Александр О'Шеннон -Пьем третью ночь
О'Шеннон Александр Анатольевич (Бартоломьюевич) (5.10.1964) - автор-исполнитель, литератор. Родился в Москве в семье потомков одного из древнейших кланов Ирландии. Его дед был ирландцем, приехавшим в Россию на помощь революции, да так тут и оставшийся. Деду посвящена песня "В 37-ом году". Профессия по образованию – слесарь-наладчик КИПиА. Играет на шестиструнной гитаре. Пишет песни, в основном, на свои стихи с 16 лет. Первая – "Иван Мустафеич". Лауреат нескольких песенных фестивалей и конкурсов. Работал заместителем главного художника журнала Столица. Актер, вокалист и автор песен шоу студенческого театра Московского Г осударственного Университета. Активный участник рок-кабаре Алексея Дидурова, член "Лиги Песни Третье Ухо", Союза Литераторов России и Союза Писателей Москвы (рекомендован Алексеем Дидуровым, Юрием Ряшенцевым и Булатом Окуджавой). С 1996 года дает сольные концерты. Александр — enfante terribie авторской песни, он далек также от канонической эстетики рока. Песни поет в своей, лишь ему свойственной манере, возвращая русскому шансону его истинный смысл, заложенный еще Александром Вертинским. Выпустил шесть сольных альбомов. В начале 2003 года вышла иллюстрированная книга стихов и песен Ирландский блюз. На рубеже 2004 года способом самиздата вышел тиражом 200 экземпляров роман Александра О Шеннона "Антибард", получивший признание не только у литературных критиков и поклонников его творчества, но даже у ортодоксов бардовского жанра. В июле 2004 издательство АСТ выпустило роман "Антибард" легальным тиражом. Песни Александра О Шеннона звучат на "Русском Радио-2", "радио Шансон". Александр — неоднократный участник телепередач "Белый попугай" (REN TV), "Взрослые песни" (МУЗ ТВ) и других. В настоящее время Александр О Шеннон — поющий литератор, живет и работает в Москве
В 16 же лет был выгнан из школы за хулиганство. Учился в ПТУ, где получил специальность слесаря-наладчика.
Профессия по образованию и настоящая — слесарь-наладчик КИПиА. Член Союза писателей Москвы и Союза Литераторов России.
Играет на шестиструнной гитаре.
Участник группы "Домой". Лауреат трех или четырех конкурсов.
Была отмечена песня "Москва". Вышли две аудиокассеты.
Принимал участие в творческих поездках в Австрию и Турцию (Фестиваль студенческих театров).
Выпустил шесть сольных альбомов:
«Я заплутавший мальчик» (1993);
«Ангел на белом козле» (1996);
«Istanbul» (2000);
«Шведская стюардесса» (2002);
«Здравствуй, дедушка Фрейд!» (Запись на Русском радио-2, акустика, 2003);
«Песни, которые я никогда не буду петь» (Архивные домашние записи 1987-89 годов, 2003).
.....................................
Саша Заяц (по прабабушке — О'Шеннон) — ирландских, украинских, русских кровей. Он рисует в журнале «Столица» ублюдков и пишет песни, которые сам же поет.
На станции ПАнки есть домик с трубой,
На станции ПАнки живут лесбиянки.
Они полагают, что я голубой,
Я езжу на станцию ПАнки на пьянки.
Имеется в виду, конечно, станция Панки, что от Казанского вокзала в получасе. Где-то на юге Москвы есть что-то вроде клуба фанатиков Зайца. Он там выступает достаточно редко. Чаще ездит попеть за рубеж.
- Неужели для денег?
- А то для чего же!
Нет, он не меркантилен. Просто чтит Дали, написавшего: «Художник должен быть богатым, чтобы быть свободным». И Паганини, сказавшего: «Бедность позорна и отвратительна». А что такое бедность, Саша знает очень хорошо, как все мы, дети инженеров.
Первая поездка — первый успех.
- Когда?
- Год не помню... В то время наши войска захватили Вильнюсский телецентр. И мне в Копенгагене было так стыдно за них...
