Фарцо́вка — сленговое название запрещенной в СССР подпольной покупки/перепродажи (спекуляции) практически недоступных рядовому советскому обывателю дефицитных импортных товаров. Подавляющим большинством предметами предложения и спроса фарцовки выступали одежда и аксессуары. Также популярными были звуконосители (виниловые пластинки, аудиокассеты, бобины), косметика, предметы быта, книги и тд.
Лица занимающиеся фарцовкой назывались «фарцовщиками» (самоназвания: «утюг», «бомбила/о», «фарца́», «фарец», «маклак», «деловар», «штальман»). Фарцовщиками были в основном молодые люди (студенты), а также лица по роду своей деятельности имеющие возможность тесно общаться с иностранцами: гиды, переводчики, таксисты, проститутки и тд. Предметы фарцовки, или само явление вообще называлось «фарца́».
Подавляющим большинством рынком сбыта товара, добытого фарцовщиками, поначалу (в 50-60-х годах) были т.н. «стиляги». Позже, в 1970—1980-х годах, все, кто имел деньги и желал красиво или оригинально одеться, приобрести импортный ширпотреб или технику, книги или музыкальные записи, прибегали к услугам фарцовщиков. В эти годы сменились и источники фарцовки, и само понятие приобрело более широкое значение. Теперь основное занятие большинства из тех, кого называли фарцовщиками, заключалось в покупке через знакомых, имеющих блат или возможность выезжать за рубеж, дефицитных товаров и пищевых продуктов.
По мнению писателя Б. Н. Тимофеева, высказанному в изданной в 1960-е годы книге «Правильно ли мы говорим?», слово фарцовщик — это искаженное жаргонное слово «форсельщик», которое ведёт происхождение от англ. for sale (произносится «фор-сэ́йл») в составе стандартного вопроса, с которым фарцовщик обращался к иностранному туристу: англ. Do you have anything for sale? («Нет ли у вас чего-нибудь на продажу?»).
История
VI Всемирный фестиваль молодёжи и студентов, проходивший в 1957 году в Москве, стал колыбелью фарцовки как широкомасштабного явления.
Экономическим базисом фарцовки являлось:
наличие во второй половине XX века значительного спроса на качественные, красивые, редкие или оригинальные вещи, товары при тотальном дефиците в СССР.
«приоткрытый» железный занавес — иностранные граждане получили возможность в качестве туристов посещать крупные города СССР.
отсутствие уголовного наказания непосредственно за эту деятельность (правда, задержать, обвинить и судить могли за валютные операции, часто сопутствующие фарцовке, за спекуляцию; также специально для борьбы с фарцовщиками была введена административная ответственность «за приставание к иностранцам»).
Наибольшее распространение фарцовка получила в Москве, Ленинграде, портовых городах и туристических центрах СССР.
Концом фарцовки стало налаживание сначала челночного, а потом и обычного товарообмена республик бывшего СССР с зарубежными странами на закате перестройки в начале 90-х годов XX века.
Известные фарцовщики
Рокотов, Ян Тимофеевич — советский валютчик и фарцовщик, первый миллионер в СССР, казненный по личному указанию Хрущева, на показательном процессе Дело Рокотова — Файбишенко — Яковлева
Мельников, Владимир Владимирович — российский предприниматель, основной владелец и председатель совета директоров крупнейшей российской компании по производству джинсовой одежды «Глория Джинс».
Тиньков, Олег Юрьевич — российский предприниматель, основатель и глава группы компаний «Тинькофф».
Мавроди, Сергей Пантелеевич — российский предприниматель, основатель АО «МММ», которое рассматривается как классическая и крупнейшая в истории страны финансовая пирамида.
Листерман, Пётр Григорьевич — владелец «эскорт-агентства», занимающийся организацией знакомств российских бизнесменов с молодыми девушками. В студенческие годы занимался фарцовкой.
Лоза, Юрий Эдуардович — автор и исполнитель песен.
Нагиев, Дмитрий Владимирович — актёр и телеведущий.
Сленг
« Ядром трансформации стандартного русского языка в язык фарцы стало использование английского, причём в последовательности, во многом типичной скорее для русского («тудей», «дид», «хау», «вери»), а также русификация английских слов путём присоединения русских окончаний («грины»). Другие особенности — наличие в речи элемента упоминавшейся выше криминальной фени («пятихатка») и собственных изобретений («клёво», «бомбил-а/о»).
