28/03/24 - 20:31 pm


Автор Тема: Герберт Осбери-Банды Чикаго(продолжение -8)  (Прочитано 338 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн valius5

  • Глобальный модератор
  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 27470
  • Пол: Мужской
  • Осторожно! ПенЬсионЭр на Перекрёстке!!!
Пока любовник мадам Гастингс не отобрал у нее всю собственность, она осуществляла контроль над всеми своими заведениями, но сама она жила в доме №144, и находящийся там бордель удостаивался ее особенного внимания. Это был сравнительно небольшой дом, там никогда не работало больше двадцати девушек, а обычно их было восемь – десять. Но, проигрывая другим заведениям в размере, он оставлял их далеко позади по части порочности. Предметом ее гордости было то, что ни один мужчина не может придумать такого извращения, какое она со своими сотрудницами не смогла бы воплотить в жизнь, – это она доказывала делом во время «цирковых ночей», которые проводились два-три раза в месяц. За исключением этих показательных мероприятий, ежедневная работа борделя разнообразием не блистала. Уильям Стид описывал ее таким образом: «День начинался около полудня с того, что цветная служанка разносила девушкам коктейли в постель. Одевшись, они принимали еще по порции выпивки – как правило, это был абсент. За завтраком они пили вино. Затем начинался рабочий день. Девушки парами сидели на окнах, глядя каждая в своем направлении. Если мимо проходил мужчина, они высовывались из окна и принимались заманивать его внутрь. Если появлялся полицейский, занавески задергивали, и никаких следов их деятельности не оставалось. Но не успевал офицер скрыться из виду, как девушки уже снова были на своем посту. Они дежурили по пятнадцать минут, сменяя друг друга, до обеда, который у них приходился на пять часов. После обеда начинался рабочий вечер. <...> Часа в четыре-пять утра, когда они все были уже в той или иной степени пьяны, двери борделя закрывались, и все ложились спать. На следующий день все начиналось снова – все та же круговерть выпивки, приставания к прохожим и разгула похоти».

С самого начала своей чикагской карьеры мадам Гастингс временами покупала девушек у поставщиков живого товара, а иногда и финансировала деятельность этих охотников на людей. В начале 1893 года она сама принялась за этот бизнес с достаточно большим размахом, часто совершая поездки в другие города и возвращаясь оттуда с молодыми девушками в возрасте от тринадцати до семнадцати лет, которых заманивала в Чикаго обещаниями работы. Большая часть этих детей попадала в дом № 128 на Таможенной площади, где их запирали в комнате, отобрав у них одежду. После этого их «учили жизни», что выражалось в изнасилованиях и издевательствах, – как-то раз в доме мадам Гастингс трех девочек заперли на всю ночь в комнате с шестерыми неграми. Таким образом заполученные девушки либо заполняли вакансии в борделях самой Гастингс, либо шли на продажу другим мадам – за каждую давали, в зависимости от возраста и внешних данных, от пятидесяти до трехсот долларов. Полиция, считавшая вовлечение в занятие проституцией еще более грязным делом, чем уличное приставание, знала о деятельности мадам Гастингс, но конкретных улик против нее получить не удавалось вплоть до осени 1895 года, когда она привезла девять девушек из Кливленда в Чикаго. Четверым из них удалось сбежать, выбравшись из окна по связанным вместе простыням. Трое из беглянок достигли полицейского участка на Харрисон-стрит, а четвертая – пропала и больше не появлялась. Оставшихся же пятерых спас прибывший наряд полиции.


Мэри Гастингс и один из ее борделей

Против Мэри Гастингс было выдвинуто два обвинения, но ее выпустили под залог, который предоставил Том Гейнор. Она тут же бежала в Канаду, залоговая сумма была конфискована по суду. Когда она вернулась в Чикаго, Гейнор получил обратно свои деньги, а дело снова попало в суд. Так повторялось несколько раз. В общем, мадам Гастингс удалось оттянуть судебное разбирательство до лета 1897 года, когда свидетельниц было уже не найти, а потому дело пришлось прекратить. Мадам Гастингс же тем временем переписала всю свою собственность на Тома Гейнора, и, когда она попыталась получить деньги со своего борделя, тот ее просто вышвырнул. В конце концов он сунул ей двести долларов и отправил в Толедо. Насколько показывают архивы, в Чикаго она больше не появлялась.

