28/03/24 - 18:26 pm


Автор Тема: Всемирная история поножовщины: народные дуэли на ножах в XVІІ-ХХ вв.Ч-28  (Прочитано 707 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн valius5

  • Глобальный модератор
  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 27470
  • Пол: Мужской
  • Осторожно! ПенЬсионЭр на Перекрёстке!!!
О подобном прецеденте в местечке Хаусярви сообщила и газета «Socialisti». В зал, где проходило собрание местного молодёжного союза, ворвались хулиганы с ножами в руках. Разбив лампы, они в темноте накинулись на сидящих в зале людей. Несмотря на крики о пощаде, нападавшие безжалостно резали ножами всех, кто попадал под руку. По сообщению газеты «Karjala», такой же резнёй закончился и вечер Копралаского союза молодежи. А в старофинской газете «Uusi Suometar» № 281 за 1909 год, мы читаем: «Не проходит дня, чтобы в газетах не было сообщений о ножевой расправе, драках и убийствах. Зашли так далеко, что в газетах завелся на определенном месте особый отдел «ножевщины» наряду с отделом «спорт»». И младофинская газета «Helsingin Sanomat» № 59 за 1910 год, также писала, что не проходит и дня без того, чтобы не случилось «чего-либо ужасного», и что ножевые расправы и убийства прямо таки относились к «порядку дня». Финская газета «Pohjanmaa» № 94 за 1911 год, отмечала, что ежедневно в стране режут людей ножами самым зверским образом, иногда по самым пустяковым причинам, причём убийцы оправдываются тем, что они были настолько пьяны, что ничего не помнят. Газета «Raja Karjala» № 82 за 1911 год, отмечая несколько происшедших почти одновременно убийств, писала, что «нож, этот пресловутый «пуукко», сделался своего рода «национальным оружием». Эти проявления грубости, по словам газеты, беспощадно клеймили уровень образованности среди низших классов населения Финляндии именем настоящей «ножевой культуры».

Поэтому вряд ли можно говорить о каких-то глобальных успехах в борьбе молодёжных организаций с культурой пууккоюнкари и кардинальных изменениях в воззрениях сельской молодёжи.

Но существовал ещё один фактор, по времени и месту совпавший со снижением уровня преступности, — эмиграция в Северную Америку. Уже в 1870-х шла эмиграция из нескольких прибрежных исторических регионов Остроботнии, являвшихся центром традиционной добычи смолы, но массовым явлением это стало только в 1880-е, после того как в 1883 году в Вааса, а в 1886-м и в Оулу появилась железная дорога. В среднем из Южной Остроботнии эмигрировало две тысячи человек в год. К 1930 году Атлантику пересекло около ста двадцати тысяч жителей страны. Примерно треть из них позже вернулась, но две трети так и остались в Америке. К 1900 году приходы, наиболее пострадавшие во время бума эмиграции, потеряли тридцать процентов прихожан. Бедняки сначала отправляли за границу родственников или друзей. Те из них, кому удалось заработать, покупали билеты тем, кто в своё время помог им самим оплатить дорогу в Америку. На следующем этапе эмигрировали уже дети фермеров или даже сами фермеры. Видимо, именно этот фактор оказал решающее влияние на падение уровня преступности. «Надо признать, — писал в 1891 году 0. Клеве, священник из Юлихярма, — что эмиграция в Америку явилась благом, так как эта земля обетованная забрала самых отъявленных злодеев».


Рис. 17. Молодёжь из Исокюро, Похьянмаа, 1900 г.


Рис. 18. Финские иммигранты на острове Эллис в Нью-Йорке. Начало XX в.

Существуют свидетельства, подтверждающие слова священника о первом поколении эмигрантов. Финские пилигримы были консервативны в своих привычках и привезли на новую землю обетованную традиции и обычаи далёкой родины, включая ножевую культуру. Так же, как в любой эмиграции, первыми на новые земли прибыли пассионарии-маргиналы. Согласно данным Комиссии США по иммиграции за тот период, в пятнадцати городах Миннесоты больше всего пили финны и славяне. Один пастор вспоминал, что в Пенсильвании финны проводили свободное время в пьянках, драках и за картами. Благодаря дракам и своим ножам-пуукко финские иммигранты стали в Новом Свете притчей во языцех. Корреспондент из Виналхейвена в Мэне упоминал о пьяных финнах, арестованных за появление с ножами в публичных местах. Из Ньюберри в Мичигане также писали об аресте пьяного финна за драку и использование нелегального холодного оружия.

