Вышка.
В северных колониях-поселениях зеки-бесконвойники мечтают побыстрее попасть за колючку.
В поисках лучшего мы порой теряем нормальное существование. Вот так и я - сидел себе в зоне общего режима, до конца срока оставалось не так много времени. Родные жили в сорока километрах и часто приезжали на свидание. Как старожил, я знал в колонии все движения, ладил с сотрудниками и авторитетами. В общем, как говорят в неволе про спокойную жизнь, поймал тишину.
Путешествия с приключениями
Наверное, от этого и стало скучно. Плюс соблазн появился. С Севера приехали вербовщики- сотрудники колоний-поселений. Они выступили в нашем клубе и рассказали потрясающие вещи. Если те, кто отсидел положенную по закону часть срока, напишут заявление о переводе на поселение, то они попадут совсем в другие условия обитания. Жить будут почти как на воле - носить вольную одежду, получать на работе наличные деньги, посещать магазины, почту, кинотеатры. К кому приедут семьи, можно снять дом или квартиру и жить не в общежитии. Учитывая северные заработки, можно скопить на освобождение приличную сумму.
Многие осужденные, и я в их числе, повелись на такую агитацию. Через месяц состоялся суд. Никому из подавших заявление не отказали в перемене режима. Счастливчики стали ждать этап. Но зону взбудоражил слух, что несколько человек возьмут на местный, в Ленобласти, поселок. Мы все слышали, какие там свободные нравы. Работай, где хочешь. Один поселенец даже в школе русский язык преподавал. У кого есть деньги, те вообще жили дома, только раз в неделю приезжали отмечаться в штаб.
Мне как-то сразу расхотелось ехать в далекую даль. Договорился я с дневальным санчасти. Он знал начальника питерской поселухи. Как раз нас на этап дернули, но дневальный мне сказал, что на пересылке меня тормознут, и если родные подвезут энную сумму, то буду сидеть по месту прописки. Буквально через три дня я увижу близких и любимый город!
Ну, а пока пришлось терпеть трудности этапа. Мы, хоть и поселенцы, а к месту отбывания наказания должны следовать под конвоем. В шлюзе уже ждал автозак. Нас в него буквально трамбовали. Последние не помещались в клетки и их заталкивали дубинками. Но все равно они войти не могли. Тогда их стали травить собаками. Это помогло, но решетку конвойные закрывали, навалившись на нее вдвоем.
К приходу «столыпинского» вагона мы опаздывали, потому водитель включил сирену и гнал по кочкам, как Шумахер. Мы стукались головами об потолок, но из-за тесноты не могли защищаться руками. Поднялся мат и крики, хорошо, что мы быстро приехали. Поезд уже стоял на платформе. Нас в темпе выгрузили и затолкали в зарешеченные купе. Некоторым потребовалась медицинская помощь - они разбили головы до крови. Перевязываться пришлось рваными футболками.
Ехать было близко и сопровождающие сказали, что кругом санитарная зона и нас не будут водить в туалет. Как назло, приперло. Мы помочились в полиэтиленовые пакеты. Как всегда, они протекли. Поднялась вонища от луж под ногами. Начальнику конвоя стало скучно и он затеял обыск. Осужденных выдергивали по одному с вещами в свободное купе и шмонали. Солдаты выпрашивали покурить и сладкого.
Вот так сервис!
В Питере все повторилось - нас утрамбовали в автозак и повезли на пересылку. После шмона отвели в душ и отправили в камеру без удобств. На восьми квадратных метрах - унитаз, раковина, деревянные сплошные настилы в два яруса и пятнадцать граждан. У всех огромные сумки. Кое-как разместились. Через пять минут открылась дверь и дежурный сделал объявление: или мы возьмем к себе в хату «обиженного», или нас будут обыскивать каждые полчаса, заодно и прессовать. Пришлось взять «петуха». Он заполз под нижний настил и затих на грязном бетонном полу. Странно, но несколько дней мы его не видели и не слышали. Как будто «пассажир» умер. Мы не видели, чтобы он ходил в туалет, да и пайку он тоже не брал.
