Проститутки были привычным зрелищем в городах раннего Нового времени. Нельзя было пересечь Риальто и не столкнуться с ними. Испанский моряк, высадившейся в Севилье, со всех сторон слышал их оклики. Они осаждали завсегдатая лондонских театров на его пути в Ковент-Гарден. Парижский ремесленник натыкался на них, выйдя из пригородной таверны. Среди криков, которые звучали в европейских городах, с предложением купить рыбу, поношенное платье, черствую выпечку или наточить ножи, обычно в сумерки, слышался вкрадчивый соблазнительный вопрос: «Не хотите ли вы свести приятное знакомство?»
Согласно свидетельствам того времени, проститутки были повсюду. Венецианская перепись 1526 г. насчитывала 4900 проституток при общем числе населения в 55035 чел. Если учесть также сводников и сводниц, окажется, что примерно 10% жителей Венеции существовало за счет проституции. Оценки числа проституток в Париже середины XVIII в. варьировались от десяти до сорока тысяч, а это около 10-15% взрослого женского населения. Один немецкий путешественник подсчитал, что в Лондоне было 50 тыс. блудниц, не считая содержанок и куртизанок. Похоже, что все эти цифры чрезвычайно преувеличены. Для добродетельного и даже не очень добродетельного наблюдателя одна проститутка превращалась в целый десяток. Но, даже оставляя в стороне эти нереальные оценки, следует признать, что проституция занимала важное место в городе раннего Нового времени. Секс по найму являл собой или эпизодическое, или постоянное занятие для многих женщин.
Как же их охарактеризовать — тех, кто занимался проституцией, попросту говоря, девок (filles)? Были ли они мятежницами, социальными бунтарками, стремящимися подорвать основы патриархата? Или же они были жертвами, невольными пособницами мужского господства? С одной стороны, проститутка обитала в мире мужчин и выживала только в том случае, если доставляла им удовольствие. Ее универсум был заключен в пределах таверны, игорного дома и военных казарм. Она должна была подчиняться мужчинам, выполнять все их прихоти. Она — сосуд для мужских фантазий, объект презрения, гонимая и третируемая властями. В крайнем случае, в полицейских протоколах след от нее — лишь имя или число, цифра, причем почти всегда без идентичности или голоса.
С другой стороны, распоряжаясь своим собственным телом, проститутка бросала вызов мужскому доминированию и самой сути патриархата. Она сама выбирала, когда, кому и где даровать свою благосклонность, она выставляла напоказ женскую сексуальность. Открыто ниспровергая право отцов и мужей на монополизацию половой жизни женщин, она была ох как далека от того, чтобы быть покорной и молчаливой. Она заставляла слушать свои призывы во всех уголках города. И ее история может многое рассказать нам об участии женщин в городской жизни XVI-XVIII вв.
Кем бы она ни была, мятежницей или жертвой (а проститутка не была ни той и ни другой в позднее Средневековье), она являлась членом городской общины, полноправной гражданкой, занимавшей важное и ценимое место в городской жизни. В средневековой и ренессансной Европе проституцию не просто терпели — она была признана и узаконена. Во Флоренции и Венеции отцы города отвели некоторые улицы — зону вокруг Меркато Веккио во Флоренции и рядом с Риальто в Венеции — в качестве официальных кварталов публичных домов, где поощрялся секс по найму, чтобы предотвратить предполагаемый рост гомосексуализма и упадок брачности. Такие уважаемые граждане, как Медичи и венецианские нобили, владели домами терпимости и получали от этого доходы, не испытывая никакого видимого беспокойства или стыда. Флоренция способствовала проституции, учредив особые судебные органы (Онеста), чья полиция патрулировала квартал «красных фонарей» и защищала проституток.
За пределами Италии города создавали официальные бордели в течение всего XV столетия. В Страсбурге (1469 г.), Мюнхене (1433 г.), Севилье (1469 г.) и городах долины Роны право управлять такими домами продавалось с аукциона «хозяину женщин» (Frauenwirt), «папаше» (padre) борделя или «настоятельнице» (abbesse). Повсюду, за исключением Франции, владельцами-управляющими официальных борделей были мужчины.
