Под монастырскими тюрьмами понимаются места заключения при монастырях. В виде монашеских келий обычного типа, с другой – в виде казематов внутри стен, или наконец, в виде специально оборудованных тюремных зданий внутри монастырских стен.
Во всех этих случаях начальником монастырской тюрьмой является настоятель монастыря. А подчиненные ему монахи несли обязанности помощников в деле осуществления режима заточения. Они же несли и сторожевую охрану монастырских узников, если для этого не было прислано специальной воинской охраны.
В истории царской тюрьмы монастырское заточение занимает «почтенное» место. Из монастырских тюрем самой старой была тюрьма при Соловецком монастыре. История этой тюрьмы в значительной степени отражает историю всего монастырского дела. Историки уже давно обратили внимание на Соловецкий монастырь как на место, куда заточались преступники и лица, признанные опасными для государственного строя. Некоторые из историков изучали также и архивные материалы монастыря. Так поступил М.А. Колчин, напечатавший в 1887 году свое исследование « Ссыльные и заточенные остроге Соловецкого монастыря в 16-18 веках». Автор собрал богатый материал в архивах монастыря и лично осматривал места заключения в этом монастыре. Его статьи представляют большой научный интерес.
Монастырь был основан еще в 1437 году. Он был обнесен крепостью в 1584 году и несколько сот лет был не только местом монашеских молитв, но и ужасным местом заточения врагов православной церкви, государственного строя, уголовных преступников и жертв всякого рода произвола.
Монастырь был настоящей крепостью. Нахождение его на острове еще более сближает это место заточения с двумя другими твердынями российского самодержавия – с Петропавловской и Шлиссельбургской крепостями. Но в Соловках эта крепость была, прежде всего, оплотом того православия, с которым был неразрывно связан абсолютизм царской власти.
Местом заточения в XVI – XVIII веках здесь служили преимущественно казематы, устроенные внутри башен, а также внутри крепостных стен (как это было и в Петропавловской крепости).
Образцом казематов внутри башен является каземат, описанный Колчиным. В каземат можно было попасть лишь через помещение для стражи, которое было совсем темное. Такое состояние помещения для стражи не предвещало более удовлетворительного каземата для узника. В камеру заключенного вела двухаршинная дверь с небольшим в ней прорезом. Размеры камеры были: 3 аршина ширины, 4 аршина длины, а высота была различная, и с трех аршин у двери она постепенно спускалась до полутора аршин у противоположного конца, где было прорублено окно. Оконное отверстие, проходившее через всю толщу стены башни, было в трех местах заделано застекленными рамами и в двух местах – металлическими решетками. Размеры окна были всего вершков шесть в квадрате. При таких размерах прорубленной в стене длинной дыры, доступ света в которую встречал на своем пути пять препятствий (три рамы и две решетки), в камере была, конечно, темнота, только вблизи окна в самые светлые дни можно было читать, напрягая всю силу зрения. Убранство камеры состояло из скамьи для спанья. Отапливание производилось кирпичной печкой. Заключенный в этот мрачный склеп живой покойник мог наблюдать через оконце расположенное против него кладбище. Такова была камера внизу башни, или, как говорит очевидец, под башней. Камера наверху башни была еще меньше: ее длина была 2 аршина, ширина – 1,5 аршина и высота 3 аршина. Для лежания служила каменная скамья в пол-аршина ширины. Заключенный не мог в этой камере протянуться во весь рост. Пищу ему подавали через маленькое отверстие, прорубленное в двери.
Тюремные казематы внутри крепостных стен были устроены в разных местах этих стен – у Никольских ворот, у Святых ворот. Вот как описал Колчин такую камеру: «Мы зашли в узкий, длинный темный ход, проделанный внутри толстой тюремной стены. Идем по нему, сердце невольно сжимается, какой-то беспредельный страх завладевает, дрожь пробегает по телу при мысли, что дверь за нами закроется, и мы останемся в этом длинном каменном гробе. Но любопытство берет верх, и мы идем далее, пока, наконец, не наталкиваемся на небольшую дверь с маленьким окошечком в середине ее. За дверью чулан аршина полтора в квадрате, без всякой лавки, без окна, без всего того, без чего жить человеку нельзя.
В нем можно только стоять или сидеть, скорчившись. Лежать или сидеть с протянутыми ногами не позволяет пространство чулана, а скамьи для сиденья не полагается. А несомненно, что здесь заставляли жить людей не один день».