Таким образом, отъезд поножовщиков в Америку значительно улучшил криминогенную ситуацию в Южной Остроботнии. В Америке была возможность построить успешную карьеру, а по возвращении домой — откупить землю у своих братьев и сестёр или же на накопления приобрести ферму в другом месте. Также улучшилось и положение бедняков. «Так как каждый желающий может уехать в Америку, в результате значительно выросла заработная плата рабочих», — утверждал в 1890 году один источник в Юлихярма, приходе, наиболее пострадавшем от эмиграции. Как мы видим, Америка помогла Южной Остроботнии найти выход из экономического и социального тупика, в котором та оказалась. Она предлагала людям новое будущее, путь к успеху и лучшей жизни. Всё эти факторы, а также образовательные программы и новые идеалы, популяризируемые и пропагандируемые молодёжными организациями, снизили привлекательность бойцов на ножах. Тот образ жизни, который они представляли, был присущ людям из низших, а значит, из менее образованных классов, и в конце концов он совсем исчез.


Рис. 19. Финские иммигранты в Клинтоне, Индиана, 1910–1912 гг.

Но несмотря на то, что эра бойцов на ножах канула в лету в конце XIX столетия, отдельные элементы культуры «рииккоипккагі» остались жить в народной традиции. Как это часто бывает, со временем образы душегубов и головорезов в народном сознании идеализировались и наделялись чертами, характерными для мифов и героического эпоса. Если в России народ воспевал подвиги лихих разбойничков атамана Кудеяра или Стеньки Разина, то в финских тавернах начала XX столетия горячие финские парни, стуча кружками по столам, пели песню «Isontalon Antti Ja Rannanjarv» — «Антти Исонталон и Раннанярви» об эпических деяниях двух легендарных «puukkojunkari» — Антти Исотало по прозвищу Исоо-Антти, или Антти Исонталон, и его приятеля Антти Раннанярви.

Эта парочка прославилась тем, что возглавляла большую банду ((isoo joukко), орудовавшую в Юлихярма с 1856 по 1867 год. Несмотря на то, что Исотало неоднократно обвинялся в совершении различных преступлений, длительное время ему удавалось избегать наказания. Но у любого бандитского фарта есть предел, и в 1869 году он был приговорён к смертной казни за убийство. Однако в итоге приговор был изменен на двенадцать лет каторжных работ в крепости городка Хямеэнлинна. На одной из самых известных «канонических» фотографий, растиражированных литературой, посвящённой «puukkojunkarit», закованные в кандалы Исотало и Раннанярви позируют в каторжанской одежде. Неоднократно фортуна изменяла и другому легендарному бойцу на ножах, Матти Хааппойя, прославившемуся своими дерзкими побегами из местной тюрьмы и даже с сибирской каторги.

С финскими поножовщиками столкнулся и Александр Иванович Куприн, живший в Финляндии в начале 20-х годов. Он писал в воспоминаниях: «Уголовный суд знал за финнами только один вид преступления — убийство в драке. Надо сказать, что эти «угрюмые пасынки природы» вспыльчивы куда больше испанцев и иногда способны в кабачке разрешать обиду ударом пукка (ножа). Но и эти домашние расправы редко доходили до суда: товарищи, друзья, собутыльники и видавшие виды кабатчики умели быстро и самоотверженно прекратить и замять поножовщину».


Рис. 20. Антти Раннанярви и Антти Исотало. 1868-69 гг.


Рис. 21. Легендрнный Антии Истаало, Алахярмя, 1910 г. Самули Паулахарью.

Столкнулись с лихими поножовщиками из Похьянмаа и части Красной армии в первую финскую войну 1918–1920 гг. Элеонора Иоффг в «Линиях Маннергейма» писала, что финские банкиры взялись финансировать белую армию и перед началом военных действий перевели 15 миллионов марок в Николайстан (ныне Вааса), куда 19 января 1918 года с частью штаба прибыл Маннергейм. Туда же перебрался и военный комитет, преобразованный в штаб командования, а 28 января в Вааса прибыли четыре сенатора — вполне достаточно, чтобы законное правительство продолжало функционировать и принимать решения.

Этот город в Остроботнии для штаб-квартиры белых был выбран не случайно, так как было известно, что население этого края издавна славится своим упрямым, воинственным и решительным нравом. Теперь народная ненависть была обращена на русские войска, невольно превратившиеся с момента объявления независимости в оккупационные. Финские охранные отряды, формировавшиеся из добровольцев — «шюцкор», в Остроботнии были организованы лучше, чем в других областях, а руководил ими генерал-майор фон Герих, в недавнем прошлом — командующий бригадой в русской армии.