Кстати, чтобы так кормили в тюрьме, остается мечтать. Некоторые зеки мне не поверят, но можно навести справки у засиженных арестантов. В следственных изоляторах пайки подают через кормушки (небольшие окошечки). Здесь же открылась дверь, и сотрудник спросил, будем ли мы принимать пищу. Мы, конечно, согласились. Дальше началось такое...
Баландер в белоснежных одеждах подвез чистую тележку и бачки. Юная девушка из осужденных в коротком халате, с улыбкой, начала наливать нам суп. Удивленные, мы взяли тарелки. Пахло от них вкусно, но в гуще плавало что-то черное. Мы привыкли к гнилью и перед тем как есть, стали вылавливать и выкидывать черную субстанцию. Кто-то небрезгливый начал жрать сразу и потрясенно сказал, что темное - настоящие грибы. Он оказался прав. Суп нам дали грибной и очень вкусный. Второе нам раздавала все та же тюремная нимфа. Наше потрясение усилилось. Дали пельмени и, что странное, с мясом внутри.
Наевшись, мы, довольные, начали устраиваться на настилах. Дверь открылась в третий раз, и девушка спросила: будем ли мы пить молоко? Нам налили по пол-литра концентрированного молока и вручили по большому куску белой булки со сливочным маслом. Нецензурным восхищениям не было границ. Все даже отметили, что вроде и срок небольшой дали, и прокурор не педераст.
После обеда состоялась прогулка. Дворик попался довольно большой, к нам запустили соседние камеры. Мы со спортсменами-бандюками встали в угол и начали расспрашивать друг друга об общих знакомых. Три синих и старых блатаря наводили движение. Особенно выеживался один из них. Он стучал в стены и спрашивал, кто там гуляет. Называл всем свою погремуху. Нам она ни о чем не говорила, но «засиженных» впечатлила. Соседний дворик спросил у этого выеживающегося спичек. Он обратился к нам. Мастер спорта международного класса по боксу за всех сказал, что мы не курим. «Синие» начали истерику - почему им так резко ответили и даже не повернулись к ним лицом. Мы спросили, а кто они такие? Их основной заверещал, чтобы его не держали, потому как он сейчас нас будет бить. Такой забавный доходяга. Мы объяснили, что не станем его калечить, потому что он старый и больной. «Синий» не успокоился и продолжал визжать. Из-за него нас лишили прогулки.
Мир тесен
По дороге в камеру случилось ЧП. На меня напал молодой сотрудник. Прохожу я мимо сержанта, как положено, - руки за спину. Вдруг он прыгает на меня и начинает... обнимать. «Ну и нравы в этом СИЗО!» - подумал я и вежливо так впечатал сотрудника в стену. Но братва все равно начала коситься, а сержант не успокоился. Человеческим голосом назвал мое имя и повторил попытку жахнуться в десны. Пресек я его порыв и прямо спросил, кто он. Выяснилось, что он Паша по кличке Мышка, прозванный так за малый рост в детстве. Мы вместе когда-то занимались боксом. Только он был маленький, а я уже большой. Эта маленькая Мышка вымахала теперь под два метра и проявляла щенячий восторг от встречи.
Чтобы не обидеть вертухая, пришлось сказать, что я тоже рад. Паша выяснил номер моей камеры и сказал, что позже зайдет. Зашел, открыл дверь, дал мне курева и чая. Их я отдал мужикам, так как сам не курю и не чифирю.
