История одного страхового мошенничества.
Когда заходит речь о мастерах сыскного дела в дореволюционной России, то прежде всего ныне вспоминают имена И. Путилина и А. Кошко. Да, это были великие сыщики. Но рядом с ними были и другие высокие профессионалы сыска, достойные пера Конан-Дойла, пользовавшиеся заслуженной славой. Один из них — И.Н. Склауни, начальник Ростовского сыскного отделения, которого в свое время называли не иначе, как «южнорусский Шерлок Холмс». Его сыскная деятельность была богата приключениями. Вот одна такая история.
"Саламандра" взывает о помощи.
Как-то к Склауни обратился приехавший из Петербурга юрисконсульт известного страхового общества «Саламандра», который поведал ему следующее.
«Саламандра» давно страхует людей от несчастных случаев. Но в последнее время правление общества обратило внимание на резкое увеличение количества несчастных случаев, происходивших с лицами, застрахованными на крупные суммы. Все они проживают в одной местности. Двое пострадавших уже успели получить страховку полностью, так как врачи общества и независимые профессора-хирурги пришли к выводу, что вред, причиненный их здоровью, непоправим. И вот теперь еще двое получили такие же увечья и требуют страховых выплат по двести тысяч рублей каждый.
Прежде чем производить страховые выплаты по этим случаям, компания решила перепроверить первые два. Выяснилось, что объявившие себя пожизненными инвалидами жертвы тех несчастных случаев в действительности благополучно выздоровели. Обратили внимание и на то, что характер увечий и обстоятельства, при которых они были получены, у всех четверых очень схожи.
Житель Новочеркасска Болдырев, застрахованный на сорок тысяч рублей, выходя из железнодорожного вагона, упал и так сильно повредил руку, что был отправлен в лечебницу. Лечение не помогло, рука совершенно искривилась. Врачи пришли к выводу, что травма носит необратимый характер, и Болдырев, ставший инвалидом, на законных основаниях получил свою страховку. Аналогичным образом получил увечье, а затем и страховку (тридцать тысяч рублей) житель Грушевска Медведев. Оба, как выяснилось позже, вскоре были абсолютно здоровы.
И вот через четыре месяца после выплаты страховок Болдыреву и Медведеву помощник полицейского пристава в Ростове Англиченков, застрахованный в «Саламандре» уже на двести тысяч, при обходе своего участка упал в открытый водопроводный люк. Получив врачебную справку о непоправимом увечье правой руки и правой ноги, он потребовал от «Саламандры» выплаты ему полной страховой суммы.
Спустя короткое время такое же несчастье постигло нахичеванского купца Штарка, застрахованного на ту же сумму. Его сбили с ног на железнодорожной платформе, повредив ногу, которая была признана врачами покалеченной навсегда.
Озадаченное столь частыми и столь похожими несчастными случаями с владельцами крупных страховых полисов, правление «Саламандры» приостановило выплату страховых сумм Англиченкову и Штарку и предложило им лечиться под надзором врачей общества, но оба этих клиента ответили отказом. А Англиченков даже приехал в Петербург в правление общества и бушевал там, требуя немедленной выплаты денег. Получив отказ, он на костылях вышел на Невский проспект с плакатами на груди и спине: «Саламандра» не платит денег несчастному калеке». Петербургский градоначальник, которому разъяснили, в чем дело, выслал Англиченкова в Ростов.
Рассказывая об этом «южнорусскому Шерлоку Холмсу», юрисконсульт «Саламандры» сказал, что у его общества есть подозрения в том, что вышеприведенные несчастные случаи являются тщательно задуманным и хитроумно обставленным преступлением. Вот почему «Саламандра» ходатайствует о возбуждении по указанным фактам уголовного дела и просит Склауни начать расследование и розыск.
Получив от юриста официальное заявление и все необходимые документы, знаменитый сыщик пообещал сделать все от него зависящее.
Угрюмый лавочник и болтливый бонвиван.
Склауни решил начать с Медведева и Болдырева, полагая, что они, получив свои деньги, уже ничего не опасаются, думая, что в «Саламандре» о них давно забыли. При этом существовала опасность того, что если они связаны с Англиченковым и Штарком, то можно будет спугнуть всю компанию. Но другого выхода не было.
Склауни отпустил бороду, сменил прическу, облачился в штатское и поехал в Грушевск. Там нашел лавку Медведева, купил какие-то ненужные вещи и попытался разговорить хозяина. Но это был типичный мелкий лавочник — замкнутый, угрюмый, подозрительный. Вскоре стало ясно, что попытка познакомиться с ним поближе ничего не даст.