Другие арестантские помещения были устроены под крыльцом Успенского собора, у Архангельских ворот в башне и в западной башне под названием Салтыковская, под Преображенским собором.
Нахождение арестантов в разных местах монастыря вызывало большие неудобства для их охраны, поэтому делались попытки сосредоточить арестантов в подвалах монастырских зданий. Наиболее крупной такой попыткой было устройство в 1798 году двенадцати арестантских одиночных камер, или, как их тогда называли, чуланов в подвальном этаже двухэтажных «палат», выстроенных еще в 1618 году. Позднее, в 1828 году, во втором этаже было приспособлено еще 16 чуланов, а в 1842 году надстроили еще и третий этаж. Тюремная стража, помещавшаяся ранее во втором этаже, была переведена в особое здание.
Режим для сосланных в Соловецкий монастырь различался в зависимости от разных условий. Сюда ссылали: 1) под начала и 2) под караул. Первая форма заключения была менее строгой, чем вторая, и была сопряжена с обязательными работами по монастырю на его нужды. Нередко в самом определении о ссылке указывалось, на какую работу должен быть определен сосланный. Тяжесть заключения фактически много зависела от социальной принадлежности сосланного. Более состоятельные пользовались здесь разными льготами. Они могли откупаться от обязательных работ, могли иметь свои постели, носить свое платье. Обычно же заключенные спали на войлоке и на подушке из оленьей шерсти. Виновные наказывались телесно или сажались на цепь. Впрочем, строгость режима менялась при различных настоятелях, одни из которых были сторонниками строгости, а другие были более мягки. Питание менялось в зависимости от режима, примененного к тому или другому узнику. Оно могло состоять или только из хлеба и воды или даже из четырех блюд. Трудно приходилось тем сектантам, которые употребляли для пищи свою посуду и не считали возможным принимать пищу, окропленную святой водой (в остроге было обыкновение перед раздачей пищи окроплять ее, а это в глазах сектантов означало осквернять ее и делать непригодной для принятия). Только позднее узникам удалось добиться права брать из котла эту пищу до ее окропления. Питание производилось за счет милостыни богомольцев. Конечно, наличие денежных средств у арестантов состоятельного класса давало им возможность питаться более удовлетворительно. А нуждавшиеся получали небольшой заработок от продажи их изделий богомольцам. Эти богомольцы навещали монастырь в летнее время , и тогда режим становился более строгим, чем зимой.
Необходимым дополнением для поддержания режима заточения и для соблюдения монастырских правил было «лобное место», т.е. площадь для производства наказаний плетьми, палками, батогами, розгами и шелепами.
Источник: Гернет, М. Н., История царской тюрьмы..
............................................................................
Первые десять человек, попавшие в Суздальский монастырь в 1776 году, были следующая лица: драгун Никанор Рагозин, отставной капитан Иван Немчинов, прапорщик Коробков, фурьер Савва Петров, иеромонах Владимир Зеленский, попович Андрей Егоров, копиист Василий Щеглов, слуга князя Урусова, Михаил Васильев, крестьянин Иван Васильев и шатерный ставочник Василий Смагин.
Следом за этими первыми невольниками идет длинный ряд лиц, который ссылались в монастырь или на житье в число братии, или же в качестве арестантов для заточения в монастырской тюрьме. Необходимо заметить, что первая группа составляла сравнительно незначительный процент общего числа лиц, ссылавшихся в Суздальский монастырь, и состояла, главным образом, из представителей белого и черного духовенства, в чем-нибудь провинившихся.
В числе же „колодников" и „арестантов", заключенных в Суздальской монастырской тюрьме, были: офицеры, дворяне, чиновники, солдаты, крестьяне, купцы, мещане, однодворцы, канцеляристы, раскольники и сектанты, священники, монахи, архимандриты, диаконы, дьячки, послушники, причетники и т. д. За время с 1766 по 1902 год общее число заключенных в Суздальском Спасо-Евфимиевом монастыре - превышает 400 человек. Число это составляется из двух главных групп: из лиц духовного звания и лиц светских. К первой группе относятся: священники - 108 человек, в том числе 5 протоиереев, 1 ключарь кафедрального собора и член духовной консистории; архимандриты и игумены—16 чел., монахи, иеромонахи и иеродиаконы — 65 чел., диаконы—16 чел., дьячки, послушники, причетники и пономари—17 чел.
