На этот раз речь пойдет об очень популярной в свое время песне «Кирпичики», которая появилась во времена нэпа. У этого романса есть вариант «гражданский», а есть и «уголовный». О нем и поговорим подробно. Хотя приводим здесь и первый.
По Маяковскому
Уголовный вариант городского романса «Кирпичики» был хитом в блатной среде. Песня про то, как в каком-то городишке и на его окраине действовала «бригада», как сказали бы сейчас. А тут как раз нэп и всякие богатые фраера ходят. Какое решение может быть в таком случае? Только «грабь награбленное».
В принципе, уличный бандитизм во времена нэпа и расцвел, потому что власти негласно поощряли грабеж толстосумов и буржуев - этих нетрудовых элементов. Кроме того, воры и налетчики получали смехотворные сроки - до года. А часто не получали и того - спасало пролетарское происхождение. Вспомним Клима Чугункина из булгаковского «Собачьего сердца». Три судимости - и все условно. Вот что значило тогда правильное происхождение.
Пресса того времени, даже печатая криминальную хронику, выполняла четкую идеологическую задачу: пробудить чувства злорадства и некоего морального превосходства по отношению к потерпевшим из числа новой буржуазии, новых советских.
Действительно, жертвами краж и ограблений часто были имущие граждане. Как пишет известный исследователь блатного жанра Фима Жиганец, «в Питере 1922-1923 годов громкую известность получили дела, связанные с ограблением квартир меховщика Богачева на улице Плеханова, ювелира Аникеева в Чернышевом переулке, убийство семьи мясоторговца Розенберга с Охты, жены владельца мучного лабаза... Одновременно исподволь проводилась мысль, что уж работяг, мелких советских служащих, власть защитит, а буржуи, нэпманы пусть защищаются сами. То есть уголовникам ненавязчиво указывалось направление, в котором можно было действовать относительно безопасно».
В стихотворении «Стоящим на посту» Владимира Маяковского, обращенном к милиционерам, поэт прямо проводит эту мысль:
Если выудят
миллион
из кассы скряжьей,
новый
с рабочих
сдерет задарма!
Мифические Робин Гуды
Фима Жиганец продолжает: «Преступления против «буржуев» служили в средствах массовой информации чуть ли не объектом любования, подробности таких дел смаковались, по отношению к потерпевшим сочувствия практически не высказывалось, скорее наоборот... Поэтому не вызывает удивления, что в 20-е годы в городском фольклоре возникают истории и легенды о «благородных разбойниках». Один из них - легендарный Ленька Пантелеев. Но почти в каждом районе Петрограда имелся свой «защитник обездоленных». Многие из них, в отличие от Леньки, в действительности не существовали, были плодом народной фантазии. В Коломне ходили слухи о Моте Беспалом, «короле скопского двора» - бесхозного здания, служившего притоном для уголовного сброда. Поэт В. Шефнер рассказывает в своих воспоминаниях о легенде, согласно которой, Мотя «советской власти вреда не причинял, грабил только "нэпманов-буржуев", бедным же оставлял подарки с записками: "Где Бог не может - там Мотя поможет"». На Васильевском острове якобы гулял Граф Панельный со своей подругой красавицей Нюхой Гопницей. Граф, разумеется, ни в коем разе не позволял себе грабить пролетариев.
Доктор исторических наук Наталья Лебина справедливо замечает, что все это «можно объяснить влиянием не только традиций городских обывательских легенд, но и политической конъюнктуры, требовавшей изображения нэпа явлением совершенно чуждым и враждебным маленькому человеку». Потому людям и вбивалась в головы мысль: грабить богатого позволительно».
Грабили, как было принято в то время, - то есть до пят. Что и произошло в песне. Брали не только кошелек и какие-то ценные вещи, но еще и всю одежду и даже ботинки. У дам тоже, между прочим. Такие вот Робин Гуды.