Им предоставлялось право обеспечивать проституток помещением, а порой и пансионом, получать часть их доходов. За это они были обязаны соблюдать определенные правила. Большинство городов требовало, чтобы муниципальные бордели закрывались в праздничные дни и не допускали в свои стены священнослужителей и женатых мужчин. Муниципалитеты также взимали особые штрафы с проституток, если те проводили слишком много времени с одним мужчиной, не поощряя близкие духовные отношения между блудницами и клиентами.
Несмотря на сходство, средневековый бордель не был «закрытым домом» (maison close) XIX в. Проститутки свободно приходили и уходили и искали клиентов в тавернах и банях. Более того, сонм «непокорных» (insoumises), или неофициальных проституток (обычно более юных), торговал собой вне стен борделя, открыто пренебрегая муниципальной монополией. Иногда их штрафовали, однако, как правило, всем категориям проституток отводилось место в ритуальной жизни городских общин. В Германии они были почетными гостьями на свадьбах; в Лионе принимали участие в муниципальных процессиях и празднествах.
Подобно св. Августину, городские власти в XV в. рассматривали проституцию как меньшее зло, чем прелюбодеяние или изнасилование девственниц, равно как способ сохранения брака. Проститутки давали выход мужской сексуальной энергии, тем самым защищая жен и дочерей почтенных торговцев. В то же время проститутки способствовали сохранению нормальности сексуальных отношений в семьях, укрепляя брак и законное деторождение. Должностные лица, покровительствуя проституткам, защищали своих жен и дочерей, а также городское население. То, что основная часть проституток происходила из других мест, помогало муниципальной элите рационализировать свою политику. Большинство проституток все равно, так или иначе, подвергало себя опасности, в том числе со стороны разгуливавших шаек молодых людей; это также успокаивало совесть бюргеров. За очень небольшую цену отцы города в буквальном смысле находили место для удовлетворения мужских влечений — и это в рамках муниципальной структуры!
Но к середине XVI в. большинство официальных борделей было закрыто - в Аугсбурге в 1532 г., в Базеле в 1534 г., во Франкфурте в 1560 г. Севилья последовала их примеру в 1620 г. Менее решительные меры были приняты в Италии; хотя флорентийские и венецианские власти никогда официально не закрывали кварталы публичных домов, они стали более сурово относиться к проституткам, особенно после 1511 г., пытаясь ликвидировать все виды продаваемого секса. По всей Европе власти перешли к подавлению неофициальной торговли женским телом.
Целая серия эдиктов объявила секс по найму преступлением. Во Франции Орлеанский ордонанс 1560 г. поставил вне закона владение и управление борделем. В 1623 г. Филипп IV официально запретил публичные дома в Испании. К 1650 г. муниципальный бордель стал историей.
Большинство исследователей объясняют это внезапное превращение проституции в преступление пришествием в Европу сифилиса. В действительности же публичные дома закрылись спустя примерно 30 лет после самой страшной эпидемии этой болезни 1490-х гг.
В Севилье, столкнувшейся с серьезной вспышкой сифилиса в 1568 г., городские власти решили увеличить число официальных проституток, а не упразднять муниципальный бордель с его регулируемой деятельностью. Это говорит о том, что сифилис и проституция считались не слишком тесно связанными, хотя многие европейцы и знали, как заражаются этой болезнью: ее распространяли проститутки. При этом они, однако ж, не считали сифилис самой страшной или хотя бы самой актуальной опасностью, сопряженной с проституцией. В отличие от мужчин XIX в., мужчины эпохи раннего Нового времени не боялись за свои тела; они боялись за свои души.
Религиозная трансформация, кажется, стала единственным важнейшим фактором в изменении отношения к проституции. В своем Обращении к дворянам-христианам германской нации [An den christlichen Adel deutscher Nation) Мартин Лютер выражал недовольство, что «христиане терпят открытые публичные дома в своей среде, тогда как все мы крещены в целомудрии». С приходом Реформации мужчины были обязаны следовать тем же стандартам, что и женщины, — сохранять целомудрие вне брака, и официальный бордель уже не должен был удовлетворять мужское влечение. Для Мартина Лютера и других протестантских реформаторов рациональное оправдание св. Августином секса на продажу стало неприемлемым. В кратком трактате, озаглавленном Размышления по поводу публичных домов, Лютер опроверг аргументы Августина в защиту проституции и осудил саму идею, якобы помогающую обуздывать больший грех. Напротив, он доказывал, что проституция потакает внебрачным связям и погибели молодых мужчин. В 1543 г. он расклеил плакаты, предостерегавшие студентов Виттенбергского университета от контактов с проститутками, которых «послал дьявол... чтобы погубить некоторых несчастных юношей». В других сочинениях он предписывал налагать серьезные наказания на проституток ради удержания мужчин от блуда и защиты института брака.
