Среди доброго десятка уголовных мастей российские хулиганы всегда стояли особняком. И хотя хулиган - личность шумная, он мало уважаем у блатарей. Для них даже придумали специальное погоняло - «баклан». С другой стороны, именно хулиганы создали богатую музыкальную контркультуру, настоящий приблатненный фольклор, в котором часто встречались подлинные шедевры. Один из них - песня "Мы ребята-ежики...», написанная в далекие 20-е годы.
Матросы «бульварного плаванья»
Пик хулиганства в России приходится на время НЭПа. Произошло это по одной причине - революция разнуздала многие дикие инстинкты толпы, бывшие до этого под контролем. Наружу выплеснулись копившиеся десятилетиями старые обиды и низменные человеческие чувства. Особенно вольготно чувствовали себя хулиганы в больших городах.
Неофициально большевики поддерживали хулиганские выступления масс, направленные против представителей прежних привилегированных сословий. Впрочем, скоро, войдя во вкус, хулиганы стали третировать и пролетариев.
После окончания Гражданской войны в Петрограде, Москве, Одессе, Киеве, Казани, Екатеринбурге, Перми и прочих городах появились сотни грязных оборванцев, которые шокировали обывателя одним своим внешним видом. Они нигде не работали, жили в трущобах и подвалах. Днем гопники выходили на улицу, пили спирт или самогон, танцевали чечетку и «яблочко» под гармошку, пели похабные частушки, а между делом грабили прилично одетых прохожих.
Революционная романтика отразилась на российской хулиганке.
После октября 1917 года наряд городской шпаны явно стал подражанием матросской формы. А ведь именно балтийские матросы были «красой и гордостью русской революции». Вот и у хулиганов появились широкие брюки-клеш, полосатые тельники, куртки, похожие на матросские бушлаты. Зимой шпана носила круглые шапки-финки, сшитые из плотного черного сукна, завязанные тесемками, свисавшими как ленточки бескозырки.
«Шапка-финка надвинута до бровей, открытая волосатая грудь, как пудрой, присыпана снегом, в углу мокрых распущенных губ прилипла папироса», - так описывала одна советская газета вид питерского хулигана. Дополняли этот наряд обязательный нож-финка либо тяжелая гирька на цепочке, подвешенная вместо часов.
Во время НЭПа в ряды «бакланов» стали активно вливаться молодые рабочие, привлеченные туда блатной романтикой. На заводах они занимались тяжелым и неквалифицированным физическим трудом, имели непрестижные профессии - водопроводчик, токарь, слесарь, кочегар. А тусовка в хулиганской компании наполняла их жизнь смыслом, некими положительными эмоциями.
Реальный беспредел
В 1923 году петроградская «Красная газета» сообщала, что «...на набережной Невы, против фабрики «Торнтон», местные хулиганы устроили грандиозное побоище. Участвовали в нем около двухсот человек». Чуть позже, на Обводном канале произошла массовая драка между двумя шайками хулиганов - «тамбовской» и «воронежской». Названия группировки получили по месту жительства своих членов - Тамбовской и Воронежской улиц. Дрались около трех сотен человек. В ход были пущены камни, палки, арматурные пруты, ножи, раздавались выстрелы из револьверов.
Впрочем, хулиганы редко устраивали разборки между собой. В основном они куражились над беззащитными обывателями. Причем делали это почти безнаказанно.
Даже при нанесении своим жертвам тяжких телесных повреждений они отделывались незначительным тюремным заключением - не более одного года. И вновь выходили на свободу. Понятно, что горожане боялись обращаться в милицию с жалобами на шпану.
Причем под нож беспредельщиков могли попасть даже высокопоставленные персоны. Так, «бакланы» «пописали финкой» председателя Петроградского областного суда, когда он культурно отдыхал с семьей в Таврическом саду.
Однако кульминацией питерской, да и всей российской хулиганки стало групповое изнасилование, совершенное в Чубаровом переулке. Вечером 22 августа 1926 года 20-летняя работница Любовь Белякова возвращалась в фабричное общежитие, расположенное на Лиговском проспекте. В Чубаровом переулке ее остановила толпа хулиганов и, «...завязав глаза грязной тряпкой, под свист, крики и улюлюканье потащила ее на Предтеченскую улицу». Там девушку повалили на землю и изнасиловали по очереди более двадцати человек. Среди насильников оказались несколько комсомольцев, демобилизованный матрос и секретарь комсомольской ячейки завода «Кооператор» Константин Кочергин.
Суд над «чубаровцами », состоявшийся в декабре 1926 года, превратился в показательный процесс. Перед судьями предстали двадцать семь обвиняемых, все молодые люди в возрасте от 17 до 25 лет. Семеро из них были приговорены к расстрелу, остальные - к различным срокам заключения. После этого чрезвычайного происшествия шпану стали судить строже.