Сын инженеров (правнук госпожи О'Шеннон) сидел без работы, без денег, без будущего. А тут вдруг —акция «Нон-стоп». Музыканты-датчане Йене, Флеменг и Хенрик, которых поселили в кинотеатре имени Моссовета. Сашин одноклассник, работавший там пожарным. Знакомство, совместная поездка на Кавказ. Красивая жизнь на закрытой для иностранцев территории, датчане, умеющие по-русски сказать только «Я из Эстония», кафе, снимаемые на всю ночь, костры на пляжах... Все побережье, конечно же, знало, кто они — эти щедрые «эстонцы».
Да здравствует наша милиция, самая сговорчивая в мире!
А потом — приглашение в Данию.
Саша поступил в какой-то кооператив закройщиком. Заработал тысчонку. Еще три взял взаймы, накупил побольше красных вымпелов, книжек по советскому искусству —и поехал покорять загранку. До Финляндии — на поезде, оттуда до Швеции — на пароходе, затем — снова поезд, паром.
- Так романтичнее?
- Да. И намного дешевле.
Он не то чтобы романтик, он — какой-то инфернальный тип, он — человек-миракль.
Нас пытали в подвалах Музея искусств
Между жарких пейзажей Гогена.
Нам расквасили лица о лики римлян
И распяли на скифских коврах.
Сероглазый поручик, убитый в Крыму,
Доложил обо мне Робеспьеру...
Я не встречал подобного нигде. Переход из жизни в смерть обозначен не словами, а моментальной, без предупреждения сменой действующих лиц.
Все это осталось в Москве. Дании явился Заяц Предприимчивый. Заяц, на халяву поселившийся в коммуне музыкантов у Флеменга, будущего мужа племянницы Дэн Сяопина. Заяц, продавший этой племяннице бархатный вымпел «Ударник коммунистического труда» с бахромой. За 15 датских крон.
И там, где ступал он,
Холмы обрастали Москвой.
В ноябре нас особенно тянет домой.
Он ездил в ноябре.
Летом — невыгодно. Конкурентов больше, полиция жестче, да зимою и деньги щедрее кидают: видят — мерзнет человек. Саша выходил на улицу и пел. В основном, «лубок» — «Калинку», «Подмосковные вечера» и песни Высоцкого. Пел и свои, но очень мало, лишь стилизованные под народные. Наша «бардовская» песня не идет там. Ведь языка прохожие не знают. Воспринимают лишь музыку, мимику и интонацию.
Его забрасывали валютой всевозможных государств. И часто приглашали в кабаки. Хозяева угощали своих посетителей Зайцем. Звали и в «злачные» места. Туда он ходил, если сцена закрыта от зала решеткой. Лишь раз пел на открытой — предварительно заплатив 200 крон вышибале для охраны собственной персоны. Но петь там можно не везде.
- Власти гоняют?
- Нет, иногда только гоняют владельцы магазинов от своих витрин. Я о другом.
Как-то он вышел на старую площадь, сел на скамейку, положил рюкзак для денег. Поет. Собираются какие-то молодые люди. Некоторые с подведенными ресницами. Присаживаются рядом. Кто-то гладит его по коленке. Уже спасшись от них бегством, Саша вспомнил, что кожаная куртка и кожаная кепка, в которых он вышел в тот день, — всемирная униформа педерастов, на «территории» которых он и оказался.
О, вечная беда, вечный соблазн и вечный рок людей искусства! Пожалуй, неспроста в ранних редакциях «Мастера и Маргариты» директор Варьете Степа Лиходеев был именно Гарасей Педулаевым.
Саша пел в Дании около месяца. Поездка окупилась раза в четыре. Он раздал долги, женился, устроив приличную свадьбу, еще несколько месяцев безработно и безбедно жил. Писал песни. Рисовал.
Увы, сейчас подобные вояжи не столь выгодны. Саша был тогда одним из «первых русских», эдаким голодающим борцом с коммунизмом. В то время нам присылали особенно много «гуманитарного» сухого молока. Сегодня русские уже не в такой моде. Тем не менее, Саша собирается ехать в Англию.
- Когда?
- Непременно.