Протестантские реформаторы не были одиноки в своем осуждении секса по найму. Деятели Контрреформации также обрушивались на блудниц, и моральные соображения, кажется, стали причиной закрытия публичных домов во Франции, Испании и Италии. В 1480-х гг. проповедники в долине Роны начали выступать с осуждением проституции и говорить о городском публичном доме как о свидетельстве падения нравов. В 1511 г. флорентийцы начали именовать проституцию позорным делом, как именовался до того гомосексуализм. Моралисты теперь видели в проститутке угрозу для порядочных женщин и семейного порядка. Подобная нравственная позиция, хотя и возникшая позже, привела к концу эпохи терпимости в Испании. Католические реформаторы в Севилье публично осудили проституцию и добились закрытия местного борделя в 1620 г.
Но религиозный пыл сам по себе не объясняет перемены в отношении к проституции и желанию расценить ее как преступление. Законы о запрете секса на продажу сопровождались серией необычных постановлений, регулирующих внешний вид проституток. Муниципальные власти в Италии и долине Роны издали декреты, предусматривавшие наказания проституток, одевавшихся в мужское платье, к ним были отнесены и законы против роскоши, запрещавшие им носить элегантные наряды.
Во Франции, Германии и Женеве гонения на проституток совпали с процессами против ведьм и закрытием бань. Эти действия, очевидно, отражали новый страх перед женской сексуальностью и усилившееся беспокойство по поводу стирания тендерных и классовых различий. Для флорентийских городских властей и германских бюргеров блудницы, одетые как мужчины или, что еще хуже, как порядочные женщины, представляли собой угрозу половой и социальной иерархии.
Закрытие публичных домов было результатом не только разного рода озабоченностей; оно также представляло собой реакцию на конкретные изменения в характере самой проституции. Хотя наши данные ни в коей мере не являются исчерпывающими, они тем не менее свидетельствуют, что многие проститутки стали более мобильными и независимыми. Большинство из них, по всей видимости, оставило муниципальные бордели еще до их упразднения, и немногие достигли определенного процветания. Городские власти сталкивались со все большими трудностями, стараясь ограничить платный секс рамками официальных публичных домов. В Испании, Италии, Франции и Германии их закрытию предшествовали многочисленные декреты, преследовавшие целью сдержать и поставить под контроль проституток, действовавших нелегально. Власти Флоренции, Аугсбурга, Дижона и Севильи выражали недовольство, что блудницы продают себя за стенами официальных борделей.
В 1490-х гг. многие, а возможно и большинство проституток проживали не в публичных домах, работали самостоятельно и игнорировали муниципальные правила. Во Франкфурте, например, число таких проституток было столь велико, что в 1501 г. никого не удалось убедить купить должность «хозяина женщин», поскольку местный дом терпимости перестал приносить доход.
Имеющаяся в нашем распоряжении скудная информация показывает, что в начале XVI в. большинство или, по крайней мере, значительная часть проституток в городах Европы жили и действовали самостоятельно. Кроме того, некоторые меняли город и даже регион. Власти Франкфурта жаловались, что «чужие» проститутки наводняли город во время ярмарок, а в Париже большие ярмарки в дни св. Германа и св. Лаврентия пользовались дурной славой из-за огромного количества девиц легкого поведения, привлеченных возможностью заработать. В эту эпоху также возросло число армейских проституток. В Страсбурге, Франкфурте и Нюрнберге местные власти выражали беспокойство по поводу женщин, следовавших за войском, которые порой располагались за городскими стенами и приносили с собой мятеж и беспорядок. С ростом численности армии увеличилось число армейских блудниц; таким образом, возможно, именно возникновение государств со значительными вооруженными силами породило представление о покупной любви как преступлении. В XVI в. проституция стала, по словам историка Жака Россьо, «более опасной и более позорной». Армейские проститутки и их буйные клиенты стали занимать существенное место в мире наемного секса, и проституцию начали ассоциировать с мятежом, воровством и убийством, характерными для солдат. Проституция уже не казалась опасной; она теперь действительно была таковой.