Популярный советский журнал «Знамя», клеймя в 1940 году «палача Маннер-гейма», не забыл упомянуть и его «наймитов и подручных» в войне 1918 года — остроботнийцев, назвав их «мастерами поножовщины» .

В январе 1940 года, в разгар советско-финской войны, прошёл слух о секретном приказе не брать финнов в плен и расстреливать, невзирая на пол и возраст. Объяснялось это тем, что финны, даже будучи ранеными, яростно дрались ножами. Бывший артиллерист Михаил Иванович Лукинов в воспоминаниях о зимней войне писал: «Было много случаев зверств, когда финны убивали ножами наших раненых, которых не успевали убрать с поля боя» . Офицер разведотдела штаба 19-й армии Даниил Федорович Златкин рассказал, что, когда его часть попала в окружение, финны поголовно вырезали весь госпиталь. «Там было свыше 150 человек, и всех перерезали… Раненым лежачим, врачам, медсестрам — спокойно перерезали горло!» — вспоминал Златки.

Не обошла поножовщиков вниманием и массовая культура. В 1914 году вышел посвящённый пууккоюнкари фильм «Похьялайсия», снятый по пьесе Арттури Ярвилуома. В 1923 году на основе фильма композитором Лееви Мадетойя была создана опера, известная слушателям как «The Ostrobothnians», а вскоре вышло и два римейка этого фильма — в 1925 году фильм режиссёра Лахденсуо, а в 1936 году — фильм Тойво Саркка. Совсем недавно, в 1998 году, на экраны вышел фильм режиссёра Алекси Мякеля «Hajyt» — «Братки», описывающий историю двух освободившихся из тюрьмы «puukkojunkari» — приятелей Антти и Юсси.

Интересно, что в финской традиции — очевидно, под влиянием культуры ножевых бойцов, а также песен и легенд об удалом поножовщике Антти и его товарищах, — имена Антти и Юсси символизируют мужское начало и считаются именами для настоящих мужиков. Более того, типичные для Южной Похьянмаа серо-бордовые свитера, считающиеся традиционной одеждой «puukkojunkari», называются не иначе как «jussi-paita», или «antti-paita». То есть «рубашка Юсси» или «рубашка Антти». «Юссипайта» упоминается и в песнях — например, в «Pieni Hiace» в исполнении Йопе Руонансуу. Но так как подобных свитеров не увидеть на старых финских дагерротипах второй половины XIX века, я полагаю, что все эти «юсси-пайты» не более чем часть народной лубочной культуры и служат для придания образу ножевых бойцов колорита и романтического флёра.


Рис. 22. Мужчины из Хярмя. Harman aukeilta. Самули Паулахарью, 1932 г.


Рис. 23. Антти Исотало. Кадр из фильма «Десять парней из Хярмя», 1950 г.

В финских источниках фигурируют две основные версии о происхождении этой «униформы». По одной из них, впервые эти свитера появились в спектакле «Остроботнийцы», поставленном Национальным театром в 1914 году. Согласно второй версии, «юсси-пайты» в качестве антуража пууккоюнкари впервые встречаются только в 1925 году в фильме «Похьялайсия».

Специфическими и характерными для Остроботнии ножами, считаются пуук-ко Хярмян (Хярмянмаа объединяет Каухаву, Алахярму, Юлихярму и Кортесярви), они же Юссипуукко. Эти ножи изготавливались в четырёх вариантах: самый маленький — пиккупуукко, женский — найстенпуукко, средний — нормаалипуукко, и большой — Анссин Юкка, в честь прославленного ножевого бойца XIX столетия. Рукоятки Хярмян-пуукко традиционно окрашиваются в тёмно-красный цвет. Иногда поверх красного добавляются три чёрные поперечные полоски. Могу предположить, что это аллюзия на Юсси-пайты — бордово-серые полосатые свитера пууккоюнкари Похьянмаа. Хотя, зная любовь остроботнийских ножевых бойцов к бахвальству, нельзя исключить, что красная краска на рукоятках, как и на клинках испанских навах, была призвана символизировать запёкшуюся кровь. Семейство Раннанярви изготавливает эти ножи с середины XIX века. Основателем династии и первым производителем хярмовских ножей считается родившийся в 1838 году Эркки Раннанярви. Представители семьи утверждают, что он приходился двоюродным братом легендарному пууккоюнкари Антти Раннанярви, герою эпических баллад и одному из главарей банды, державшей в страхе Юлихярму во второй половине XIX века.