Сейчас он рисует диптих «Преступление и наказание». Часть первая — Раскольников убивает старуху-процентщицу надувным, чуть провисшим в руке топором. Часть вторая — конец спектакля, актеры вышли на поклон, на переднем плане — Раскольников и старуха-процентщица, а в голове у нее — огромный вырез от топора, как у арбузов делают.
Но к гастролям это не относится.
Алексей МИТРОФАНОВ.
.....................................
Вы давно хотели это знать, но не знали, у кого спросить.
Суббота, 01 Сентября 2007 г
Александр О`Шеннон
Вы давно хотели это знать, но не знали, у кого спросить. В интернете и мире авторской песни ходит множество слухов об Александре О'Шенноне, одни из них забавны, другие просто нелепы, но все объединяет одно - они не имеют ничего общего с правдой. Наконец, чтобы внести ясность в некоторые волнующие общественность вопросы, Александр согласился ответить на самые частые из них.
Вы давно хотели это знать, но не знали, у кого спросить. В интернете и мире авторской песни ходит множество слухов об Александре О'Шенноне, одни из них забавны, другие просто нелепы, но все объединяет одно - они не имеют ничего общего с правдой.
Наконец, чтобы внести ясность в некоторые волнующие общественность вопросы, Александр согласился ответить на самые частые из них.
1. О’Шеннон – это настоящая фамилия или псевдоним?
На самом деле я – О’Коннор, а зовут меня Шиннед, и что бы меня не раскусили, я вынужден носить парик, очки и культивировать трехдневную щетину.
2. Что означает название «Ангел на белом козле»?
Это строка из песни «Москва», которая звучит на диске «Ангел на белом козле». Я подумал, когда писал ее – а почему бы Ангелу не полетать на белом козле? По-моему, весьма яркий образ!
3. Что такое «Sendero Luminoso»?
На испанском это означает «светлый путь». Таково название маоистско-троцкистско-кокаинистской военной организации, действующей в джунглях Боливии. Ее члены борются за счастье простых людей и выращивают плантации коки.
4. Почему О’Шеннон пишет об однополой любви?
Во-первых и главным образом потому, что никто больше об этом не пишет (то ли стесняются, то ли боятся – не знаю), в связи с чем я в этом смысле был, если можно так выразиться, первопроходцем и прочно занял соответствующую нишу, откуда меня уже не выковырять. Во-вторых, однополая любовь меня искренне забавляет, а в-третьих - эта тема не хуже всех прочих и имеет право на существование. Нелепо приплетать к сексу мораль, это глубоко личное дело каждого и, если это не связано с насилием над телом и духом, пусть оно будет. А вообще-то я не гомосексуалист.
5. А сам О'Шеннон – голубой?
См. вопрос №4.
6. Правда ли, что Булат Окуджава, рекомендовавший О’Шеннона в Союз литераторов России, сам песен О’Шеннона не слышал?
Булат Шалвович подписал рекомендацию не глядя, т.к. в то время был серьезно болен. Ему было достаточно того, что до него подписались Алексей Алексеевич Дидуров и Юрий Ряшенцев.
7. Правда ли, что О’Шеннона выгнали из Литинститута?
Из Литинститута я ушел сам по необходимости – мне нужно было работать над вторым романом, а учебная программа, к моему удивлению, оказалась весьма насыщенной. Впрочем, я в любое время могу там восстановиться.
8. Существует ли на самом деле станция «Панки»?
Она называется «Панки» (с ударением на последнем слоге) и находится по Казанской железной дороге, недалеко от Люберец.
9. Кто из существующих бардов стали прототипами героев романа «Антибард»?
Главным образом – я сам, а про остальных ничего говорить не буду. Согласитесь, это было бы, мягко говоря, не совсем корректно.
10. А сам О’Шеннон – бард?
Вот вопрос, который не дает мне покоя уже 20 лет. А хрен его знает!
11. Istanbul – перевод или самостоятельный текст?
Текст самостоятельный, а над музыкой я немножко поработал.
12. Почему нет фотографий О’Шеннона на сайте О’Шеннона?
Я не фотогигиеничен.
13. Правда ли, что вместо исполнения песен О’Шеннон на концертах читает лекции о том, как надо писать песни?