Она также подорожала, по крайней мере для некоторых. Конец XV в. и начало XVI в. оказались свидетелями рождения нового типа проститутки — куртизанки. Уже на исходе XV в. проповедники и городские власти в Дижоне, Венеции, Флоренции и других местах выступили с осуждением появившейся тогда разновидности проститутки высшего класса. Она носила изысканные одежды и тайно занималась своим ремеслом. Такая особа несла угрозу ниспровержения семейно-брачного порядка, поскольку соблазняла уважаемых мужчин и вступала с ними в постоянную связь.
Хотя вопрос о росте значения куртизанки еще не привлек серьезного внимания историков, его появление, кажется, свидетельствует о существенном изменении в привычках и отношениях элиты. Очевидно, богатые мужчины отказывались отныне посещать муниципальный публичный дом. Они стремились к тайным удовольствиям. Совершенно ясно, что они также предпочитали более изысканный, более интимный сексуальный опыт. Означал ли выход на сцену куртизанок, что
элита обрела вкус к благопристойным сексуальным отношениям? Такие знаменитые куртизанки, как венецианская поэтесса Вероника Франко и писательница Туллия д'Арагона, предлагали что-то большее, чем секс, — они предлагали эротизм, то есть секс с элегантной и образованной проституткой-профессионалкой. Неслучайно куртизанка стала героиней первого порнографического сочинения — Диалоги (Ragionimenti; 1534 г.) Пьетро Аретино. Куртизанка (la cortegiana) будила фантазии, она также вызывала беспокойство. В отличие от нездоровой, внушающей подчас отвращение девицы из борделя, куртизанка запросто могла увести мужчину от его законной жены и помешать юноше из почтенной семьи найти себе супругу.
Куртизанки пользовались большей независимостью и, несомненно, зарабатывали куда больше, чем их сестры, следовавшие за армиями или торговавшие собой в публичных домах. Эти преимущества в элегантности и материальном благополучии являлись парадоксальным следствием нового отношения к проституции как к преступлению, распространившегося как раз в то время. В результате закрытия борделей многие проститутки оказались вне системы регулирования и действовали, подобно большинству современных проституток, как независимые предпринимательницы или, по крайней мере, под контролем других женщин. С превращением проституции в преступление возникла нужда в осторожности, поэтому женщины в возрасте, которые могли сойти за матерей проституток или их наставниц, брали на себя роль менеджеров, прежде исполнявшуюся мужчинами — «папашами» борделя или «хозяевами женщин». Ну, разумеется, сводники не исчезли. В Венеции они, сводники (lenos), продолжали руководить проституцией, как всегда и делали. Но в других местах пожилые женщины, как правило и часто — бывшие проститутки, действовали как посредники между клиентами и девицами легкого поведения, прибирая к рукам большую часть тех доходов, которые раньше шли владельцам-управляющим мужского пола. К 1600 г. проституция стала одним из немногих чисто женских занятий.
Утверждение взгляда на проституцию как на преступление и порожденная этим нужда в осторожности (как со стороны клиентов, так и со стороны проституток), — вероятно, главные причины этих изменений. Труднее объяснить смену сводников сводницами. Возможно, с точки зрения клиента, проводившего ночь с девицей в ее комнате, иметь дело с пожилой женщиной и девушкой, а не с мужчиной и девушкой, было лучшей гарантией сохранения в тайне его развратных действий.