Любопытно, что в костюм типичного поножовщика Похьянмаа — шляпу и красно-серый полосатый свитер — одет герой культового фильма ужасов «Кошмар на улице Вязов» Фредерик Чарльз Крюгер, более известный как Фредди Крюгер. Хрестоматийный образ пууккоюнкари дополняют ножи в его руке. Учитывая масштабы эмиграции из Похьянмаа в Соединённые Штаты, тот факт, что немалую часть этих эмигрантов составляли бежавшие от правосудия «puuk-kojunkari», а также «европейскую» фамилию Фредди, это сходство становится особо интригующим.


Рис. 24. Спарка хярмских пуукко работы Юха Раннанярви. Harman aukeilta. Самули Паулахарью, 1932 г.

Впрочем, ножевая культура Похьянмаа импортировалась не только в Новый Свет, но и в соседнюю Россию. 21 июля 1726 года вышел известный указ Екатерины, регламентирующий проведение в Петербурге кулачных боёв. Среди прочих высочайших комментариев к этой народной забаве царица высказывает недовольство следующим прискорбным фактом: «Понеже Ея Императорскому Величеству учинилось известно, что въ кулачныхъ бояхъ, которые бываютъ на Адмиралтейской стороне на лугу, позади двора графа господина Апраксина и на Аптекарскомъ острову и въ протчихъ местахъ во многолюдстве, отъ которыъ боевъ случается иногда, что многия, ножи вынувъ за другими бойцами гоняются…».

В. Лебедев, автор исследования, посвящённого традиции кулачных боёв в России, считает, что в этом отрывке речь шла именно о финнах, так как, с его точки зрения, для русских кулачных бойцов подобная практика была не характерна.


Рис. 25. Ножедел из Хярмя, один из основателей известной династии, Юха (Йоханнес) Раннанярви (1873–1931). Harman aukeilta. Самули Паулахарью, 1932 г.

В 1913 году Лебедев писал в своей работе: «Кулачные бои происходили почти исключительно зимою, и преимущественно на Масляной, Великим постом и по воскресеньям; в Москве собирались на реке под Симоновым монастырем, под Девичьим, у гор Воробьевских и в окрестностях фабрик. В Петербурге на Неве, на Фонтанке, где бились охтяне с фабричными и где злобные чухонцы обращали забаву чисто русскую и незлобливую в бойню — они пускали в ход ножи и наносили кровавыя раны». Любопытно, что первая часть этой статьи, опубликованной в альманахе «Русская старина» № 155 за 1913 год, подписана «В. Лебедев», а вторая половина, «А.А. Лебедев».

Как известно, чухонцами, или чухной, называли финские племена карельского происхождения — эйремейсет и савакот, жившие в окрестностях Петербурга, в Царскосельском, Шлиссельбургском и Петергофском уездах. К началу XX столетия насчитывалось около ста тысяч «чухонцев». Говорили они на местном диалекте финского языка и исповедовали лютеранство.

Не исключено, что и указ Петра Алексеевича о запрете остроконечных ножей от 1700 года в первую очередь также относился именно к «чухонцам», однако из-за недостатка свидетельств это предположение можно рассматривать исключительно на правах версии.

В 1890-х годах среди петербуржцев вошло в моду жить в Финляндии, по большей части в пределах Курортного района. Эти места облюбовала интеллигенция: врачи, адвокаты, писатели, художники. Многие строили там собственные дачи. Туда привлекала красивая, здоровая местность, близость моря, отсутствие скученности. Целый ряд заграничных товаров: табак, сигары, кожа, эмалированная посуда, ткани — там стоил дешевле, чем в Петербурге. Это объясняется тем, что хотя Финляндия и принадлежала России, но сохраняла некоторую самостоятельность, в том числе и свои таможенные законы. Ввоз целого ряда заграничных товаров в Финляндию облагался более низкой пошлиной, чем в Российской империи. Как бы в отместку за то, что русские раскупали товары в Финляндии, финны в воскресный день целыми поездами приезжали в Белоостров истреблять русскую водку — в Финляндии ввоз ее был воспрещен. Русские тоже не прочь были выпить в праздник. Поэтому в кабаках часто вспыхивали ссоры, драки и даже поножовщина — у каждого финна был с собой национальный финский нож-пуукко.

Надо отметить, что финские ножевые бойцы не только совершали туры в Белоостров, но бесчинствовали и в самой Финляндии. В ноябре 1907 года почтовый поезд, шедший из остроботнийского местечка Коккола, расположенного неподалёку от Вааса, подвергся нападению пууккоюнкари в количестве около ста человек. Хулиганы забрались в вагоны и ограбили пассажиров, ранив при этом несколько человек ножами. Перед станцией налётчики покинули поезд, не забыв перерезать телефонную линию. Вагоны оказались буквально залитыми кровью.