На следующий день сыщик приехал в Новочеркасск и явился в ювелирный магазин Болдырева, где заказал два обручальных кольца. Болдырев оказался человеком лет сорока, любезным и общительным. Они разговорились. Когда Склауни пришел за заказанными кольцами, он сказал хозяину магазина, что по роду службы (он представился контролером от биржевой артели над кассирами) ему придется временно поселиться в Новочеркасске, где ему, вероятно, будет скучно. Болдырев живо ответил, что здесь есть хороший театр и несколько клубов, где можно приятно провести время за игрой в карты. И тут же предложил новому знакомому рекомендовать его в члены клуба «Общественное собрание».
Склауни с благодарностью принял это предложение, поселился в гостинице и постарался поближе сойтись с Болдыревым. Они несколько раз ужинали вместе, и сыщик заметил, что ювелир — большой любитель выпить. А своего пристрастия к азартным играм тот с самого начала не считал нужным скрывать. Словом, это был бонвиван в классическом варианте.
Вскоре Склауни и Болдырев перешли на «ты», и сыщик мог приступать к делу. Склауни пригласил Болдырева к себе в гостиницу. В беседе, как бы между прочим, сказал, что артель, в которой он работает, застраховала его на пять тысяч рублей на случай смерти или увечья, так что он может спокойно жениться — в случае чего семья будет обеспечена. Он даже показал новому другу страховой полис на имя Волкова (под этой фамилией он жил).
Болдырев сказал, что лучше бы застраховаться в «Саламандре», которая не придирается при платежах, и принялся консультировать своего нового знакомого. На вопрос, откуда он все это знает, ювелир хвастливо ответил: «Я, брат, сам был застрахован на сорок тысяч и получил полную сумму за увечье. У меня тогда пострадала рука, а сейчас, как ты видишь, она вполне здорова».
Склауни с завистью сказал: «Да за такие деньги и с одной рукой прожить можно». Тогда Болдырев, подмигнув, проговорил: «Заручись-ка, брат, еще одним страховым полисом в обществе «Саламандра», может, и тебе повезет». Сыщик недоверчиво засмеялся: «Ты, верно, шутишь?» Болдырев ответил: «Шучу или нет, это ты увидишь потом...» Больше на эту тему не говорили.
Вечер они провели в клубе, где опять играли. Разговор о страховке, видимо, заинтересовал Болдырева, и он спросил: «Ну что, будешь ты страховаться? Решай, деньга сама в карман лезет». Сделав вид, что колеблется, Склауни в конце концов согласился. Это обрадовало ювелира: «Вот и хорошо. И ты обеспечишься, и я копеечку наживу».
Через несколько дней Склауни привез полис на пятьдесят тысяч, выданный на фиктивную фамилию «Волков». Показав его Болдыреву, спросил, что делать дальше. Тот задумался, потом сказал: «Мы организуем тебе несчастный случай, но не опасный, и ты получишь пятьдесят тысяч, но из них часть отдашь мне...» Объяснил, что в этом деле предстоят немалые расходы: прежде всего за операцию — десять тысяч, их возьмет одна мадам. Ну а ему за посредничество — пять тысяч. Все это, разумеется, после получения страховки.
«Поедешь в местечко Смела Киевской губернии, — пояснил он. — Найдешь там парикмахера Бермана и скажешь, что у тебя есть поручение к Мариам Самойловне Эйхенгольц. Эта женщина, доложу я тебе, прямо министерская голова, любого профессора за пояс заткнет. Она тебе в лучшем виде все оборудует, не беспокойся. Уж я-то знаю. Я и сам деньги получил, и приятеля одного устроил. И тебе помогу, только ты держи язык за зубами».
Итак, полдела сделано. Склауни был на верном пути. Получив паспорт на имя купца Волкова и удостоверение градоначальника о его действительной личности и о командировке для розыска по уголовному делу и взяв с собой четыре тысячи рублей, он приехал в местечко Смела.
Вскоре сыщик познакомился с мадам Эйхенгольц. Это оказалась женщина лет сорока пяти, приятной наружности, державшаяся спокойно и с достоинством. Когда Склауни сослался на Болдырева, она удивленно подняла брови и сказала, что такого не знает. Сыщик, доверительно понизив голос, сказал, что Болдырев — его друг, что он в курсе его страховых дел. "Я очень рассчитываю на вашу помощь. Ведь дела мои в полном упадке. Пожалейте, будьте мне благодетельницей».
Мадам успокоилась, но заметила, что напрасно они так спешат, еще одного дела толком не закончили, а уже за другое берутся. Прочитав переданное ей сыщиком письмо Болдырева, она сказала со вздохом: «Ну что ж, поживите пока у нас, а там посмотрим».