Павел Романов, Елена Ярская-Смирнова. Фарца: Подполье советского общества потребления
»
Гамщик, пурукумщик (от англ. gum, финск.purukumi — жевательная резинка) — обычно малолетний (6-14 лет) попрошайка, не имеющий дела с валютой, выпрашивающий или выменивающий у иностранцев всякую мелочь — ручки, сигареты, мелкие сувениры и, конечно же, жвачку. Также «утюг», «утюжонок».
Бомбить, разбомбить — вступить в деловые отношения с фирмачом (иностранцем)
Дайм — монета номиналом в 10 американских центов
Зелень, грины, гренки — доллары США, конвертируемая валюта
Капуста — деньги
Комикс, комис, комок — комиссионный магазин, один из каналов сбыта «фирмы»
Лейбл — нашивка, наклейка с торговой маркой
Самострок — подделка, вещь с иностранным лейблом под «фирму», сделанная в СССР или Польше цеховиками.
Скинуть — продать фирму́
Фарц, фарсовщик — то же самое, что и фарцовщик
Фирма́ — собственно предмет фарцовки — одежда, обувь, аксессуары фирмача
Фирма́ч — иностранец
Морковка — финские марки
Бундошка — немецкие марки
Пусер — толстовка (от финск. pusero — кофта)
Лопатник — бумажник (от финск. lompakko — бумажник)
Сарай, бас — туристический иностранный автобус (англ. bus — автобус)
Трасса — автодорога Выборг-Ленинград, по всему пути следования которой находились места, облюбованные фарцовщиками для своего бизнеса: стоянки, гостиницы, рестораны, санатории…
Галёра — галерея универмага Гостиный Двор в Ленинграде, место сбыта нафарцованного товара
Юги — югославы
Бундеса — немцы из ФРГ
Дедероны — немцы из ГДР
Штатники — туристы из США
Бритиша — туристы из Великобритании
Алёра — туристы из Италии
......................................
Свет в подвале
Нелегальная торговля святым в советское время
Крижевский Алексей
Ключевой персонаж московского рок-андерграунда 80-х, бас-гитарист «Звуков Му» Александр Липницкий к моменту основания группы был отличником советской торговли - правда, подпольной. Спекулировать иконами он начал в начале 70-х, а к нынешнему моменту превратился в коллекционера и эксперта по древнерусскому искусству.
I.
- Вы помните, как и почему начали заниматься иконами?
- Как любой нормальный человек, в девятнадцать лет я хотел зарабатывать. И род моего заработка в начале семидесятых имел простое и четкое название: фарцовка. Кто-то промышлял шмотками - ну, а я начал с коллекционирования и торговли пластинками и западными журналами. И это был не столько способ извлечения прибыли, сколько средство утоления собственной познавательной жажды: продав три пластинки (или пять журналов), один (или одну) можно было оставить себе. Иконами я начал заниматься из чистого интереса. Мне в те годы казалось, что разыскивать и выкупать иконы в СССР - это все равно, что быть конкистадором в Южной Америке. В семидесятых по селам еще можно было найти много предметов старины - столетние книги, прялки, иконы. Деревня хранила в себе еще много запасов. И не совсем отдавала себе отчет в том, чем она, собственно, владеет.
Вот вам для примера случай, который произошел со мной в одной подмосковной деревне. Накупив целый рюкзак икон и уже собираясь уходить, я услышал из крайнего дома крик: «Лови, милок!» С высокого чердака к моим ногам полетела квадратная черная доска; от удара о землю она треснула. Так я получил свою первую икону XVII века - «Рождество Богородицы».
После Хрущева с его политикой укрупнения деревень в России было много брошенных сел; многие крестьяне при переселении просто оставляли какие-то действительно ценные вещи в старых домах - или их дети, выросшие при советской власти, спешили от этих предметов избавиться на месте новом. Коммунистическая власть каким-то удивительным способом сумела лишить русское крестьянство смысла существования - благодаря колхозам обесценились и труд, и имущество. Помню, одна бабушка во Владимирской области в ответ на мое предложение - сто рублей за икону - ответила: «Нет. Вот если с домом, то продам. За двести». Старую икону вместе с домом в деревне можно было купить за шесть тогдашних пенсий.
- То есть в советской деревне люди не держались за свои иконы и охотно продавали их?