Не отставали от своих соплеменников и карелы. Любопытное свидетельство оставила русская актриса, жена известного актёра и режиссёра Александра Таирова, Алиса Георгиевна Коонен, которой в детстве пришлось стать невольным очевидцем поножовщин. Происходило это на рубеже XIX и XX столетий в расположенном в Тверской области селе Микшино, населённом карелами. Коонен писала в своих воспоминаниях: «В большом торговом селе Микшино в престольный праздник на площади перед трактиром устраивалась «поножовщина», устраивалась не как драка, а скорее как азартная игра. Но, попав с теткой в толпу, из которой невозможно было выбраться, я кричала, умирая от страха, и в то же время не могла оторваться от этого дикого зрелища, когда мужики, сверкая ножами, с ловкими прыжками и азартными выкриками кидались друг на друга. Конец «поножовщины» бывал еще более диким. Бабы уносили мужиков в избы, засыпали распоротые животы солью и заливали мочой. И вот что удивительно, лечение это помогало.


Рис. 26. Парни из Хярмя на отдыхе. Harman aukeilta. Самули Паулахарью, 1932 г.

Конечно, абсурдно даже сравнивать пууккоюнкари с махо, баратеро, гаучо, булли или фуурфехтерами Амстердама. Эни были обычными сельскими хулиганами и мало интересовались сложными хитросплетениями дуэльных ритуалов и кодексов чести, а их «поединки» представляли собой самые заурядные поножовщины, не регулирующиеся никакими правилами или нормами. А как известно, именно соблюдение ритуалов, норм и правил является пограничной межой, отделяющей дуэль от банальной драки с поножовщиной. Хотя, с другой стороны, эти поножовщины нельзя назвать и спонтанными всплесками насилия. Скорее можно провести некую параллель между культурой пууккоюнкари с их «гулянием вокруг деревень» и традицией междеревенского насилия в России, принимавшего форму как индивидуальных, так и групповых кулачных боёв.

Многие исследователи считают распространение хулиганства и поножовщин в сельских районах некоторых европейских стран в конце XIX века общей тенденцией. Особенно это явление коснулось таких преимущественно аграрных государств с преобладанием сельского населения и превалированием сельского хозяйства, как Финляндия и Россия. В работах специалистов по социальной истории, изучавших крестьянскую культуру России, описание сельского хулиганства полностью соответствует основным характеристикам культуры пуук-коюнкари и поразительно напоминает все пороки и выходки, типичные для финских поножовщиков. Немало внимания феномену сельского хулиганства в российских деревнях в период 1856–1914 гг. уделил в своей фундаментальной работе о русской деревне профессор истории Калифорнийского университета, специалист по крестьянской социальной истории Европы и особенно по социальной истории России Стивен Франк.

Он писал, что перед Первой мировой войной местные власти больше всего были обеспокоены, казалось бы, спонтанными и бесцельными актами насилия со стороны сельских хулиганов. Так, во время одного из инцидентов они порвали учебники школьников, возвращавшихся домой с уроков, в другом случае прервали экзамены в школе, а затем бесчинствовали на улице перед школьным зданием, разбивая окна и двери. Рязанские областные власти, пытаясь объяснить появление этой чумы хулиганства, были единодушны в том, что среди основных причин был низкий уровень культуры. Всё больше и больше жителей российских деревень становились одержимыми искусственными потребностями, спуская деньги на яркие тряпки и другие вещи, не относящиеся к предметам первой необходимости. В качестве дополнительных причин приводились и такие факторы, как недостаток образования и слабое влияние школы, плохое воспитание, недостаток контроля за детьми, особенно за теми, кто рано бросил школу, слабые моральные устои, пьянство, незаконная торговля спиртным, чрезмерное количество праздников и отсутствие нормальных развлечений.

Конечно же, среди основных причин появления хулиганства был и распад традиционного крестьянского общинного уклада жизни с его патриархальными нормами. Определённую роль сыграла и выдача внутренних паспортов членам семьи без разрешения главы семейства. Среди всех этих факторов особо были выделены рост потребления спиртного и незаконная торговля алкоголем, распространившаяся после введения в 1894 году государственной монополии на спиртные напитки. Этот скачок в массовом употреблении спиртного развращающе подействовал на сельскую молодёжь и стал основным источником хулиганства.

