29/03/24 - 15:02 pm


Автор Тема: Кавказский пленник: записки из северокавказской тюрьмы. Часть 2 - Война в лагере  (Прочитано 405 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн valius5

  • Глобальный модератор
  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 27470
  • Пол: Мужской
  • Осторожно! ПенЬсионЭр на Перекрёстке!!!
«Записки из кавказской тюрьмы» – это личная история не только о том, что из себя представляет тюрьма изнутри, и особенно на Кавказе, это попытка человека, который никогда не принадлежал криминальному миру и не принадлежит, понять, как он устроен и как в нем выжить. Дневниковые записи человека, который в данный момент отбывает срок в тюрьме на Северном Кавказе.

 А началось все в конце дня – с самой ерунды. Я должен сначала рассказать о промке. Есть у нас такая промышленная зона. Это несколько цехов, расположенных отдельным рядом и огражденных решетками от жилой зоны. Вообще, колония – это не тюрьма в обычном смысле, где заключенные сидят в камерах и один раз в день выходят на часовую прогулку. Колония – как пионерский лагерь, только в извращенном виде. Зеки живут в бараках.

Днем они должны находиться за локалками – шестиметровой высоты заборами с замками, окружающими бараки, увитыми колючей проволокой, или в самих бараках. Они открываются во время подъема и как бы физкультуры, завтрака, обеда, во время обеденного и послеобеденного намаза. А после вечерней проверки, в четыре часа дня, они бывают открыты практически до отбоя – до 11 вечера.

Я живу в седьмом бараке. Потом я еще расскажу, как он выглядит и в какой части территории находится. Сейчас мне не терпится рассказать о промке, потому что все началось с нее. Слева от нашего барака находится вытянутая одноэтажная мечеть. Перед ней плац, на который нас каждое утро выгоняют на зарядку. А промка – через несколько бараков от нее. Она поделена на цехи – блатные и джамаатовские.

Блатные изготавливают там деревянные нарды и трости с вырезанными на них узорами. Джамаат считает, что производить нарды – харам, занятие грешников. Они говорят: «Там кости используются при игре. Случай управляет костями – как выпадут. А пророк не допускал полагаться на случай и сподвижникам своим не разрешал». Поэтому они там у себя вырезают шкатулки, тоже с узорами, трости и макеты парусных кораблей – от римских галер до бригантин девятнадцатого века.

Когда подходит конец тюремного срока и приходит время выходить на волю, каждый зек начинает готовить подарки для своих близких. Зеки думают, что если они облагодетельствуют родственников на воле шкатулками и тростями, те будут счастливы. Самому важному родственнику зек обязан купить корабль. Так что промка не сидит без дела. Всего нас тут восемьсот зеков. На промке работают только пятьдесят из нас – те, кто просто не может сидеть без дела. Они говорят, за работой время идет быстрее, и можно что-то заработать самому – третью или четвертую часть от сделанного.

Третью или четвертую – это зависит от того, блатной ты или джамаатовский. У блатных одна четверть идет на черное – на общак, вторая – на покупку материала, третья – на ментов, а четвертую получает сам зек. У джамаата одна часть идет на материал, другая – на мечеть, а третья достается зеку. Ментам они ничего не дают. Но иногда менты сами находят повод к ним прицепиться и отнимают у них часть заработка.

Работники промки внесены в специальный список – менты их пропускают туда утром после проверки, в двенадцать их выводят на обед, возвращают, а в три часа дня делают съем – устраивают проверку, нет ли на зоне кого лишнего, и после этого возвращают на зону обратно. Раньше на промке можно было ночевать, зеки спали и ели там. Но в последние годы менты начали наворачивать режим, ограничивать зеков. Теперь если останешься на промке без разрешения или если ты не в списке, можно угодить на кичу (карцер).

Раньше на промке работали суточно, не выходя в лагерь, и никаких подъемов, никаких проверок и отбоев, а сейчас положенец начал сдавать наши позиции ментам. Хотя он – блатной от воров в законе – специально поставлен следить за балансом между ментами и зеками. Чтобы менты не ущемляли зеков без повода, чтобы у зеков в лагере были свои поблажки. Например, раньше вес дачек с воли не ограничивался, а сейчас больше двадцати килограммов не пропускают. Раньше зеки чуть ли не шашлыки на пустыре жарили, водку пили, а теперь – ни шашлыков, ни грамма спиртного.

То есть у нас на зоне – свои законы, за их исполнением следят положенцы. Законы такие же, как на воле. Только там они разведенные, как в воде, а у нас в самом чистом виде, как кристаллы, которые выпарили из вольной воды. Тут на зоне ты постоянно повторяешь про себя: «Не верь, не бойся, не проси».