Паша позвал меня с собой и после долгого путешествия по коридорам привел к начальнику оперативной части. Опер мне тоже обрадовался. Мир тесен - он раньше служил в нашей зоне, но на промке. После перевелся с повышением и на новую должность в СИЗО. Только сели и попричитали о том, как время летит, дверь открылась и вошел мой знакомый браток из мощной ОПГ. По его виду было сложно понять, кто он - зек, сотрудник или просто проходил мимо. Пообнимались с братком. Паша сказал, что это он его позвал. Браток после осуждения остался в хозобслуге тюрьмы. Это вообще-то впадлу, но не для бандюков. Тем более что они зависали в этом изоляторе всем коллективом. Кто под следствием - старшими у малолеток. Осужденные - на всяких должностях. Но никто не работал. Они ездили в город на своих иномарках, занимались привычным рэкетом. Тюрьму тоже не забывали - гнали в нее гуманитарку грузовиками. Отсюда наше питание и вежливое обращение сотрудников.
Эти трое предложили мне тоже остаться на рабочке. Конечно, я отказался - и так ехал на местный поселок. Начальник оперчасти подтвердил, что завтра прибудет «хозяин» поселения и сможет забрать, кого нужно. Посидели, попили нормального чаю и, окрыленный, я вернулся в «хату». Паша еще прибегал на следующий день. Говорил, что «хозяин» поселухи так и не приехал.
Ярославские страдания
Через двое суток утром меня дернули с вещами. Уверенный, что иду домой, я подарил сумки сокамерникам и проследовал, куда сказали. Но меня вместо свободы снова затолкали в автозак и повезли на Московский вокзал. Там с такими же арестантами посадили на корточки на платформе и запрещали шевелиться минут сорок. Потом засунули в «Столыпин».
При перекличке я спросил конвойного, чтобы он озвучил пункт назначения на моем личном деле. Вообще-то это запрещено, но конвой обычно отвечает на такие вопросы.
Пока я ехал в Ярославль. Забегая вперед скажу, что позже выяснилось, почему я не попал под Питер. Пьяный поселенец на своей спортивной машине вез начальника и замполита в СИЗО. Они улетели с трассы и попали в больницу. Для меня их травмы обернулись серьезным геморроем. Без вещей на этапе тяжко. Да и так - ехать в неизвестность, черте куда, облом.
В грязной и многоместной камере Ярославского централа мы задержались недолго. Кормили там помоями, кругом ползали клопы и тараканы. На сто заключенных был один туалет. В общем, обычные бытовые условия в неволе. Затем мы добрались до Вологды. К машинам нас гнали через туннель, придавая ускорение дубинками. В то время в местном СИЗО затеяли ремонт и этап разместили в больничном корпусе. Довольно просторная камера, длинные настилы в два яруса. Без особой тесноты разместились все. Обычно спать наверху - мало желающих. Здесь же все хотели обитать на «пальме». Зарешеченные окна выходили прямо за женскую зону. Нашему взору открывался плац и вход в баню. До женщин было так близко! Несмотря на предупреждение сотрудников, некоторые мужчины стали кричать девчонкам. Тут же открылась дверь. Крикунов выволокли в коридор и долго били дубинками. После мы молча созерцали самок. Это вносило разнообразие в суровые будни.
Нас мариновали две недели. Без вещей приходилось тяжко. Но с этапа невозможно сообщить родным, где ты. Да и что толку. Все равно посылку на пересылку не пошлешь.
Наконец мы тронулись дальше. Снова автозак, «Столыпин» и следующая остановка уже в «Архаре» (Архангельской области). Остановились мы в тюремной больнице. Там процветал «черный ход». Братва подогнала нам курева с чаем. Еще прислали малявы, типа, кто хочет тормознуться в больнице, пишите фамилию. С докторами договорятся, даже если зек здоров. Такая помощь оказывается не всем подряд, а только авторитетам, которых среди нас быть не могло. Ведь на поселение выходить впадлу.
Но, как оказалось, это только в Центральной России. А в «Архаре» свои порядки. Даже если ты нарушитель и сидишь в ШИЗО, тебя выгонят на поселение. С трудом закроешься обратно в зону - через несколько месяцев выгонят снова. И так до десяти раз и больше - сотрудникам нужна рабсила.
