КУПЧИНА ЗАЙЧИКОВ.
Кем был Зайчиков?
Прежде всего оренбургским купцом. Но не только. Как сказали бы сейчас, был он еще и криминальным авторитетом. То есть помимо основного бизнеса имел еще и криминальный. Причем когда имел — в первой половине XIX века!
Но обо всем по порядку. Михаил Зайчиков владел несколькими тысячами десятин земли в благодатном, но диком краю, торговал хлебом, делая большие обороты. Кроме того, Зайчиков вел торг, отправляя караваны в Бухару и Хиву, и считался одним из самых успешных и оборотистых коммерсантов в крае. Перед начальством не заискивал, но порученное исполнял всегда старательно, а потому, оценив его деловые качества, именно Михайлу Зайчикова выбрал оренбургский губернатор генерал Перовский в главные маркитанты своего отряда. Зайчиков прошел вместе с войсками весь страшный поход на Хиву, ведя караван с необходимыми товарами, которыми торговал с огромной выгодой, в точности по поговорке, гласящей: «кому война, а кому мать родна».
Войска под командой Перовского выступили в поход зимой, но, когда снежные бураны завалили степь непроходимыми снегами, отряд, не имея сил идти далее, встал лагерем у озера Чушка-куль. Зайчиков, как и положено рачительному маркитанту, торговал разными привезенными товарами, беря полтинник за фунт баранок, стоивших в Оренбурге 3 копейки, четвертка табаку ценою в 15 копеек в лагере шла по рублю. Торговал он и водочкой, которая в городе стоила 35 копеек за бутылку, а у маркитанта Зайчикова та же емкость отпускалась за 1 руб. 35 копеек. Когда кончились наличные, Зайчиков без всякого спору, как и было договорено с командующим еще перед походом, стал отпускать товары в кредит, под запись в книге. Вернувшись с остатками отряда в Оренбург, по этой книге он получил от казны полное возмещение за те товары, что были взяты у него в кредит и не оплачены теми, кто умер или погиб в походе. За эту свою деятельность купец в числе прочих был награжден золотой медалью «За усердие» — все ж таки, как ни крути, но снабжал он отряд исправно и замерзнуть в ледяной степи мог точно так же, как и любой участник похода.
В качестве предлога для этого продвижения русской армии к границам Индостана были использованы разбойные нападения киргиз-кайсаков и туркменских племен на русские купеческие караваны, ходившие через степь в Индию и Китай, а также целенаправленный захват пленных, которых потом продавали на рынках Хивы. Когда же в 1833 году генерал-майор свиты Его Величества, личный друг императора Николая I Василий Алексеевич Перовский вступил в должность военного губернатора и командующего отдельным Оренбургским корпусом, по справке, представленной ему штабом, в Хиве в это время находились на положении рабов свыше 500 подданных русского царя. В основном этих людей захватывали во время полевых работ на степных хуторах или во время путины на Каспии, когда целые артели угонялись в полон туркменскими бандами, налетавшими на рыбацкие стоянки.
Вообще же еще в середине XIX века риск угодить в самое настоящее рабство в Оренбургском крае, на Урале и в Поволжье был достаточно велик. В двадцатые же годы того века степняки могли увести в полон прямо с городской окраины, что и случилось со вдовою казачьего офицера, решившей посмотреть на царя во время его визита в Оренбург. Тогда в город съехалось множество народу со всех окрестностей, и вдовица, приехавшая с детьми и прислугой, не смогла найти места в гостинице, постоялом дворе или на частной квартире — всюду было битком. Тогда она решила ночевать табором, и по ее приказанию на городском берегу Урала поставили коляску, возле нее разбили палатку, в которой вся компания и устроилась на ночлег. Ночью к этому лагерю подкралась шайка киргизов, которые схватили офицерскую вдову в одной сорочке и, бросив на коня, ускакали с нею в степь, не тронув детей и прислугу. Их пробовали преследовать, но перехватить не успели. Когда об этом ночном происшествии доложили императору, тот был очень огорчен, приказал детей вдовы взять на особое попечение, а ее саму выкупить за его счет при первой же возможности. Вот ситуация: русский император выкупает вдову своего офицера у захвативших ее в рабство «мирных киргизов», являющихся его подданными!
Хотя план зимнего похода Перовского и не принес успеха, англичане, весьма чутко относившиеся к любым движениям извне к границам Индии, рассмотрели в этой попытке некую тенденцию и поспешили предпринять «ответные меры». Из Герата в Хиву прибыло посольство английского купечества, которое добилось аудиенции у хана Алла-Кула. Англичане рисковали многим — десятком лет ранее прежний хан приказал удавить в темнице нескольких британцев, добравшихся до его столицы из Персии. Казнили их исключительно в назидание остальным «гяурам-крестоносцам», чтобы отбить у прочих охоту посещать эти края. Тем не менее риск себя оправдал, и английские бизнесмены сумели убедить Алла-Кула отпустить всех русских рабов, захваченных прежде, а заодно и тех, кто попал в плен зимой 1839 года при отступлении от Чушка-куль, для того чтобы лишить Россию формального повода для нового похода, который мог бы завершиться не столь удачно для хивинцев. Хану обещали политическую и военную поддержку Великобритании, причем все расходы по возвращению пленных англичане брали на себя.