Много раз повторяешь, чтобы эти понятия включались в тебе автоматически. Если ты получил что-то с промки, даже просто взял что-нибудь в руки и пообещал заплатить в срок, тебе то, что взял, дадут, просто так дадут, но в назначенный срок с тебя спросят, потому что ты сам срок назначил, никто тебя за язык не дергал. Конец тебе, если ты в этот срок не можешь заплатить. Тогда хорошо, если тебе просто надают пощечин или наставят синяков. Это не так страшно. А могут в день расплаты сломать руку или избить табуреткой по голове. Некоторые после такого начинали «шуметь» – теряли рассудок.

Так вот. Есть тут у нас один Магомед лет пятидесяти. Он же Академик, он же Адвокат – у него очень длинный и развитый язык. Он может говорить часами, не останавливаясь, и смеяться по поводу и без. Смех у него громкий, с мокрыми всхлипами. Он уже в четвертый раз попадает в тюрьму хоть и с большими перерывами на воле, но по одному и тому же делу, и сидеть ему за это дело еще шесть лет. Говорят, это была очень грязная история с одной девочкой, которой еще не было четырнадцати лет. Он якобы залезал к ней в окно, пользуясь отсутствием матери, насиловал ее и пугал, что сам всем все расскажет. Недавно он взял на промке две шкатулки и сам назначил срок. С этого все и началось.

Четыре раза он нарушал срок уговора. В пятый раз джамаатовские прислали к нему Ризвана. Магомед достал шкатулки.

– На! Забери на х… свои шкатулки! – сказал он. – Они слишком дорого стоят, и мне уже не нужны.

– Мух-хам-мад, ты же нарушаешь условия договора. Ты ж уподобляешься лицемерам тогда, а лицемеры будут на самом дне ада, – сдерживаясь, ответил Ризван и добавил скороговоркой:

– Как говорил Пророк, и да благословит его Аллах и приветствует.

– Я с тобой ни о чем не договаривался! – закричал на него Магомед. – Забирай свое дерьмо и у…й отсюда!

Зазвенела пощечина. Под рукой Ризвана голова Магомеда отдернулась. Магомед вернул ее на место, оторопело моргнул, вены у него на шее надулись, он боднул головой, Ризван отпрянул, но Магомед его все равно задел. Завязалась драка, но зеки их почти моментально разняли.

Ризван пошел к себе в восьмой барак. Когда он проходил мимо общезоновской секции, оттуда выглянул Расул – смотрящий за бараком.

– Ризван, что ты натворил с Магомедом? – вкрадчиво спросил он.

– Ты кто такой и какое твое дело? – высокомерно ответил Ризван.

– А ну-ка, ну-ка, иди сюда, я тебе покажу, кто я такой, – с этими словами Расул схватил Ризвана за руку и втянул в секцию. На него сразу набросилось несколько зеков, стали его растягивать, лупили кулаками, перекидывая от одного к другому, как волейбольный мяч. Заур, он же Али, увидев это, бегом побежал в наш седьмой барак с криком: «Джамаатовских бьют!» Шестеро вскочили со шконок и рванули туда. Впереди всех бежал Абдусамад.

Он рванул на себя дверь общезоновской секции, ворвался в нее. Расул, увидев его, попытался встать со своей шконки, но не успел – Абдусамад уже подлетел к нему, схватился руками за верхнюю шконку, подтянулся, сгруппировался, качнулся назад, набирая разгон и со всего маху ударил Расула ногами в грудь. Расул отлетел и впечатался в стену, сполз по ней обратно на шконку, но уже в обмороке.

В это время Даниял, забежавший вторым после Абдусамада, уже стоял посередине комнаты, напротив Шекера, выставив вперед сжатые кулаки. Он ударил кулаком – в солнечное сплетение Шекера. Тот схватил ртом воздух, согнулся пополам, падая, и повалился, припадая головой к поднятому для удара колену Данияла. Раздался сухой стук. Шекер стал падать вперед, но серия коротких сильных ударов справа и слева удержала его на ногах. Когда Даниял опустил кулаки, Шекер сразу повалился назад.

Увидев, что самые сильные в секции избиты джамаатовскими, Гаджи, шестерка блатных, запищал, как мышь, и полез под шконку. Шамиль схватил его за ногу сзади, выволок из-под шконки и ударил пару раз под ребра. Гаджи завизжал, вырвался из рук Шамиля, снова бросился к шконке, забился под нее еще глубже, чем в первый раз, и притих.

Один за другим джамаатовские врывались в секцию. Их было много. Секция продолжала вмещать их, как безразмерная. Джамаатовские толкали, молотили, лупили, пинали. Блатных били руками, ногами и всем, что подворачивалось. За несколько минут секция перевернулась вверх дном – на полу валялись матрасы, доски, выдранные из шконок, осколки посуды, капли крови были разбрызганы повсюду. Джамаатовские остановились и перевели дух, только когда под шконками в страхе корчился весь цвет блатных и приблатненных. Тогда Даниял негромко сказал:

– Хватит. Давайте, делайте расход.