В тот же вечер мадам пригласила Склауни поужинать. Он пришел с вином и закуской. Кроме парикмахера с женой (она была дочерью мадам Эйхенгольц), пришла вторая ее дочь, тоже очень красивая девушка. После ужина Склауни пригласил всю семью в кинематограф. Так ему удалось завоевать их доверие.
Комар носу не подточит.
Шли дни, а Эйхенгольц все не заговаривала о деле. Сыщик решил ускорить события и настоятельно попросил мадам заняться, наконец, его вопросом, после чего показал ей свой полис. Она заявила, что возьмет за услугу две с половиной тысячи наличными и на семь с половиной тысяч — векселями. Склауни согласился, но спросил, гарантирует ли она успех.
Если хотите, можете думать, что это мадам Эйхенгольц и сыщик Склауни.
«Не беспокойтесь. У меня комар носу не подточит. Сделаем так: послезавтра в 7.30 вечера мы выедем поездом в Киев. Вы займете отдельное купе в первом классе. Я сяду с вами и сделаю вам маленькую операцию. Хотите на руке, хотите на ноге — как вам будет угодно. Больно не будет, я вам впрысну одно лекарство. Я выйду на первой остановке, а вы поедете дальше.
Часа через два вы выйдете на большой людной станции. И там с криком упадите на платформе и потребуйте, чтобы вас отправили к доктору, так как не можете передвигаться. Непременно постарайтесь попасть к хорошему врачу. Дня через два у вас появится огромная опухоль, никакое лечение не поможет. Рука или нога будут выглядеть совершенно покалеченными.
Но вы не бойтесь, это потом пройдет. Главное — чтобы на вокзале составили протокол о том, что с вами случилось. А у доктора возьмите свидетельство, сколько вы лечились. И после этого подавайте заявление в страховое общество «Саламандра» с приложением всех бумаг. Вас освидетельствуют доктора общества и признают инвалидом. Потом вы получите деньги. Сразу же пришлете мне семь с половиной тысяч рублей, а я вам вышлю векселя. Когда рассчитаетесь с обществом, то делайте два раза в день тепленькую ванну для руки или ноги, минут по пятнадцать. После этого — легкий массаж больного места. Месяца через два будете совершенно здоровы».
«Горит в руках бутылка с керосином».
Приближался решительный момент. Надо было хорошенько подготовиться. Склауни отправился к местному полицейскому приставу, назвался и показал отношение ростовского градоначальника, попросив оказать ему содействие и подобрать помощника, от которого нужна будет не физическая сила, а смекалка и сообразительность.
От пристава он поехал на вокзал к жандармскому ротмистру и попросил обеспечить ему отдельное купе. И чтобы назначенный вахмистр был завтра утром к десяти часам в квартире полицейского пристава.
Вечером Склауни отправился к Эйхенгольц, подписал векселя и показал деньги. Напоследок поужинал с ее семьей. Странно, но за столом не было обычного хорошего настроения. Быть может, семья безотчетно предчувствовала надвигающуюся беду. Перед уходом Эйхенгольц предупредила, чтобы клиент на вокзале к ней не подходил — она сама найдет его в купе.
Наутро Склауни был у пристава, где его уже ждали помощники — бравый жандармский вахмистр и помощник пристава. Задача перед ними была поставлена такая — незаметно сесть в тот же вагон, что и Склауни, или в соседний. Через десять минут после отхода поезда надо будет подойти к занимаемому сыщиком купе и, сильно постучав, потребовать открыть дверь. Когда он откроет, нужно будет охранять вещественные доказательства, которые окажутся в купе, и лицо, которое будет там же.
Настал вечер. Склауни поехал на вокзал заранее. Эйхенгольц сидела в буфете с небольшим саквояжиком в руке. После первого звонка Склауни занял свое место в поезде. Ко второму звонку пришла Эйхенгольц. Они заперлись в купе. Когда поезд тронулся, сыщик передал ей конверт с деньгами и векселями. Все это она положила в саквояж. Склауни сказал, что укол ему надо сделать в ногу, и снял ботинок. Мадам вынула из саквояжа подсвечник со свечой, коробочку со шприцем и небольшую бутылочку с какой-то жидкостью. Чтобы выгадать время до прихода сотрудников, Склауни изобразил испуг и стал озабоченно высказывать опасения в том, что и от одного маленького укола может произойти заражение, начнется гангрена... Мадам начала его успокаивать: ничего страшного не произойдет, надо взять себя в руки и довериться ей...
В этот момент раздался громкий стук в дверь купе, сопровождаемый требованиями немедленно открыть ее. Мадам пришла в ужас. Дрожащими руками она хотела схватить пузырек, но Склауни оттолкнул ее и быстро открыл дверь. Увидев вошедших, Эйхенгольц впала в полуобморочное состояние. Склауни приказал помощнику пристава охранять саквояж, а вахмистру сесть около мадам. И обратил их внимание на то, что они застали его без ботинка на левой ноге.
