов часто слышал, что лагерь находится где-то вблизи таких речек, как Удерей и Удоронга, впадающих в Каменку. Ему казалось, что раньше уже где-то встречал эти названия. И вспомнил, как однажды, еще, будучи студентом горного института, изучая геологические возможности енисейско-ангарского бассейна, нашел атлас золотых приисков удерейского Клондайка, где подробно сообщалось об этих речках. Подобрал он и брошенную надзирателями местную газету, в которой указывались ориентиры удерейского золотопромышленного района. И он географически вычислил, что лагерь на Уронге граничит близко с Нижним Приангарьем. Пробраться из лагеря к Aнгаре можно через деревни Мотыгино или Каменку. Турусов наметил путь побега через Каменку как менее опасный.
"Вперед и только вперед! — заставлял себя Tyрycoв, преодолевая хлеставший его ливень и ночную темноту. — Пока темно и бушует ливень, надо успеть уйти как можно дальше от лагеря в глубь тайги".
Турусов знал определенно, что его поимку поручат конвоиру Черткову. Со звериным воображением, жестокий и безжалостный к заключенным, он всегда соглашался на поимку беглецов. Его за это вознаграждали продуктами, которые он обменивал на спирт у рабочих соседних приисков. Чертков беглецов не догонял, а медленно их преследовал. Преследование закапчивалось, когда заключенный, обезумев от изнурительного блуждания по тайге и мук голода, забивался в бурелом, падал и крепко засыпал. В это время и наступала трагическая развязка. Чертков скрадывал зэка, внезапно на него набрасывался и, связав, бросал на расправу гнусу. Связанный беглец, не выдерживая адских укусов и, вспухнув, кровоточа, погибал. А конвоир составлял акт о найденном мертвом зыке.
Конвоир Чертков, получив приказание начлага, тут же собрался и устремился преследовать сбежавшего заключенного Турусова. Он вышел из лагеря затемно, когда дождь еще вовсю бушевал. Уроженец здешних мест, Чертков хорошо знал всю округу тайги. Весь вымокший под проливным дождем, он, однако мигом проскочил Нозолинские поляны, пробежал на одном дыхании по узкой тропке, идущей по верху висящих над журчащим Удереем скал, и, обойдя крутой горой прииск Центральный, направился длинным тянигусом через мостики и ключ Таленький прямо на Удоронгу. Там, на берегу речки, среди кряжистых листвяков, приютилась мутовинская охотничья заимка, где, наверное, и сделает свою первую остановку Турусов, думал про себя конвоир, быстро продвигаясь по знакомой дороге.
Как и предполагал Турусов, к рассвету, когда дождь перестал лить, он выбрался к большому распадку, вдоль которого по разные стороны раскинулись длинные хребты. Остановился под развесистой сосной, чтобы передохнуть. Ботинки совсем раскисли, в них хлюпала вода. Турусов думал, как ему поступить: развести костер и обсушиться или вздремнуть. После прошедшего дождя дым костра может выдать, да и спички надо беречь, а вот вздремнуть накоротке надо обязательно. Наломав пихтовой xвои и обложив себя со всех сторон, он притулился к колодине и погрузился в состояние чуткой дремы. Дремать долго не пришлось. Сильно сверлившая голову мысль, что надо постоянно продвигаться вперед, заставила его встать с лежанки. Кругом безрадостная картина. После прошедшего ураганного ливня сырой лес дышал прохладой, с деревьев сыпалась крупная капель. Сопки курились туманом. Густой и сизый туман сползал с вершин сопок и медленно расстилался по распадку. Вынырнувшее из-за хребтов солнце, пробиваясь через густую хвою деревьев, еще тускло светило.
Чувство сильного голода напомнило Турусову, что в его потайном кармане на груди лежит сухарь, от которого пришлось отломить первую маленькую долю. Проглотив сухарик, достал из заднего кармана пистолет, обтер его рукавом куртки и снова спрятал на прежнее место.