- В общем, да. За иконы своих предков держались только старообрядцы - выманить у них образ было трудно. Я объяснял им, что икона должна жить, должна быть отреставрирована, а не лежать на чердаке в виде черной доски. Иногда мне это удавалось - я брал растворитель, скальпель и показывал. До сих пор храню у себя Богоматерь Владимирскую, которую купил у староверов-федосеевцев. Представители этой секты отказывались от брака и всего, что с браком связано. Помимо прочего они отказывались служить в армии. Чтобы не попасться на глаза милиции, они (во времена советской власти!) десятилетиями перемещались в пределах Владимирской области. Русские кочевники во имя веры. Религиозный андерграунд. Больше всего приключений у меня было связано именно с ними. Могли и с дубиной встретить - правда, у меня до таких вооруженных конфликтов дело не доходило.
- Но в глазах общества вы должны были выглядеть, мягко говоря...
- Чего уж там, преступниками, просто преступниками. У нас была большая компания иконщиков. К середине семидесятых для всех нас этот промысел превратился в серьезную профессию. Мы заняли нишу между современными антикварами и... ну, разбойниками, наверное. Никто ведь никогда не знал, краденую вещь тебе принесли деревенские ребята или нет. Конечно, мы спрашивали. И, конечно, каждый раз получали отрицательный ответ - нет, мол, не краденое. Но что мы могли сделать кроме того, что спросить? На мой взгляд, каждая вторая проданная икона была сворована местными жителями у односельчан.
- По идее, вами должна была очень быстро заинтересоваться милиция.
- Она и интересовалась - как нами, так и нашими «контрагентами» в деревнях. Политика была такая: иконы у них изымали, некоторое время проверяли, не краденые ли, а затем просто сжигали. Как правило, раз в год областная милиция посылала запрос в местный краеведческий музей. Оттуда приезжал сотрудник и отбирал в лучшем случае одну вещь, остальное все списывалось и шло на растопку.
В одном подмосковном городе нас с братом задержали с мешком икон, прямо на станции. Я купил милиционерам несколько бутылок водки, нас отпустили, а потом и говорят: «Мы вот как раз вчера списали весь годовой сбор икон. Вон, весь чулан в отделении ими забит». Я спрашиваю - а в каком они состоянии? Они - да вот, порубили мы их, но еще не сожгли. За два ящика водки мы купили у них все, что они уже покололи. В течение года мой реставратор восстанавливал эти образа.
II.
- Откуда в советское время мог взяться спрос на ваш товар?
- В семидесятые Брежнев, как известно, открыл евреям выезд. Им практически ничего не разрешалось вывозить - ни денег, ни драгоценностей. Но иконы, как ни странно, брать с собой было можно: по пять штук на одного члена семьи. Семьи выезжали большие - из Одессы, из Грузии, по десять-пятнадцать человек; они и покупали у нас иконы, вывозили их и перепродавали. Представьте, какое оживление на антикварном рынке Европы вызвало такое резкое увеличение доли русской старины. Покупателей было много: русские иконы были редкостью, которую можно было купить за небольшие деньги. Особой любовью наш товар пользовался в Италии - там русскими иконами нередко украшали витрины магазинов; я обнаружил это, когда впервые приехал в Рим.
Постепенно сформировался челночный иконный бизнес. Контрабандистами работали в основном студенты из развивающихся африканских стран, учившиеся в Москве. Они могли свободно выезжать в другие страны и, пользуясь этим, вывозили иконы в оптовых количествах. Торговля шла бойко - в Берлине челнокам платили сразу за чемодан, не открывая. А обратно студенты привозили часы и платки с люрексом - наша промышленность их не выпускала, а среди женщин советского Востока на них был большой спрос.
- Вас послушать, так прямо какой-то мировой рынок под носом у ЦК КПСС. Неужели вами не интересовался КГБ?
- КГБ интересовала главным образом контрабанда золота и валюты. При этом люди в Конторе понимали: прежде чем кого-то брать и «закрывать», нужно быть уверенным, что по задержании будет что предъявить - например, нажитые преступным путем накопления. Я же никогда денег не копил, зарабатывал - и сразу тратил на девушек, на пластинки, музыкальную аппаратуру. А вот тех людей из нашего «иконного» круга, кто занимался накопительством, - их практически всех пересажали.