Помощник пристава начал составлять опись всего, что находилось в саквояже. Тем временем Эйхенгольц пришла в себя и закричала: «Ах, ты, змея проклятая!» Она изрыгала жуткую площадную брань, рвала на себе волосы и билась головой о стену купе. Склауни пригрозил, что если она не успокоится, то ее свяжут и заткнут ей рот.
В бутылочке, судя по запаху, был керосин. В опись изъятого были внесены также шприц, маленькая записная книжка и конверт с деньгами и векселями. Когда Склауни ощупал дню саквояжа и поднял верх, то нашел конверт с пятью вексельными бланками за подписью Штарка на сумму пятьдесят тысяч рублей и письмо Болдырева, привезенное сыщиком.
В Киев поезд прибывал поздно ночью. Склауни страшно устал, но спать было нельзя. Эйхенгольц тоже не спала. Она сидела молча, уставившись в одну точку. Внезапно она повернулась к помощнику пристава и совершенно спокойно произнесла: «Прошу вас записать в протокол, что вещи, которые вы нашли в моем саквояже, подбросил мне вот этот человек, — и указала на Склауни. — С какой целью он это сделал, я не знаю. Я ехала с ним, чтобы показать имение, которое он хотел купить. Ботинок он снял потому, что жаловался на боль в ноге». Склауни понял, что Эйхенгольц — крепкий орешек, рассчитывать на ее признания и раскаяние не приходится.
В Киеве были составлены все необходимые протоколы и постановления, Эйхенгольц заключили под стражу и этапировали в Ростов.
Расследование заняло несколько месяцев. Кроме Эйхенгольц, были арестованы Англиченков, Штарк, Болдырев и Медведев — по обвинению в причинении себе искусственного увечья с целью получения страховки. Были допрошены многочисленные свидетели из разных городов. Улики были бесспорны, но все обвиняемые упорно отрицали свою вину. Эйхенгольц твердила: «Склауни подкуплен «Саламандрой», он сфабриковал дело и подбросил мне шприц».
Дело слушалось в Ростове при переполненном зале. На шестой день слушания Эйхенгольц внезапно попросила слово для важного заявления. «Господа судьи! Я измучена до крайности. Чтобы поскорее завершить это тягостное дело, я скажу всю правду, в чем давно уже чувствую потребность. Мой покойный муж был фельдшер, но в медицине понимал лучше многих докторов. Он придумал впрыскивания, от которых получались искривления, и даже профессора не могли это вылечить. А ведь это был всего лишь керосин. Умирая от чахотки, муж решил обеспечить меня с детьми до конца жизни и открыл мне этот секрет.
Сам он подпольно занимался освобождением людей от воинской повинности, но взял с меня клятву никогда не связываться с военными, так как военный суд может приговорить к повешению. Выгоднее и спокойнее, сказал он, работать с застрахованными. После его смерти я приняла его эстафету. Все эти подсудимые — мои клиенты, они приезжали ко мне, я им делала укол, объясняла, как потом вылечиться, а они расплачивались. Вот и все».
На зверски ощетинившегося Англиченкова после этого заявления было страшно смотреть, как и на смертельно бледного Штарка. Низко опустил голову Болдырев. И только Медведев безучастно и равнодушно глядел в одну точку.
Защитники начали взволнованно переговариваться. Зашумела публика. Председатель призвал к порядку. Прокурор и защитники просили отложить заседание до утра.
На следующий день слушания начались с нового заявления Эйхенгольц — диаметрально противоположного сделанному накануне. «Я оговорила этих людей и созналась в преступлении, которого не совершала, — заявила она. — Все сказанное мной вчера — ложь. Меня научил дать такие показания защитник, который заверил, что присяжные меня пожалеют и оправдают. Но теперь я сожалею об этой лжи и не хочу напрасно губить этих людей, которых до суда никогда не видела. Повторяю то, что уже говорила: дело сфабриковал Склауни, он подбросил мне шприц, керосин, векселя и деньги. У него в этом деле большая корысть, наверняка он получил от «Саламандры» кругленькую сумму».
Присяжный поверенный, защищавший Эйхенгольц, потребовал освободить его от защиты ввиду наглой лжи подсудимой. Суд удовлетворил это ходатайство и назначил нового защитника. Дело тянулось еще пять дней. Все подсудимые были признаны виновными. Мужчины были осуждены к трем годам арестантских отделений, а Эйхенгольц — к такому же сроку тюрьмы.
Страховые полисы четверки мошенников были признаны недействительными. Общество «Саламандра» от уплаты убытков по ним полностью освобождалось.
Ирина Макуни, 2001 г.