Все еще постояли, глядя на ноги и руки, торчащие из-под шконок. У дверей собиралась толпа джамаатовских, которых секция не могла вместить. Они напирали друг на друга, стараясь втиснуться в нее. Хотя бы засунуть в нее голову и увидеть, что произошло. Никто не хотел уходить. Тогда уже Шамиль крикнул:

– Братья, все нормально! Мы показали этим джахилям! Расход!

Толпа стала с неохотой расходиться по своим баракам. Джамаатовские гордо выходили из секции под стоны блатных.

В каждый враждующий лагерь – джамаатовских и блатных – срочно начали стягиваться силы. Блатные и джамаатовские живут смешанно – в каждом бараке есть и те, и другие. Но теперь зона быстренько перегруппировалась, разделившись на две части, между которыми была положена резкая черта.

Пятнадцати минут не прошло, как о случившемся узнали менты. Они тоже начали стягиваться в лагерь. В лагере много с…к – так называют тут зеков, которые сливают информацию ментам. Случится что – они моментально сообщают об этом смсками. Менты всегда получают две версии событий – с той и с этой стороны, потому что с…ки есть в любом лагере – и среди блатных, и среди джамаатовских.

Контролеры начали по-быстрому запирать локалки. Все ждали, что будет. Зеки начали вооружаться – кто чем: самодельными битами, прутьями, палками с гвоздями на концах. Потемневшая зона была освещена фонарями. А в разных ее концах в воздухе кусками собирались тревога, страх, напряжение. Они будоражили и пугали, но еще заставляли с нетерпением ждать – что сейчас произойдет. Адреналин пер изо всех щелей. На половине у джамаатовских подкрепляли себя разговорами: «Эти джахили кем себя возомнили? Посмели руку поднять на джамаатовского. Сейчас они за это ответят. Они увидят что джамаат – это сила».

Наконец они собрались и с разных сторон пошли на локалки. Некоторые пошли по «дорогам», сквозь небольшие отверстия в локалках, которые менты заваривают каждое утро при помощи сварки, но каждый день зеки их снова пробивают. Несколько человек полезли через колючую проволоку. А все остальные схватились за прутья забора, начали его раскачивать.

Когда был сломан замок, зеки добрались до контролера. Он сопротивлялся, пытался убежать, кричал и прятал ключи, но его схватили десятками рук и заставили открыть вторую дверь. Зеки прорвались сквозь локалки.

Джамаатовские собрались возле третьего барака, блатные у выхода на пустырь. Локалки уже все были открыты. Менты сгрудились у вахты и смотрели на происходящее, разинув рты.

Началась драка – с сопением, с хриплыми выдохами при ударе, с заячьими взвизгами и стонами. Адреналин застилал глаза так, что уже не видно было, что происходит вокруг. Ты просто бьешь, сам не чувствуя боли от ударов, которые обрушиваются на тебя. Ты просто находишь ближайшего противника и колошматишь, кидаешь его на землю, топчешь ногами.

Ты вспоминаешь то, чему тебя никогда не учили, но то, что ты всегда знал, – как бить. Инстинкты и навыки, рожденные в детстве, в дворовых драках возвращаются так быстро, как будто никогда и не уходили. Джамаатовские начали теснить блатных. Кто-то уже лежал на земле, прикрывая голову разбитыми руками, а кто-то постарался вырваться из клокочущей толпы.

На поле вышел имам.

– Ради Аллаха, прекратите! – закричал он.

– Мужики, остановитесь! – вторил ему положенец, тоже выходя на поле.

Через несколько минут боя, когда уже непонятно было – кто где, и кто с кем сцепился, из него начала уходить ярость. Джамаатовские останавливали друг друга: «Имам сказал…» Блатные тоже начали отступать – сила в тот день была не на их стороне.

Вот тогда-то Абу-Бакар и прокричал: «Такбир!» А двести глоток ответили ему: «Аллаху Акбар!»

Менты застыли в онемении. На их лицах был ужас. Просто животный ужас. Тот самый, который заставляет их всех – сотрудников полиции – уничтожать в республике ваххабитов. Они их не столько ненавидят, сколько боятся. И сейчас своим бездействием, выпученными от страха глазами, зоновские менты демонстрировали свой панический ужас перед теми, кто кричал: «Аллаху Акбар!»

Со стороны джамаатовских послышались довольные смешки. Похлопывая друг друга по плечам, они начали расходиться. А тела пока так и остались на земле – скорченные и как будто оглохшие от крика, трижды вырвавшегося из двухсот глоток. Опомнившись, блатные начали собирать и уносить своих раненых с поля боя.

Но в ту ночь в лагере никто не спал – ждали штурма «масок»...

(Продолжение следует).

No comments for this topic.
 

Яндекс.Метрика