Впрочем, был такой человек - Анатолий Дейниховский по прозвищу Петрович. Он успел поработать в ГРУ и Комитете, но был уволен за незаконные валютные операции. Сколотил серьезную банду, которая занималась грабежами в храмах. Петрович никогда не копил денег - после каждого дела он их сразу пропивал-прогуливал с друзьями. Криминал стал для него своего рода спортом: ему было интересно обхитрить, обыграть Петровку и Лубянку. Но КГБ тогда следил за чистотой нравов в своей организации - Дейниховский получил пятнадцать лет, а потом еще пятнадцать и умер за решеткой.
Меня тюрьма обошла стороной - многие уверены, что причиной такого везения был мой отчим Суходрев, личный переводчик Брежнева. Но я думаю, что дело как раз в том, что я не хотел становиться подпольным миллионером. Впрочем, все было не так уж и безоблачно: наши телефоны постоянно прослушивались, не раз и не два я замечал ехавшую за мной машину. У меня с тех пор остался инстинкт - я и сегодня способен интуитивно почувствовать слежку или определить, прослушивается телефонный разговор или нет.
- Отделы МВД по преступлениям в сфере искусства - они тогда дружили с вашей компанией или, наоборот, враждовали?
- Мы были по разные стороны баррикад. В семидесятые-восьмидесятые, как известно, имела место своего рода травля коллекционеров. Собирал человек, к примеру, старинное оружие - ему подсовывали нарезной пистолет, а это сразу срок. Или сбывали коллекционеру живописи краденую картину, чтобы конфисковать всю коллекцию. А дружить с нами отделы по искусству стали только сейчас - туда пришли молодые люди с хорошим образованием, которые действительно служат обществу. Кому служили эти отделы при советской власти, я не знаю. Все серьезные дела в этой сфере забирал к себе КГБ. Но Контора имела привычку сажать всю цепочку участников перепродажи. А из контрабандистов, посаженных и не посаженных, потом выросло целое поколение российских бизнесменов.
- А музейщики шли с вами на контакт?
- Нет, круги музейщиков и коллекционеров стали объединяться только после перестройки.
- А не было страха преследования, чувства, что сейчас возьмут? Все-таки вы долго занимались совершенно противозаконными делами.
- Тот, у кого это чувство было, сходил с дистанции. Это как в рок-н-ролле - нельзя играть музыку, если боишься выходить на сцену. Вообще, у рок-н-ролла с нашим делом было немало общего, как я смог убедиться.
III.
- В конце семидесятых мы подружились с группой «Аквариум». И я знаю, что нас сблизило, - и мы, и они были нелегалами. Людьми абсолютно несоветскими. И мы, и они пытались бороться, рисковать, играть против правил. Нам всем мешали реализовывать самые естественные и необходимые человеческие потребности: им не давали выступать, а нам - торговать. И, наконец, и то, и другое делалось в конечном счете не для наживы, а для себя.
Но, надо сказать, рок-н-ролл для меня постепенно вытеснил иконособирательство; как только мы основали «Звуки Му» и начали репетировать, я стал постепенно завязывать с активной торговлей и ушел из среды антикваров. Начал потихоньку распродавать свою коллекцию - это помогало сносно существовать и мне, и группе. Как только мои запасы подошли к концу, мы стали зарабатывать деньги концертами. Но в какой-то момент я почувствовал, что законы жизни в рок-н-ролле куда правильнее, чем в бизнесе.
- А существовал ли в Москве восьмидесятых подпольный концертный бизнес?
- Да, безусловно. Одни всерьез пытались делать деньги на подпольных сейшнах, другие занимались организацией концертов просто из любви к музыке. У профессии подпольного антрепренера тогда было много общего с профессией иконного дилера - приходилось конспирироваться, таиться, прятаться. Что, согласитесь, в случае с рок-н-роллом достаточно сложно: иконщики, как правило, вели дела без свидетелей, тет-а-тет, а на концерт-то всегда приходит много народу. Конечно, все явки и пароли устроители концертов передавали устно, ни в коем случае не по телефону, зрителей встречали в одном месте и по одному перенаправляли в другое. Опасное, в общем, было дело: многим музыкальным менеджерам пришлось пострадать от ОБХСС. Забирают всех и начинают поочередно допрашивать - вы покупали билеты? Не каждый же сообразит сказать, что, мол, нет, все было бесплатно, для друзей, просто собрались песни послушать. А как только зритель сознается в уплате денег и сдает организатора, тому начинают шить уголовное дело по статье «Предпринимательство». Но я в этом не участвовал, концертов практически не организовывал.