Это было один раз, и я был в хлам пьян. Как это ни смешно, но многим понравилось. С тех пор я лекций не читаю.
14. Правда ли, что существует движение антибардов?
Каждый бард в глубине души – Антибард со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так сказать, диалектика бытия.
15. Кому, наконец, посвящена песня «Аve Maria»?
Как и все мои песни о женщинах, «Ave Maria» посвящена многим женщинам. Идентифицировать этот образ я бы не рискнул и сам.
16. Правда ли, что О’Шеннон состоит в Ордене Куртуазных Маньеристов?
Не знаю, к сожалению или к счастью, но не состою. Несколько лет назад у нас были совместные выступления, и с тех пор мы крепко дружим, что связано, как правило, с обильными возлияниями.
17. Правда ли, что под псевдонимом «О’Шеннон» пишет Тимур Шаов?
Хотя его настоящая фамилия О’Шао, а имя – Тимоти, и он ольстерский протестант, все это полный бред.
18. Правда ли, что О’Шеннон был участником рок-проета «Домой» в начале девяностых?
Было такое дело. Мой самый первый CD назывался «Домой».
19. Правда ли, что песня «Ленин» изначально была посвящением автора самому себе, и ее рефрен звучал «За то, что ты любишь О’Шеннона»?
Ну, я не настолько от себя тащусь. Просто на концертах зал подпевал именно так.
....................................
Барон О'Шеннон, или Ангел на белом козле
Песни московского музыканта и поэта Александра О'Шеннона густо населены: то в них встречаешь молодого гестаповца, бегающего в лесу за курицей, то ангела в обнимку с тальянкой… Любимые женщины в этих песнях ведут себя дико: уходят под воду в ванне на пару часов, жгут напалм в ночи, просто исчезают. Сам лирический герой его произведений легко перемещается во времени и в пространстве - навещает двух девушек-лесбиянок на подмосковной станции Панки, грабит с возлюбленной банки и изображает пастушка в английском замке. А в рифму я пишу потому, что коварный О‘Шеннон втянул меня в свой мир. Он считает, что основал течение, которое можно охарактеризовать как "новую русскую романтику". Я же полагаю, что этот синтез музыки и поэзии ближе к жанру поэтического абсурда, столь адекватному окружающей нас всех действительности. Музыковеды бы сказали - шансон. Театралы бы тоже что-нибудь сказали, потому что песни О’Шеннона звучат в спектаклях популярного Студенческого театра МГУ. Да, каждая его песня - спектакль с логичным сюжетом и четкой драматургией. Совсем недавно у О’Шеннона вышел, наконец, и первый альбом - «Ангел на Белом Козле».
А начиналось все довольно мирно: после работы в одной из редакций собирались и пели под гитару, пел и Саша, который тогда был художником и рисовал в журнале смешные картинки. Но, несмотря на участие в международных художественных конкурсах, рисовать было скучно. А тут еще обнаружились родственники в Британии, еще сам О’Шеннон внезапно открыл, что он сам - 6apoн замка Баллишеннон, что в Ирландии. Правда, об этом он сообщает хихикая. Он меняет уютную фамилию на «мятежную», бросает рисовать, набирает в легкие побольше воздуха, а в свой оркестр - скрипачку да трубача. Пожалуй, на этом можно поставить точку. Да, и eго песни стоит послушать. Хоть выступает он нечасто - проще купить кассету. Упаси бог назвать его бардом - для этого он слишком музыкален...
Однажды, когда зритель сидел, притихший и немного обалделый от музыки, на сцену вылезли две девочки и синхронно чмокнули певца в щеку. Ну, как в той самой песне про «станцию Панки» - дивной песне об одиночестве и бесприютности: «Две девочки-феи меня поцелуют». Вдруг вспомнилось: несколько лет назад, когда песня только становилась известной, компания друзей-поклонников О’Шеннона долго бродила в окрестностях вышеупомянутой станции. Искали тот самый «домик с трубой». Не нашли. На этой станции вообще нет частного сектора...
Ксения Климова, «Вечерний клуб», 26.02.98
..................................