Не удивительно: превращение проституции в преступление несло с собой столько же проблем, сколько и выгод. В глазах проституток преимущества новообретенной автономии полностью компенсировали их уязвимость, особенно в контексте новых репрессивных мер. При прежней системе регулирования они пользовались защитой со стороны муниципальных властей. В условиях, когда изнасилование было обычным делом, зарегистрированные проститутки носили отличительный опознавательный знак, оберегавший их от шаек молодых людей, слонявшихся по городу. Официальные проститутки также могли обращаться к муниципальным властям, если клиенты избивали или обманывали их. Проститутка эпохи раннего Нового времени была лишена такой возможности. Сама считавшаяся преступницей, она едва ли могла просить полицию защитить ее от владельцев территории или хозяев таверн, бравших с нее завышенную плату, равно как от клиентов, наносивших ей увечья или отказывавшихся платить. Такие клиенты встречались чрезвычайно часто, и порой полицейские надзиратели в Париже, особенно из бригады защиты нравственности, вмешивались, чтобы помочь проститутке. Другим постоянным бичом оказывались шантажисты и вымогатели; они спали с девицами, а затем отказывались платить, угрожая выдать их полиции, или требовали в обмен на молчание часть выручки. Лишенные официальной защиты и действуя вне закона, проститутки все чаще связывались с сутенерами. В Париже, например, бывший солдат либо картежник мог охранять маленький бордель, управляясь с буйными клиентами и отпугивая любопытных соседей. В Марселе сутенер выступал в роли посредника между небольшими прибрежными борделями и капитанами стоявших в порту кораблей. Поскольку полиция не преследовала сутенеров, если только те не трогали девиц из почтенных семей, сведения об их численности и деятельности остаются отрывочными. Но несомненно, что в XVIII в. их число, как и число полицейских, значительно выросло.
Поставленная вне закона, проститутка оказалась уязвимой перед насилием и воровством; она также была беззащитной перед суровой системой правосудия. Во Франции ряд законов, начиная с эдикта 20 апреля 1684 г., установил строгие наказания за проституцию (заключение в особую больницу) и передал лейтенанту полиции* или соответствующим чиновникам в провинциях полную власть над проститутками. Королевские эдикты 1713, 1724, 1734, 1776 и 1777 гг. повторили положения закона 1684 г. и подтвердили полномочия полиции. Несмотря на эти королевские декреты, проституция, как и прежде, осталась в ведении муниципалитетов. В Париже ситуация была до некоторой степени исключением: лейтенант полиции являлся королевским должностным
--------------------------
* Лейтенант полиции — магистрат, который руководил полицией в Париже и крупнейших городах Франции. — Примеч. пер.
482
лицом с широкими полномочиями, и поддержание порядка в столице представляло особую важность для короны. В провинциях же — в Марселе, Нанте, Лионе или Монпелье — местные магистраты были по большей части предоставлены самим себе, когда речь шла об охране нравов, и степень принуждения и строгость наказания значительно варьировались от одного города к другому. В этом отношении мало что изменилось с эпохи Средневековья: городская община продолжала сохранять власть над проститутками.
А вот что поменялось, так это численность и полномочия полиции. Сказанное в первую очередь характерно для Парижа, где сонм надзирателей занимался исключительно сбором информации о проститутках высокого ранга, прежде всего оперных танцовщицах и актрисах. Более прозаические уличные девицы становились объектом периодических облав, в результате которых множество проституток представало каждую пятницу перед лейтенантом полиции, который выносил им общий приговор. Но, несмотря на свою возросшую численность по сравнению с тем, что было ранее, полиция ни в коей мере не стала в своих действиях эффективнее — все как в наши дни. Принуждение было бессистемным и произвольным, облавы и ночные обходы специальных отрядов — спорадическими. Задерживали только тех, кто мешал движению на улице или провоцировал беспорядки. Полиция едва ли беспокоила внешне респектабельных и осторожных проституток.
По отношению к тем, кто вел себя благоразумно, существовала неписаная терпимость. Тех же, кто был неосторожен или кому просто не повезло, ожидали суровые наказания. Проституток, арестованных патрулем или ночными стражниками, отправляли в тюрьму временного содержания св. Мартина (позже в Отель де Бриенн), а через некоторое время приговаривали к заключению в приют Сальпетриер* на срок от двух до шести месяцев. В провинциях наказания могли быть более строгими: в первой половине XVIII в. марсельские проститутки могли провести в специальной тюрьме (maison de force) до 5 лет. Таких женщин, помещенных в грязный и перенаселенный приют, обычно объявляли больными сифилисом, подвергая «лечению» ртутью порой без какого-либо осмотра, и это составляло часть их наказания. Лечение тела сопровождалось нравственным лечением. Многие европейские приюты для падших женщин обслуживались монахинями, и их участие должно было обеспечить решение как социальных, так и духовных задач. В XVI и в начале XVII в. благочестивые католики в Испании, Франции и Италии учредили множество маленьких монастырей или приютов, призванных дать кров и исправить проституток.
---------------------
* Сальпетриер (Salpetriere) — приют для пожилых женщин и душевнобольных в Париже. — Примеч. пер.