"Надо искать речку, она выведет к дороге" - с этой мыслью Турусов огляделся вокруг. Зная о смертельной опасности при внезапной встрече с преследователем, он неподвижно стоял в густом ельнике, прислушиваясь к любому шороху, какой можно было услышать в этy минуту. Зловещая тишина давила на каждую его клеточку и жилку, и, прежде чем ступить в неизвестность, он определил путь продвижения на северо-восток так, чтобы к вечеру лучи солнца падали на правое ухо.
Он долго спускался по распадку вниз. Когда миновал густую чащу и большую гарь, набрел на площадку, поросшую серым ягельником. Он ухе хотел было упасть на прогретый солнцем ягельный пятачок, как его обостренный слух уловил звуки, похожие на журчание текущей воды. "Речка!" — обрадовался Турусов и бросился вперед, раздвигая на своем пути густой ивняк. Выбравшись к речке, весь день с остановками спускался вниз по течению, преодолевая захламленные берега. К вечеру, когда кончились заломы и стали попадаться чистые галечные берега, он вышел к полянке, напоминающей покос. В дальнем ее углу под присадистой березой торчали сложенные конусом сухие жерди для огораживания сенного зарода. Они подсказывали, что где-то близко находится охотничье становье.
Дождавшись темноты, Турусов стороной обошел сенокосную полянку и кустами пробрался к заимке. Остановился в сотне шагов от нее и прислушался. Вечерний воздух наполнился хорошей слышимостью. На заимке тявкнула собака, промычал телок, послышались одиночные голоса людей. Вернулся к речке и, отыскав большой сухой выворотень, устроился под ним на ночлег.
***
В разгар утра Чертков добрался до речки Удоронги, но подходить к мутовинскому становью не рискнул.
"На заимке показываться нельзя, — решил он, обшарив все вокруг, и, не найдя свежего следа беглеца, направился к высокому косогорчику, с которого хорошо была видна охотничья заимка. — Турусов уже где-то рядом, и как бы его не спугнуть. А если еще не добрался до заимки, то надо подождать его и накрыть". Остаток дня Чертков провалялся в зарослях, ожидая, когда беглец появится около зимовья.
***
Турусов во вторую ночь беспокойства не испытывал. Но как только свет забрезжил, жалящие комары и липкий мокрец ринулись на него. Разводить костер рядом с заимкой не рискнул. И чтобы избавиться от назойливого гнуса, забрел в речку. Стоя в холодной воде, соображал, как найти кратчайший путь к большому водоразделу. Поразмыслив, двинулся вдоль звериной тропы, уходившей куда-то в глубь тайги. Весь день пробирался через густые заросли, сверяя выбранный путь с тропой.
Сухой палящий зной сильно разморил Турусова, нестерпимый голод сосал по ложечкой, и силы стали иссякать, а восполнять их было нечем. Однако, несмотря на зной, голод и смертельную усталость, он с неистовым упорством заставлял себя преодолевать таежные крепи.
Солнце клонилось к закату. Не в силах больше идти, Турусов остановился, чтобы выбрать место ночлега. До его слуха донесся стук дятла, словно с возвышенности.
"Где-то близко высотка, сухое место", — подумал он и пошел искать к ней выход из чаши. Не прошел и двух десятков шагов, как оказался перед сухим косогорчиком. Турусов укрылся под елью и долго осматривал высотку. Его внимание привлек обрывистый скос, где под ветвистыми соснами был виден вход в маленькую землянку. Отбросил заслонку из пихтового лапника, высохшую от времени, и шагнул внутрь землянки, закрыв широкой спиной проход. Темно, ничего не видно. Повернулся боком и прижался к стенке. Ворвавшийся луч вечернего солнца осветил земляной пол, на котором из-под серой солдатской шинели, покрытой паутиной и трухой, торчали сапоги.
Турусов наклонился и сдернул шинель. Под ней в истлевшей форме красноармейца лежал скелет человека. По телу Турусова пробежал холодок. Бегло осмотрев землянку и не найдя в ней ничего, что могло бы ему понадобиться, он опрометью выскочил...
До заключенных, хотя и находившихся в лагерной изоляции, все же доходили слухи, что дезертиры, сбегая с фронта, забиваются в глушь тайги и выжидают окончания войны, обрекая себя на погибель. Вот и этот решился на медленную смерть.