Аннигиляция пафоса
Всем ленивым людям Александр О’Шеннон советует заняться литературой
Александр Анатольевич О’Шеннон (р. 1964) – поэт, писатель, музыкант. Член Союза писателей Москвы и Союза литераторов России. В1990-х годах начал выступать с песнями своего сочинения. В 2003-м году издал книгу стихов "Ирландский блюз", в 2004-м - первый роман "Антибард", а в 2008-м - роман "Индиго". В настоящее время активно выступает на концертных площадках Москвы и делает наброски для нового романа.
Его произведения не отнесешь к авторской песне. Они не укладываются в жанровые рамки рока, блатняка, шансона и прочих музыкальных субкультур. Наверное, это тот случай, когда человек в каком-то смысле сам создает оригинальное течение, ассоциирующееся только с его именем. Кстати, такая же непричесанность, нерегламентированность, «выделенность» свойственна и его недавно изданным романам. О жизни, литературе, музыке, бардах и антибардах с Александром О'ШЕННОНОМ беседует Елена СЕМЁНОВА.
– Саша, музыкантов-сочинителей в разные века именовали по-всякому – скоморохи, трубадуры, менестрели, барды, акыны. Применил бы ты одно из этих определений к своему творчеству?
– Мне бы не хотелось, чтобы меня называли бардом. Считаю, что лучшее и подходящее название – музыкант. Я ни разу не называл себя поэтом. Я всегда говорю, что пишу тексты. Никогда не называл себя композитором, поскольку не считаю, что имею право на это высокое звание, которое можно применить, скажем, к Хачатуряну. Я пишу тексты и мелодии. Могу сказать, что являюсь неплохим мелодистом, но не более. В общем, оцениваю себя абсолютно адекватно. Я ведь, собственно говоря, и музыке не учился. Я не знаю нот, зато знаю аккорды, а для нас (включает шутливо-театральный пафос. – Е.С.), простых музыкантов, это ведь самое главное!
– Я в первый раз побывала на твоем концерте в 1997 году в зале Литинститута имени Горького. Расскажи, как сложились твои отношения с этим вузом?
– Я поступил туда вместе со своей девушкой поэтессой Марусей Козловой, поскольку ей одной было поступать туда страшно. И я подумал – а почему бы не попробовать? Самое смешное, что я поступил и попал на поэтический семинар Евгения Рейна, которого я за глаза называю «профессиональный друг Бродского». Довольно вяло проучился где-то полгода и с большим удивлением узнал, что там надо изучать древнеславянский и чуть ли не греческий языки. Тогда я сказал – ну уж нет, и ушел.
– Каких писателей, поэтов, художников ты считаешь для себя, ну, если не кумирами, то некими столпами, китами?
– Для меня никаких кумиров нет. Есть люди, которые мне интересны. Это для меня самое важное. Но могу сказать, что большинство людей, которые мне интересны, – это гениальные и интереснейшие авторы одного произведения. Это Патрик Зюскинд с романом «Парфюмер», который я считаю литературной загадкой во всех отношениях. Естественно, поэма «Москва–Петушки» Венички Ерофеева, в которой тоже присутствует необъяснимая тайна. Всех тут положительно и не упомнишь. Есть Кен Кизи с романом «Пролетая над гнездом кукушки», Чак Паланик и его «Бойцовский клуб», Джек Керуак – «В дороге», Сэлинджер – «Над пропастью во ржи». Я позже читал его якобы гениальные рассказы, но это какая-то сплошная заумь. Здесь же назову «Улисс» Джеймса Джойса, который очень люблю и знаю практически наизусть.
– В твоих произведениях часто фигурируют исторические фигуры, события, которым ты придаешь оттенок карикатуры, фарса, абсурда. Когда и почему у тебя возникла страсть к абсурдно-сатирической поэтике?