Наконец мы добрались до нужной станции. Выгрузив с вагона, нас повели пешком по грязной улице. В поселке она одна - проезжая часть и деревянные тротуары. По ним зекам ходить запрещено, хотя если следовать по дороге, то искупаешься в лужах и проходящие грузовики (легковая там не пройдет) обольют тебя с ног до головы. Десять новичков привели в зону строгого режима и посадили в камеру. Сотрудники пояснили, что это до утра - потом разберутся, кого куда отправить.
В камере не было настила. Вернее, он был, но доски содрали и остались только металлические уголки. На них можно сидеть, но режет сильно. Стоять было тоже сложно. На полу по щиколотку стояла жижа. Она смердела. В темноте мы с трудом поняли причину затопления и вони. Вместо туалета в углу стояла двухсотлитровая бочка, заполненная доверху. Вынести такую тару было невозможно. Поэтому нужду справляли просто на пол.
Ночка выдалась еще та. Периодически дверь открывали сотрудники кавказской национальности и интересовались нашими профессиями. Искали умельцев, изготавливающих сувениры из дерева. Таких не нашлось. В десять нас выдернули из зловонной «хаты». От свежего воздуха и недоедания шатало. В трехстах метрах от зоны располагалось наше поселение - та же зона с деревянными бараками, только без вышек и часовых.
Запись в стукачи
Нас оставили у штаба. Потом вызвали к операм. Таких странных «кумовьев» я нигде не видел. Дверь в кабинете хлипкая, через нее все слышно. Заходишь, твое дело уже прочитали и в лоб спрашивают: будешь нам стучать? Твои товарищи в коридоре каждое слово слышат. Конечно, все ответили отрицательно. Один я проявил интерес к заманчивому предложению, спросив: а если буду сексотом, от работы в лесу меня освободите, платить приличные гонорары станете, в комнату повышенной комфортности поселите? Получив отрицательно-матерное «нет», я изумился - на фиг вы тогда нужны?! Мне грубо велели не умствовать и ждать со всеми на улице.
Долго стояли. За это время провели две поверки построения. Если поселенцы не на работе, то они строятся каждые два часа. Наконец пришел начальник.
Нас завели в его кабинет и началось формирование новых бригад. «Хозяин» обвел всех суровым взглядом и спросил: кто-нибудь с бензопилой дело имел?
Пожилой москвич гордо заявил, что на даче он раз дрова пилил. Будешь вальщиком, решил начальник. Смерив меня взглядом, полковник решил - а ты толканом. Тут выяснилось, что восемнадцатилетний пацан до ареста учился в ПТУ на тракториста. Он даже успел раз проехать на колесном тракторе по прямой. Его назначили на трелевочник. Еще одного юного доходягу обозвали «рубщик сука».
Лесоповал.
Из нас укомплектовали две бригады и снова выгнали на улицу. Потом снова позвали и велели писать заявление на материальную помощь. В кассе выдали смешные деньги. Их хватит на пять буханок хлеба или пару обедов в местной столовой. Бесплатно поселенцев тогда не кормили, типа кто не работает, тот не ест. Жуткая постанова, учитывая зарплату. Ее хватало лишь покрыть материальную помощь и рассчитаться за выданную спецодежду: кирзачи, робу, фуфайку. Ну, еще оставался мизер. Нам сразу сказали: крутитесь или пишите домой, чтобы выслали денег или посылку. Хорошая перспектива - сидеть на шее у родных! А что делать сиротам и малоимущим?
Как наглядная агитация того, как живется сиротам, появился ходячий дистрофик. Как выяснилось - дневальный нашего отряда. Он получал совсем смешные деньги и жил исключительно подаяниями. Ему их давали нещедрые зеки, на которых он шестерил. Дневальный вместо приветствия спросил у нас хлебца. В вонючей камере мы не ели, так что остались куски с сухого пайка. Дневальный их с благодарностью принял и тут же съел.