Кроме того, в разное время в монастыре содержались: бакалавр Киевской духовной академии, псаломщик, попович и дьяческий сын.
Ко второй группе принадлежат: офицеры, дворяне и чиновники—52 человека, в том числе: 1 генерал-майор, 2 барона, 1 граф и 2 князя; солдаты и нижние воинские чины—16 чел., крестьяне— 51 чел., мещане—10 чел., купцы—3 чел, однодворцы—2 чел., канцеляристы, протоколисты и копиисты— 6 чел., раскольнические наставники, попы и иноки— 11 чел., раскольнические архиереи—4 чел., лиц неизвестного или неопределенного звания—8 чел.
Кроме того: учитель, актер, кадет горного института, казак, полицейский надзиратель, шкипер и сапожник из Саратова.
Затем, помимо всех этих лиц, в Суздальском монастыре были заключены: два румынских монаха, болгарский архимандрит, греко-католический священник, такой же инок и, наконец, какой-то француз Бардио и немец Крюгер. Последние двое были заключены в монастырскую тюрьму в январе 1773 года и пробыли в ней до самой смерти, последовавшей в октябре месяце 1791 г.
Из общего числа заключенных на XVIII век (с 1766 по 1800 г.) приходится 62, а на ХIХ -й —341 чел.
Если мы это последнее число ссыльных разобьем по четвертям только - что минувшего столетия, то получим следующие цифры: за время с 1 января 1800 года по 1 января 1825 года в Суздальский монастырь было сослано 55 человек; с 1 января 1825 года по 1 января 1850 г. было сослано 53 человека; с 1 января 1850 г, по 1 января 1875 г.—117 человек и, наконец, с 1 января 1875 е. по 1 января 1902 г.—116 человек.
Предоставляя самим читателям делать выводы из этих цифр —вполне точных, так как они составлены на основании подлинных архивных дел, мы, со своей стороны, считаем необходимым сделать при этом одну оговорку. Так как дела самого последнего времени не сданы еще в архивы, то поэтому относительно лиц, сосланных в Суздальский монастырь в последние годы, сведения наши имеют отчасти случайный характер, при чем очень возможно, что несколько человек из числа заключенных в монастырь лиц именно за эти годы и не вошли в наши сведения.
Принявши во внимание это обстоятельство, мы в праве придти к заключению, — во всяком случае, весьма неожиданному, а именно, что у нас в России применение давно отжившей, чисто средневековой формы наказания, какой, без сомнения, является монастырское заточение, достигнув в 50-х и 60-х годах прошлого столетия наибольшего развития, держится на том же уровне до самых последних дней.
Так как необходимым и непременным условием освобождения из монастырского заключения было полное раскаяние, „чистосердечное отречение" от всех „заблуждений" и еретичных мнений, то естественно, что люди, всецело убежденные в правоте своих взглядов, предпочитали лучше окончить свои дни в неволе, чем признать ложью то, во что они варили со всей страстью религиозного воодушевления. А так как в монастырские тюрьмы чаще всего попадали люди именно такого закала, то поэтому мы и видим, что лишь очень немногие из них получили свободу, большинство же оставалось там до конца жизни.
Не даром монастырский сад, примыкающей к тюрьме и играющий роль „арестантского кладбища", усеян могилами бывших „колодников" и „арестантов". Среди множества могил прежних узников здесь сохранились лишь три-четыре могилы, между прочим, могилы князя Федора Петровича Шаховского и Владимира Николаевича Бантыш-Каменского.
Умерших арестантов здесь обыкновенно хоронят в саду, — без креста, без плиты, без всякой отметки или надписи, по которой близкие умершему люди могли бы найти могилу дорогого им человека. При похоронах же вожаков раскола и сектантства начальство употребляет все усилия для того, чтобы скрыть место их погребения и тем предупредить возможность паломничества со стороны их последователей и почитателей. В этих видах подобных лиц хоронят иногда вне монастыря, при чем сами похороны происходят тайно, рано утром, когда еще все спят; могила засыпается в уровень с поверхностью земли, без обычного возвышения, после чего закладывается дерном и, таким образом, тщательно устраняются всякие признаки, по которым можно было бы узнать о месте погребения. Так именно был похоронен, например, глава и основатель секты кавказских прыгунов казак Максим Рудометкин, умерший в монастырской тюрьме 13 мая 1877 года.
Александр Пругавин.