– Всё это началось давно, когда я еще учился в школе. В какой-то момент я понял: всё или многое из того, что считают величайшими деяниями в истории, – это просто чепуха, а многие великие люди на самом деле были смешны и нелепы. Это были обычные люди, которые писали и какали. Огромную роль в моём мальчишеском нигилизме сыграл мой дед. Он был аристократом из очень древнего рода и предпочитал «черный» юмор. Дед всегда смеялся над историей, которую в советские времена преподавали в школах. А наша учительница истории, она же завуч, вдобавок вела уроки с неимоверным пафосом. Как-то после ворчливых рассуждений деда по поводу Куликовской битвы я встал из-за парты и сказал, что всё было не так: на стороне Дмитрия Донского были татарские отряды, а на стороне Мамая воевало много русских воинов, что было следствием междоусобиц. Меня выгнали с урока, был страшный скандал, который, естественно, в итоге уладил мой дед. Ну кто тогда стал бы спорить с полковником КГБ? Это был мой первый опыт нонконформизма. С тех пор я осознал, что всё возвеличенное до общенационального маразма нужно стараться опускать до уровня здравого смысла. Своими текстами я показываю, что, изучая историческое событие, важно не копаться в мишуре, а понять его суть. Каким бы поворотным для судеб нации оно ни было, всё равно это лишь стечение обстоятельств, к которому нужно относиться очень спокойно.
– Поэт Алексей Дидуров написал о тебе: «О’Шеннон сверхмонтажно, плоскостно, в линию, не часто разменивающуюся даже в штрих, со стремительностью и плакатной декларативностью комикса вешает на уши слушателю прилипчивые, как жвачка изо рта тинейджера, мотивы и строфы своих остросюжетных снов, ярмарочно цветоинтенсивных миражей и глюкоидных фантазий, замещая ими реальность, приговоренную и похороненную им самим и ею самой». Как тебе такое определение?
– Я, честно говоря, ничего толком не понял, но могу сказать, что, в общем-то, я действительно пишу комикс, который, кстати говоря, является наиболее доходчивым и древним жанром искусства. Еще пещерные люди рисовали наскальные рисунки: вот охотники бегут за мамонтом, вот догнали и совершают обрядовый танец и так далее. А все глубоко серьезные, переполненные нездешними смыслами песни мне кажутся откровенно скучными и неуместными.
– Мне нравятся неожиданность, точность, саркастичность образов в твоих стихах. Однако все это порой соседствует с неточностями рифм, шероховатостями ритма. Ты не работаешь над формой?
– Дело в том, что иногда неправильная строка в стихотворении звучит именно так, как надо, и неправильность как бы оттеняет (шутливо. – Е.С.) заложенные в ней глубочайшие смыслы.
– Мне всегда бросалась в уши ураганная энергетика твоих текстов, исполняемых вживую, в отличие от тех, которые записаны на дисках. Насколько для тебя важен элемент театрального выступления, перформанса?
– Дело в том, что на студиях я, как правило, чувствую себя некомфортно. Там нужно соблюдать правила, и такого позитива, который бывает на концертах, там нет и быть не может. Это сплошное напряжение. Вдобавок, все время приходится думать о деньгах, о том, что студия оплачена по часам. В такой ситуации раскрепоститься практически невозможно. Не скажу, что элемент театра для меня очень важен. Просто мне кажется, что любая исполняемая мною песня – это своего рода спектакль, в котором задействованы не только стихи, вокал, музыка, но и весь человек – с мимикой, жестами, голосовыми интонациями и прочим. Мне кажется, что такой вариант творческого самовыражения наиболее интересен.
– Когда ты в 90-х начал выступать, публику нередко шокировали сцены нетрадиционного секса в твоих вещах. Скажи честно, было ли в этом желание эпатировать публику или все делалось и делается «из любви к искусству»?
– Песню «На станции Панки» про лесбиянок я написал еще при советской власти и исполнил в первый раз на одном из слётов КСП. Я исходил из того соображения, что, если существуют лесбиянки и гомосексуалисты, то зачем, собственно, прятать голову в песок и делать всякие громкие заявления вплоть до того, что в Советском Союзе секса нет. Да, сексуальные меньшинства есть, они живут и никому не мешают. А если они существуют, почему бы не спеть про них песню. Естественно, тогда это был шок.
– Сейчас, кстати, к этому относятся гораздо спокойнее.
– Да, и слава богу, наконец-то! Думаю, что любая нация в той или иной степени заражена подобными ханжеством и жеманством. На самом деле у всех всё есть, и чем раньше мы поймем это, тем легче будет жить (с пародийным пафосом. – Е.С.) нашему многострадальному народу.