- Часто сажали?
- Редко, но сажали. Посадили лидера группы «Воскресение» Алексея Романова. Александра Новикова - за изготовление и сбыт усилителей и колонок. Айзеншписа - за валютные операции и фарцовку аппаратурой.
- А музыканты сами понимали, что являются предметом бизнеса?
- Некоторые из них сами этот бизнес потихоньку вели. При всей нашей дружбе с Мамоновым у него была одна коммерческая тайна - его сольные квартирники. Это был его личный источник дохода. В какой-то момент он вообще занимался чем придется - фарцевал одеждой и пластинками, работал банщиком.
IV.
- Вы сейчас вернулись в «иконный бизнес»?
- Я уже давно не дилер, а коллекционер. В 1999 году, стосковавшись по старому занятию, я с удовольствием принял участие в составлении коллекции Виктора Бондаренко - как эксперт и отборщик. За прошедшие с тех пор шесть лет мы собрали, наверное, самую лучшую в стране частную коллекцию икон.
- А снова поработать на этом рынке в качестве дилера не хочется?
- Нет, это мне уже не интересно. Сейчас любой нефтяной магнат может одной левой собрать очень и очень приличную коллекцию. А мы занимались этим в экстремальных условиях и исключительно из желания идти наперекор, бороться и рисковать; соображения выгоды для нас были совсем не на первом месте. Когда Косыгину сказали, что средний уровень доходов населения по стране выше средней зарплаты, он ответил: «Люди засели в трещинах системы». Так вот, мы, в общем, весело жили и хорошо проводили время в этих трещинах.
- Кто из людей вашего круга вышел в мир большого бизнеса после того, как советская система рухнула?
- Вы знаете, никто - потому что мы изначально были скорее игроками, чем бизнесменами. Но одно преимущество у нас было: я и мои товарищи были готовы к наступлению рынка, капитализма, потому что начали жить при нем задолго до реформ. Но при этом всегда, даже в среде советских спекулянтов и фарцовщиков, оставались андерграундом от коммерции, если можно так выразиться. Люди в нашем кругу были в основном необычные - ведь чтобы торговать иконами, в них надо разбираться. Читать книги, ходить на выставки, учиться самому; я, к примеру, объездил все музеи, собирающие произведения древнерусского искусства. И сейчас мы с моими тогдашними коллегами остаемся (наряду со специалистами из музеев, конечно) едва ли не лучшими в мире знатоками русской иконописи.
А мир торговли валютой, крупных махинаций, - его природа, конечно, была не богемная, а блатная. Реальными субъектами рынка в СССР были не авантюристы вроде нас, а серьезные деятели теневой экономики, носители по-настоящему преступного сознания - крутые люди, которых боялись все, даже власть. Мой друг и коллега Толик по прозвищу Вобла в восемьдесят первом мог спокойно оставить группе «Аквариум», жившей в моей квартире, сто рублей на опохмел: деньги для него ничего не значили. А вот настоящий «вор в законе», уровня Крымова из «Ассы» Соловьева, этого не сделал бы никогда, потому что у него совершенно другое сознание. Большие деньги и серьезная власть приходят только к тем, кто очень их любит и не упустит своего ни при каких обстоятельствах.
- Получается, что основой нынешней русской торговли и бизнеса были именно воры в законе, а не мелкие спекулянты и подпольщики вроде вас?
- Нет. Вор в законе - по определению преступник, который добивается власти и денег криминальными методами; ничего общего с настоящим торговцем, спекулянтом, бизнесменом.
Россия на протяжении всей своей истории развивалась и прирастала территориями за счет экспансии не столько военной, сколько торговой: мы восточная страна, и основой нашей экономики всегда был купец. Но как только царь стал управлять бизнесом, он лишился его поддержки, и произошла революция. Советская власть тогдашнюю социально-экономическую систему уничтожила, но купечество выжило - пусть и в измененном, уродливом, мутировавшем виде; я и мои коллеги по подполью тому свидетельство. То, что мы наблюдаем сейчас, все эти попытки власти централизованно управлять бизнесом, - широкомасштабное наступление на грабли, уже ударившие по лбу Николаю II. Такая политика уже привела страну к краху, это было всего девяносто лет назад.