Средний возраст деревенских хулиганов колебался между 12 и 20 годами, хотя были среди них и люди средних лет — в основном бывшие уголовники или алкоголики, у которых не было своего хозяйства. Хулиганы сбивались в банды для совместных пьянок и развлечений, а также для совершения краж и актов мести, среди которых в основном были поджоги. Так как хулиганы не столкнулись с эффективным противодействием, это явление продолжало распространяться. Деревенские власти были напуганы и дистанцировались от этой проблемы. Полиция из-за своей малочисленности, также оказалась неэффективна. Суды часто были бессильны, так как в делах о хулиганстве обвиняемые нередко запугивали свидетелей, и те отказывались давать показания. Но даже в том случае, когда хулиганам всё-таки выносили обвинительные приговоры, они были поразительно мягкими. Так, за срыв церковной службы или демонстрацию вопиющего неуважения к святыням — например, прикуривание от лампад перед иконами или аплодисменты дьяку, читающему Евангелие, виновника приговаривали всего к семи дням ареста.

Местные власти жаловались, что церковь не могла повлиять на борьбу с хулиганством, а школы не уделяли никакого внимания надлежащему воспитанию детей. Убедившись, что можно с лёгкостью нарушать закон, избегая при этом наказания, хулиганы становились всё более смелыми и дерзкими, превращая жизнь односельчан в ад. Подростки неуклонно продолжали пополнять ряды этой армии хулиганов, а родители всё так же закрывали глаза на то, чем занимаются их дети.

В 1913 году в Санкт-Петербурге прошла межведомственная конференция, посвящённая вопросам борьбы с хулиганством. Участники конференции пришли к выводу, что на появление и рост хулиганства также повлияли и такие факторы, как развитие обрабатывающей и добывающей промышленности, что в свою очередь привело к увеличению рабочего класса и к изменению условий жизни сельских жителей. Также на рост и распространение хулиганства, несомненно, повлияли освободительные движения, и особенно события 1904-1906 гг. Беспорядки фатальным образом воздействовали на неокрепшие умы наименее морально и нравственно устойчивых жителей деревни, понимавших свободу исключительно как отрицание всякой власти.

Под влиянием революции 1905 года, а также в результате распространения порнографической литературы и прессы нравственность катастрофически снизилась, что во многих местах привело к полному краху религиозности, распаду института семьи и отрицанию родительских прав. В марте 1913 года православная церковь попыталась провести собственное расследование с помощью опроса сельских священников и дьяков. Как показали результаты опроса, хулиганы демонстрировали неуважение к духовным лицам и местным чиновникам, сквернословили, предавались пьянству и праздности, носили с собой ножи и другое оружие.

Тобольский епископ Алексей писал, что особенно по праздникам люди не могут выйти из дома, так как совершенно не уверены, что не подвергнутся оскорблениям или даже избиению. Хулиганы оскорбляли честь и достоинство односельчан, особенно женщин, ломали дома и другую собственность, издевались над животными, грубили старикам, непочтительно относились к родителям. Ширились безверие, неуважение к святой церкви, пьянство, сексуальная распущенность, потеря работоспособности, полная свобода от всех законов и социальных норм.

Среди причин роста сельского хулиганства в епархиальном докладе также подчёркивались всё растущее отсутствие страха и уважения перед законом и судом, ослабление семьи, миграция рабочей силы в город и его тлетворное влияние на деревенскую молодёжь, общий упадок морали и веры, что проявлялось в отсутствии уважения к старшим и власти, в пьянстве и незаконной торговле спиртным. От Архангельска до Екатеринославля, от Новгорода до Тамбова и до Волыни на юго-западе все священники в качестве фактора, развращающего молодых крестьян, назвали отъезд на заработки, что позволяло им в течение длительного времени избегать родительского контроля. По мнению епископа Курской епархии Степана, всего нескольких месяцев работы в городе на фабрике было достаточно, чтобы испортить сельских ребят.

Рис. 27. Суд над хулиганами-чубаровцами, 1926 г.

Рис. 29. Хулиганская тактика — удар ножом в почку. Россия, 1930-е.

Священники в числе основных причин роста хулиганства также называли революцию 1905 года с её антиправительственными выступлениями, погромами и беспорядками. Кроме этого, в продолжающихся социальных беспорядках и падении нравственности они обвиняли и левые политические партии.

Харьковский епископ писал в 1913 году, что все священники единодушны во мнении, что безнравственность и распущенность пустили свои корни среди молодёжи именно после событий 1905–1906 годов. Этот бунт против власти и закона имел самое пагубное влияние на молодых людей, заразив их духом протеста, бунтарства и анархии. Херсонский епископ Назарий наряду с пагубным влиянием революции отметил и причастность левой и либеральной прессы, защищающей моральную распущенность, превозносящей беззаконие и идеализирующей бесшабашную отвагу, бандитизм и кровожадность.