– Кстати, о свободе самовыражения. Знаю, что тебе небезразлично творчество поэта Всеволода Емелина. Совсем недавно обсуждали его вызов на Петровку и вероятность того, что на него могут завести уголовное дело за разжигание межнациональной розни. Как ты оцениваешь эту ситуацию?
– Вообще-то, к грубым проявлениям национализма я отношусь резко отрицательно. Что касается ситуации с Емелиным, я считаю: либо свобода слова есть, либо её нет. Если она есть, то Емелин имел право высказать свое мнение, и тот, кто прочел его в Интернете, волен был таким же образом ответить ему, а обращение в данном случае к Фемиде неуместно.
– Нечасто встретишь столь многогранную личность, как ты: поэт, музыкант, художник, писатель и даже немного актёр.
– А еще в раннем детстве мой дедушка – полковник КГБ, обладающий превосходным чувством юмора, отдал меня в балетную студию. Я, кстати, до сих пор очень неплохо танцую. Обожаю, например, латиноамериканские танцы, умею бить знаменитую ирландскую чечётку. Правда, в связи с возрастом – совсем недолго (смеется).
– А в каком из искусств ты всё-таки чувствуешь себя более органично?
– Ну, конечно же, это литература. В свое время я пытался получить профессиональное классическое образование в живописи. Для этого даже занимался у Лансере – внука знаменитейшего советского художника Евгения Евгеньевича Лансере. У них, кстати, в роду почему-то все Евгении Евгеньевичи. Видимо, это связано с фамильной евгеникой (смеется). Какие-то азы я, естественно, выучил, но всё это мне быстро наскучило. Живописью я не заболел, да и сейчас отношусь к ней довольно спокойно. Я хорошо разбираюсь в графике. Когда на меня находит вдохновение к рисованию, я, конечно, предпочитаю перо и тушь. А тушь, кстати, люблю коричневую.
– Знаю, что ты работал карикатуристом…
– Да, года три я был карикатуристом в журнале «Столица», в котором тогда работали замечательные люди. Я там подружился с Дмитрием Быковым, с которым у нас до сих пор прекрасные отношения. Там работала известная журналистка и прекрасная во всех отношениях женщина Консуэло Сигура. Часто к нам на огонек в «Столицу» после рабочего дня приходил ее муж Владимир Молчанов, и всё заканчивалось плавно перетекающим в ночь застольем. Прекрасная атмосфера была!..
– Так почему же литература «перевесила»?
– Всё объясняется тем, что я до предела ленив. Занятия графикой связаны с некоторыми хлопотами – надо выбрать и купить специальную бумагу. Да и вообще, рисовать пером – дело крайне хлопотное. Поэтому я выбрал самое спокойное и неудручающее занятие – это литература, для которой достаточно иметь ручку и клочок, неважно какой, бумаги, на котором можно набросать мысль, абзац, афоризм. Всем ленивым людям я бы порекомендовал литературу.
– Не все знают, что помимо романа «Антибард», привлекшего читателей искренней интонацией и в то же время жестким и саркастичным описанием «мира бардов», у тебя есть роман «Индиго», который тоже сделан в ироническом ключе. Расскажи о том, как возникла идея, как ты работал над этим 600-страничным трудом?
– Мне было скучно, я изнывал от безделья и подумал, а что бы мне ни написать толстый роман вроде «Улисса», «Тихого Дона» или «Моби Дика». Собственно, никакого определенного сюжета у меня не было и великих мыслей, чтобы вложить их в уста главных героев тоже, была только установка, чтобы это было позитивно, бессмысленно и заканчивалось по возможности хорошо. В «Индиго» очень много всего намешано, временами роман довольно нуден, затянут, хватает в нем и высоколобой зауми, но если читать его так, как сам я читаю толстые романы, то есть пропуская страницы про любовь и описания природы, он может показаться забавным. Но все-таки с квантовой теорией и «червячными переходами» Хоккинга я, по-моему, переборщил…
НГ EX LIBRIS, 2011-04-28