Возник даже проект ссылки всех советских хулиганов на необитаемые острова Кильдин, Канд и Мег-остров, расположенные в Белом море. Но он остался нереализованным. Окончательно решил этот вопрос товарищ Сталин, который в 30-х годах изменил УК, и по нему стали давать за хулиганку солидные сроки, отправив в лагеря ГУЛАГа десятки тысяч «бакланов».
«Хулиганить буду я – пока не расстреляете…»
Потому-то НЭП и вспоминался хулиганами как золотые годы, когда они могли творить практически все, что хотели. Специфика того времени очень ярко отразилась в песне «Мы ребята-ежики...», имевшей большую популярность в 20-е годы. В ее основу была положена старинная русская частушка «Мы ребята-ежики, в голенищах ножики!», известная еще до революции. Исполнялась она под гармонь, с перебором, и имела явно деревенское происхождение. В частности, в одном из вариантов частушки имелись такие слова:
Я отчаянный родился,
вся деревня за меня,
вся деревня Бога молит,
чтоб повесили меня...
Тятька помер,
мамка вдовка.
Сын - отчаянна головка.
Сын - отчаянна башка.
Не хожу без камешка.
Однако постепенно в частушке стали преобладать городские мотивы, так как основные кадры хулиганов перемещались из деревни в большие города, где начинали жить совсем другой жизнью. Бывшие деревенские парни устраивались работать на заводы и фабрики, вкушая все прелести городской цивилизации. Они посещали кинотеатры, танцплощадки, парки культуры и отдыха. А вместо кирпича за пазухой продвинутые представители шпаны носили уже финку, а порой и наган. Кстати, в 20-е годы приобрести оружие было довольно просто. На любой толкучке из-под полы за пару червонцев можно было купить приличный ствол и десяток патронов к нему. Правда, огнестрельное оружие приобретали только самые отчаянные хулиганы, так как за хранение и ношение оружия полагался четырехлетний срок. Но таким ухарям море было по колено, и они не боялись возможных репрессий со стороны правосудия. О чем прямо заявляли в песне:
Из нагана вылетала
Черная смородина.
У меня у хулигана
За решеткой Родина.
Арестованы вагоны,
Тихо подаваете.
Хулиганить буду я
- Пока не расстреляете.
Как говорится, общественная и социальная позиция заявлены прямо. Но столь топорные тексты, а также ужасные рифмы и примитивные аккорды явно резали ухо музыкальным эстетам. Поэтому грубоватые частушки стали причесывать, а музыку подвергать аранжировке.
За дело взялись настоящие профессионалы-куплетисты, которые собирались исполнять песню с эстрады. Они стали усложнять и гармонизировать простонародную мелодию. Музыкальность повышалась с помощью введения мажорных аккордов, дополнительных гамм. Усиливалось и музыкальное сопровождение.
В частности, «Ребят-ежиков» стали исполнять в сложном инструментальном составе. Например, в сопровождении баяна, балалайки, скрипки, контрабаса и тромбона. В таком исполнении мелодия звучала солидно. В тексте также появились легкость, шарм и некоторая ирония.
Постепенно песня «Мы ребята-ежики...» стала исполняться не только в прокуренных пивных, но и во вполне солидных ресторанах, где собиралась элитная публика - нэпманы, совслужащие высокого ранга, воры и налетчики. Пели ее, как правило, несколько куплетистов, изображавших на эстраде шайку хулиганов. При этом слова песни часто варьировались в зависимости от местных условий. Но неизменным всегда оставался припев:
Мы ребята-ежики.
В голенищах ножики.
Любим выпить, закусить.
В пьяном виде пофорсить.
В 30-е годы исполнение этой песни было повсеместно запрещено. Тех, кто нарушал запрет, вполне могли посадить на пять лет «за пропаганду хулиганки». Однако эту песню часто можно было услышать в бараках ГУЛАГа, где мотали солидные сроки бывшие «бакланы».
Андрей Николаев
«Мы ребята-ежики…»
Шапку лихо набекрень,
Закурю цигарку я.
Дела много - целый день
По бульвару шаркаю.
В морду дать - пожалуйста.
Мы ребята-ежики.
А пойди, пожалуйся
-В голенище ножики.
Что нам рупь, что нам два,
Наплевать на все права.
Можем неприятелей
Обложить по матери.
Мы ребята-ежики.
В голенищах ножики.
Любим выпить, закусить.
В пьяном виде пофорсить.
Что нам рупь, что нам два,
Наплевать на все права.
Нам законы нипочем.
В харю - гаечным ключом.
Мы ребята-ежики.
В голенищах ножики.
Любим выпить, закусить.
В пьяном виде пофорсить.