То, что до конца XIX столетия поножовщина была нехарактерна для русской деревни, отмечали многие авторы. Евгений Михайлович Балашев в работе «Школа в российском обществе 1917–1927 гг.», упоминая этот период, отметил, что «обычай кулачных драк постепенно стал приобретать форму хулиганства, а кулачный бой все чаще заменяла поножовщина». Журнал «Русское богатство» за 1912 год жалуется на появление поножовщин и сетует, что если «и раньше на сельских праздниках бывали драки, то теперь ни одна ярмарка не обходится без двух-трёх зарезанных».

Конечно, можно было бы списать всё вышесказанное на предвзятость и ангажированность царских чиновников и православных клириков, однако все эти данные подтверждаются и советскими источниками. Не менее кровавыми подробностями деяний сельских хулиганов пестрят и отчёты ВЧК-ОГПУ-НКВД, датированные двадцатыми годами.

В этих отчётах мы встречаем упоминания о том, как в ряде случаев вооруженная хулиганствующая молодежь становилась бичом жителей целых селений. Так, в Брянской губернии в деревне Колтово, затерроризированные хулиганами крестьяне ложились спать в ожидании нападения, положив под руку топоры. В Ульяновской губернии, в трех селениях Ардатовского уезда, крестьяне каждую ночь ждали поджога от шайки хулиганов, уже второй год совершавшей грабежи и поджоги. Хулиганы подбрасывали крестьянам анонимки: «За это лето пустим 25 огней, мы ничего не боимся».

Следует особо отметить организованный характер хулиганства, приближавший его по форме к бандитизму. Так, в Кременчугском округе, в селе Песчаном, шайка хулиганов из десяти человек ранила одного из крестьян хутора Гориславцы и после неудачной попытки большой толпы крестьян, доходившей до 300 человек, устроить над хулиганами самосуд организовала нападение на крестьян хутора, едущих в город Кременчуг. В Армавирском округе, в селе Богословском, группа хулиганов из 15 человек, называвшая себя «волчьей сотней», избивала крестьян и насиловала женщин. Ряд подобных шаек был зарегистрирован и по Сибири.

Противостояние хулиганов и комсомола поразительно напоминает конфликт пууккоюнкари и молодёжных организаций Финляндии. Так, в Псковской губернии, в селе Криухи, толпа пьяных хулиганов, вооруженных кольями и ножами, ворвалась в помещение, где происходил устроенный комсомольцами митинг, и с криком «Всю соввласть перебьем!» набросилась на представителей местной власти. В Саратовской губернии, в деревне Метровой, толпа пьяной молодежи, ворвавшись в помещение, где заседала конференция ВЛКСМ, начала скандалить и, когда милиционер попросил оставить помещение, набросилась на него с ножами. В Калужской губернии, в селе Макарове, пьяная компания крестьян, явившись на заседание суда, сорвала его работу. В Ульяновской губернии, в селе Каюшево, толпа крестьян из 50 человек по выходе из церкви разгромила избу-читальню, изорвала портреты вождей и избила находившихся в ней комсомольцев. В Прилукском (Украина) и Барнаульском (Сибирь) округах, в некоторых селах хулиганами была сорвана работа ликбезных пунктов. В Бийском округе хулиганы разогнали учительскую конференцию. В Красноярском — группа хулиганов на собрании крестьян, посвященном Дню печати, изорвала знамя батрачкома и открыла стрельбу и т. д. В Бурят-Монгольской республике, в селе Корсаново, группа кулацкой молодежи из 20 человек во время спектакля напала на Народный дом, крича: «Мы пришли громить Бурреспублику, коммунистов и комсомольцев.

Эффективность борьбы с сельским хулиганством в России была столь же удручающе низкой, как и при попытке финских властей покончить с культурой пууккоюнкари. Слабая борьба низовых органов власти с хулиганами и безнаказанность последних вызывали сильное недовольство крестьян. «Почему молодежи не ходить с ножами и не резать народ, если за это слабо карают?» — заявляли крестьяне Тверской губернии. В районах наибольшего распространения хулиганства со стороны крестьян всё чаще слышались угрозы самочинных расправ с хулиганами. В Томском округе, например, на собраниях и сходах крестьяне заявляли: «Милиция не принимает мер против пьянства и хулиганства; мы сами будем убивать тех, кто это делает, — иначе жить нельзя». В селе Кундулук Иркутского округа крестьяне после ареста бедняка, убившего хулигана-рецидивиста, подали уездному прокурору прошение об его освобождении.


Рис. 28. Ударная группа по борьбе с хулиганством, Россия, 1920-е.

Характерен факт стремления крестьян организовать «самооборону» для защиты от хулиганов, как это происходило в Донском округе. В Черноморском округе, в станице Ростагаевской, население заявляло, что, если хулиганы не будут высланы, придется «организовываться в секретные группы и поодиночке уничтожать хулиганов».