От «кирпичиков гражданских» в прямом смысле в песне осталась только угроза героя: он грабил, пугая прохожих кирпичом-кирпичи-ком. Вообще, надо честно сказать, что уголовный вариант не отличается большой художественной ценностью - да и в истории он особо не задержался. Как всегда, не прошел мимо песни Аркадий Северный в свое время. А вот нынешние шансонье что-то ее не жалуют.
Авторы известны
Редкий случай - прекрасно известны авторы песни, правда, только «гражданской» версии. Автор музыки - Валентин Кручинин, слов - поэт Павел Герман, написавший такие шлягеры, как романс «Только раз бывают в жизни встречи», - Последнее танго» и «Марш авиаторов» («Мы рождены, чтоб сказку сделать былью...»).
Говорят, что в 20-е годы по популярности «Кирпичики» стояли вровень со «Стенькой Разиным». К 1925 году, всего через несколько месяцев после написания песни, ее уже пела вся страна. Более того: стали возникать варианты, посвященные злободневным темам: растратчикам, алиментам и проч. Куплетист Каминский выступал даже с номером «Кирпичиада», где показывал, как эту песню исполняли бы в опере, в русском хоре, на цыганский манер и т.д. Короче, песня на все вкусы и все времена. Действительно, народная.
Евгении Зимородок
«Кирпичики»
(«Гражданский» вариант)
Где-то в городе на окраине
Я в убогой семье родилась,
Горе мыкая, лет пятнадцати,
На кирпичный завод подалась.
На заводе том Сеньку встретила;
Лишь, бывало, заслышу гудок.
Руки вымою и бегу к нему
В мастерскую, накинув платок.
Кажду ноченьку мы встречалися,
Где стена образует проход;
Вот за Сеньку-то, за кирпичики.
Полюбила я этот завод.
...Но, как водится, безработица
По заводу ударила вдруг.
Сенька вылетел, а за ним и я,
И еще двести семьдесят душ.
Тут война пошла буржуазная,
Огрубел, обозлился народ,
И по винтику, по кирпичику
Растаскал опустевший завод…
После вольного счастья
Смольного Развернулась рабочая грудь,
Порешили мы вместе с Сенькою
На знакомый завод заглянуть.
Там нашла я вновь счастье старое:
На ремонт поистративши год,
По советскому по кирпичику
Возродили мы с Сенькой завод...
Запыхтел завод, загудел гудок.
Как бывало, по-прежнему он
Стал директором, управляющим
На заводе «товарищ Семен»...
Так любовь мою и семью мою
Укрепила от всяких невзгод
Я фундаментом из кирпичика,
Что прессует советский завод...
«Кирпичики»
(«Уголовный» вариант)
Где-то в городе, на окраине,
Где стена образует проход,
Из кино вдвоем с модной дамочкой (2 раза)
Шел шикарно одетый пижон.
А навстречу им из проулочка
Трое типов каких-то идут:
«Разреши, браток, папиросочку, (2 раза)
Не сочти ты, товарищ, за труд!»
А на дамочке шубка беличья,
А на нем - воротник из бобра;
А как вынул он портсигарчик свой (2 раза)
В ем без малого фунт серебра!
Ну, как водится, безработица:
«Скидавайте пальто и пинджак!»
Усадили их на кирпичики (2 раза)
И велели ботинки сымать.
Кавалер хотел воспротивиться,
Но с бандитом шутить не моги:
Даст кирпичиком по затылочку (2 раза)
Разлетятся на части мозги!
Тут заплакала горько дамочка,
Утирая слезу рукавом:
«Как пойдем мы в ночь непроглядную (2 раза)
В непролазной грязи босиком?!»
И сказал бандит наставительно:
«Выбирайте посуше вы путь –
И по камешкам, по кирпичинам (2 раза)
Доберетесь домой как-нибудь!»
Жаль, что не было там фотографа,
А то славный бы вышел портрет:
Дама в шляпочке и в сорочечке, (2 раза)
А на нем даже этого нет!