Нас терзали нехорошие предчувствия. Получив матрасы, мы прошли в барак. Хоть он слегка порадовал. Жили мы по комнатам от двух до четырех человек. Мои соседи были на работе, и я постелил матрас и прилег. Дверь толкнули. Следом ворвалась мелкая собачонка с глупой мордой и зарылась в приоткрытую тумбочку. Только я хотел шугануть наглую живность, как нарисовалась еще одна, в подполковничьих погонах. Сотрудник зарылся в тумбочку вместе со своей собакой и принялся шмонать помещение. Потом спросил - новичок ли я, и удалился. Это был начальник отдела безопасности. Он так развлекался на работе.
Норма-мера жизни
До вечера мы постоянно строились, подгоняли рабочую одежду по размеру, сходили в столовую и подивились на цены. Но все же съели лишь по второму. После девяти приехали работяги. Они достали самодельные плитки и продукты из каптерки и побили дневального за то, что тот отлил двадцать граммов подсолнечного масла из бутылки. Нам пояснили, что выгодней готовить в отряде, но для этого нужно иметь свою плитку. На работе не кормят, туда надо брать еду. Завтра в пять тридцать мы выезжаем на участок.
Вечером мужики пропили аванс. Самогон свободно продавала теща начальника. После плясок алкашей засунули в карцер, где побили и утром выгнали на работу. Два с половиной часа по ухабам и дорогам из бревен мы ехали на участок. Нам досталась самая низкооплачиваемая и трудная работа - валить деревья и из них мостить лежневку. Норма - одиннадцать метров в день. Под лежневку нужно особым образом уложить настил - фундамент. На него с двух сторон по три в ряд накатать бревна по три с каждой стороны, по ширине колеи лесовозов. Бревна нужно подгонять без щелей и сучки на них вырубать гладко. Кругом была грязь и топь - не пройти. До кучи выяснилось, что тракторист не умеет заводить трелевочник. Плюс у нас с соседней бригадой один пускач к двум бензопилам. Поэтому нужно бегать за триста метров по болотистой местности, чтобы завести пилу, а потом так же пускач относить. Москвич-вальщик начал пилить ели без запила с одной стороны. Упершись лагой в дерево, я толкал вековые стволы. Но они все равно зажимали полотно. Пила глохла, мы ругались. Хорошо, пришел мастер и показал, как надо.
Обрубили ветки. Доходяга этого сделать не мог, и мы помогали ему всей бригадой. Трелевочник так и не завели. Пришел мастер, показал, как надо. Ездить по топи тракторист не мог, у него слетали гусеницы. Мы, надрываясь, катали огромные бревна на ломах, вырубая в них выемки, чтобы уложить настил. Получалось плохо даже после показа мастера.
Норму мы не сделали, за что, приехав на поселение, отправились всей бригадой в ШИЗО. В мокрой одежде и голодные. Нас выпустили в половине пятого утра и разрешили поесть перед дорогой. Столовая уже работала. Пришлось взять дорогой каши.
На работе прибило вальщика, хороша что не насмерть. Покалечился он сильно. Его сразу закрыли в местную зону. Ночь мы снова ночевали в ШИЗО. На следующий день я раздробил ногу. Дали мне неделю больничного и стали выгонять на работу. Из-за огромной опухоли сапог не лез даже на большой палец. Меня признали симулянтом и, продержав десять дней в карцере, где кормили раз в сутки, перевели на прежний вид режима. Хорошо, что общий, отправляли на старые зоны, в отличие от строгого.
Обратно я путешествовал в том же порядке. Только на питерской пересылке братву уже разогнали, начальство тоже, и мы попали под спецназ. В зону я приехал похудевший на пятнадцать килограммов, с покалеченной ногой и злостным нарушителем, что закрывало мне дорогу к условно-досрочному освобождению. Недаром говорят, что от добра добра не ищут.