В советском журнале «Печать и революция» за 1925 год описывались случаи, когда в Тверской области парни, отправляясь на гулянку, обматывали тело под одеждой холстом для защиты от ножа.

Тем не менее не вызывает никаких сомнений, что именно благодаря финским поножовщикам традиционный финский нож — финка стал в России не просто культовым оружием, но также легендой, символом и даже культурным феноменом. И знакомые с детства хрестоматийные строчки Сергея Есенина о «финском ноже», который «саданут под сердце в кабацкой драке», и леденящий душу образ финки в народном сознании, и иррациональный страх, вызываемый одним только названием этого ножа, — всё это отголоски давно исчезнувшей культуры ножевых бойцов Похьянмаа.

Глава VII КРОВЬ И ЧЕСТЬ ЭЛЛАДЫ

Дуэли на ножах в Греции

Из всех народных дуэльных культур греческая традиция поединков на ножах относится к наименее изученным. Длительное время игнорирование культуры народной чести являлось общей тенденцией для большинства этнографов, фольклористов, социологов и культурологов. Но даже на этом общем безрадостном фоне и с учётом ничтожного количества работ, посвящённых традиции народных дуэлей, Греция стоит особняком. Если говорить точнее, речь пойдёт не о материковой части страны, а об Ионических островах, где эти дуэли и процветали.

Происхождение этих поединков чести покрыто мраком, и о том, как и когда они появились на древней земле Эллады, мы лишь можем делать осторожные предположения. Можно предложить множество версий и теорий, но все они не выходят за рамки спекуляций. Так, например, учитывая, что Ионические острова длительное время находились под протекторатом Венеции, нельзя исключить влияние венецианской традиции. Путешественник Тертиус Кендрик, побывавший на Ионических островах в начале XIX века, отмечал, что «рядом с городом Форт Абрахам, с правой его стороны, расположена деревня Мандучио, жители которой имеют обыкновение носить длинные и острые ножи: обычай, очевидно доставшийся им от венецианцев». Но давайте попытаемся рассмотреть и другие возможные факторы, предположительно способствовавшие появлению на этих греческих островах культуры дуэлей на ножах.

Итак, версия первая. В июле 1823 года известный английский поэт-романтик, автор «Чайльд-Гарольда» Джордж Ноэл Гордон Байрон на собственные средства приобрёл судно, оружие и продовольствие, нанял и снарядил несколько сотен солдат и отплыл в охваченную революцией Грецию на помощь к повстанцам, ведущим неравный бой с армией Османской империи. В 1824 году, незадолго до смерти, тяжело больной Байрон написал стихотворение «Песнь Сули», более известное как «Ода сулиотам»:

Дети Сули! Киньтесь в битву,
Долг творите, как молитву!
Через рвы, через ворота:
Бауа, бауа, сулиоты!
Есть красотки, есть добыча —
В бой! Творите свой обычай!
Знамя вылазки святое,
Разметавшей вражьи строи,
Ваших гор родимых знамя —
Знамя ваших жен над вами.
В бой, на приступ, стратиоты,
Бауа, бауа, сулиоты!
Плуг наш — меч: так дайте клятву
Здесь собрать златую ж: атву;
Там, где брешь в стене пробита,
Там врагов богатство скрыто.
Есть добыча, слава с нами —
Так вперед, на спор с громами!.
Чем же были славны эти выходцы из Сули, вызвавшие восхищение Байрона, и какими воинскими подвигами заслужили они себе право быть увековеченными поэтом? Воспетые великим романтиком «дети Сули» ведут происхождение от греков, бежавших в XVII столетии от турецкого гнета в горы Сули. В 1730 году количество сулиотов не превышало ста семейств. В половине XVIII столетия они захватили часть соседних мусульманских округов Маргарита и Парамифии. Население этих земель оказалось в зависимости от них и получило название «парасулиоты». Почти все сулиоты принадлежали к греко-кафолической церкви и родными языками считали греческий и албанский. Занимались они скотоводством и земледелием, и управляли ими их главари — капетаны. Так как сулиоты нуждались в лугах для выпаса скота и полях для выращивания хлеба, они решили платить властям города Дельвина — сегодня это Южная Албания — оброк в размере 30 пар, или 45 копеек, с человека. Но основные средства к существованию им давали разбойничьи набеги на соседей — мусульман. Широко известны прецеденты, когда с целью получения выкупа они захватили в плен шестьдесят беев, а также отбили у турок 30 окрестных дерев

No comments for this topic.
 

Яндекс.Метрика