Премудрые сыны Альбиона не поскупились и не только внесли за всех пленных выкуп, но и дали денег на то, чтобы их обеспечить на дорогу. Каждый освобожденный получил на дорогу по золотой монете, равнявшейся четырем русским рублям, по мешку муки и по одному верблюду на двоих. Всего из полона к Оренбургу вышли 416 человек обоего пола, в Хиве остались лишь те, кто за время пребывания в плену сумел там крепко обосноваться, в основном женщины, вышедшие замуж и родившие по нескольку детей.
На бывших рабов сходились посмотреть, расспросить о сгинувших где-то в неволе близких людях. Как раз в это время и пошел по Оренбургу слушок о том, что многие из вернувшихся угодили на рабский рынок при живейшем участии оборотистого Михайлы Зайчикова. Перовский, которому донесли об этих разговорах, приказал провести формальное следствие, и те из вернувшихся, кто утверждал, что был продан Зайчиковым, были вызваны в канцелярию губернатора для дачи показаний. Рассказанное ими позволило установить, что награжденный медалью «За усердие» доблестный маркитант отряда Перовского и хваткий коммерсант Зайчиков действительно долгое время был главным организатором похищений людей с целью продажи их в Хиве.
Приказчики Зайчикова нанимали рабочих для уборки хлеба на хуторах купца, разбросанных в степи, вербуя их каждый раз на новом месте. Предлагая хорошие заработки и давая крупные задатки, эти вербовщики разъезжали по Бузулукскому и Николаевскому уездам Самарской губернии, по Уральской области и окраинам Оренбургского края и, сколотив несколько партий рабочих, вели их на хутора, где были выстроены специальные бараки. Во время страды работников хорошо кормили, а когда хлеб бывал уже убран и вывезен, в ночь перед окончательным расчетом их угощали водкой. Когда подвыпившие люди засыпали в своих бараках, их окружали всадники киргизы, налетавшие из степи под утро. Полусонным перепуганным людям вязали руки и гнали их в степь, а приказчиков Зайчикова киргизы оставляли на месте связанными и «со следами насилия на лице» для обеспечения надежного алиби. В обмен на рабов Зайчиков получал плату восточными товарами, доставлявшимися с караванами его деловых партнеров из Хивы, а хлебушек, убранный фактически задарма, шел «по настоящей цене», также принося немалые прибыли. И такой промысел продолжался не год и даже не два, а сколько точно, даже и следствию установить не удалось.
Молва приписывала соучастие в этой «коммерции» еще нескольким оренбургским первогильдейцам, но это доказать не удалось, и под суд зимой 1841/42 годов пошел лишь сам Зайчиков со своим старшим приказчиком Филипповым. На процессе были заслушаны показания вернувшихся пленных, которые полностью изобличали работорговцев, продававших соплеменников и единоверцев, и за эту их «торговлю» суд приговорил обоих к бессрочным каторжным работам.
Филиппов сгинул где-то в Сибири, а вот Зайчиков сумел вернуться. На этапе он «обменялся сроком» с одним из осужденных. Тогда системы идентификации личности были слабы, и установить, «тот иль не тот» арестант отозвался на выкликнутую фамилию, не представлялось возможным.
Все нажитое имущество еще прежде своего ареста купец предусмотрительно перевел на сыновей, отделив их от себя, и таким образом ему удалось избежать конфискации имущества. Семейной фирмой во время его отсутствия заправляли сыновья — один торговал зерном, другой стал прасолом — торговал скотом, кожами и шерстью. Как водится между братьями в таких делах, Зайчиковы-младшие переругались, и только возвращение их бедового папки из Сибири предотвратило крах. Не мало у него было и припрятано «заветных кубышек», так что, вернувшись из Сибири, работорговец не бедствовал.
Говорят, на старости лет Михайлу Зайчикова заела совесть: живя под чужой фамилией, он выстроил храм, открыл богадельню, щедро жертвовал на благотворительность. Тайна его личности в городе была секретом Полишинеля: вскоре по возвращении Зайчикова опознали, но трогать не стали, не решившись «ворошить прошлое», — слишком у многих из первых лиц Оренбурга рыльце было в пушку. Но эта неуязвимость Зайчикова от начальства не спасла его от ненависти и презрения простых людей. Несмотря на все его попытки «делать добрые дела», вслед «человеку, похожему на Зайчикова» всегда сыпались проклятья и угрозы. Причем это были не пустые слова — хутора и другая недвижимость Зайчиковых регулярно поджигались, и даже смерть работорговца не примирила его с земляками — его проклинали и в могиле. Легенды же о неправедно нажитых богатствах и сокровищах, зарытых Зайчиковыми, ходят и по сию пору в Оренбурге.