9
Позже весь район красных фонарей в Чикаго назывался «Прибрежным», но изначально это название относилось только к одному конкретному ряду борделей, жилых бараков и кабаков на юге Стейт-стрит между Харрисон-стрит и Тейлор-стрит. Прибрежный район был частью Мили Сатаны – то есть Стейт-стрит от улицы Ван-Бурен до Двадцать второй улицы, куда входила также и Негритянская Дыра – южная часть Тейлор-стрит. Большую часть населения Негритянской Дыры составляли, разумеется, негры, но жили там и белые, и было несколько публичных домов, где держали белых женщин для развлечения черных мужчин. Детектив Вулдридж писал так: «Беззаконные салуны этого района представляли собой притоны самых отчаянных воров, грабителей и шулеров. Воровать там учат с детства. Доходит до того, что босоногие мальчишки запрыгивают на подножки трамваев и выхватывают у женщин кошельки».

На Миле Сатаны работали или устраивали сходки большинство самых опасных преступников Чикаго, но вряд ли кто-либо из них имел больше дурной славы, чем Китти Адаме, белая разбойница, терроризировавшая Стейт-стрит на протяжении более десятка лет. Впервые она появилась в Чикаго году примерно в 1880-м в качестве жены карманника Джорджа Шайна, но уже через несколько месяцев бросила его и устроилась работать проституткой в один из борделей для черных в Негритянской Дыре, где и познала, сколько власти дает лезвие, зажатое в руке. С тех пор она всегда носила на груди под одеждой бритву и всегда пускала ее в ход без колебаний. Как-то раз одному из своих чернокожих любовников она отрезала уши, а в другой раз, поссорившись с кучером мусоровозного фургона, она вырезала в боку одной из его лошадей шестидюймовую полосу. Где-то году в 1886-м Китти Адаме осела в одном из домов для уличных проституток Прибрежного района и начала карьеру грабителя. На протяжении нескольких лет она работала в паре с привлекательной красоткой по имени Дженни Кларк, которая снимала на улице мужчин и заманивала их в переулки, где на жертву набрасывалась Китти Адаме, охватывала шею руками и держала ему бритву у горла, пока Дженни шарила по карманам.

По подсчетам полиции Чикаго, Китти Адаме совершила с 1886-го по 1893 год не меньше ста ограблений, пока, наконец, не нашелся мужчина, решившийся на дачу показаний против нее в суде, и она не попала за решетку. Но не успели за ней захлопнуться ворота Джолье, как Дженни Кларк развила бурную деятельность по ее освобождению и подала губернатору Джону Алтгельду петицию о помиловании, мотивируя это тем, что Китти Адаме умирает от туберкулеза. Губернатор отдал приказ о дополнительном расследовании, а Китти, перед тем как предстать перед комиссией по помилованиям, расковыряла десны зубочисткой и так активно кашляла и плевалась кровью, что члены комиссии остались в полной уверенности, что она не проживет и недели, о чем они и сообщили губернатору. В результате разбойница была помилована. Китти сразу же вернулась в Прибрежный район и принялась за старое; время от времени ее арестовывали, но единственное обвинение, которое полиция смогла ей предъявить, – это в нарушении общественного порядка, и она каждый раз отделывалась небольшим штрафом. В августе 1896 года ее арестовали вместе с Дженни Кларк за то, что они отобрали у одного старика пять долларов. Китти Адаме отпустили под залог, а вот Дженни Кларк предстала-таки перед судом. Дело взял на рассмотрение судья Джеймс Гоггин, известный своими эксцентричными решениями; именно в тот раз он вынес свой знаменитый вердикт о том, что любой мужчина, который явился в Прибрежный район, заслужил, чтобы его ограбили, и грабителей наказывать не за что. Дженни Кларк освободили, и в отношении Китти Адаме приговор тоже был отменен. Избавить Чикаго от этой страшной женщины полиция смогла только через два года. В 1898 году ее упрятали в Джолье на неопределенный срок, и там она и умерла, как ни странно – на самом деле от туберкулеза.

10
Изо всех борделей Чикаго больше всего головной боли полиции доставляли «панельные дома», представлявшие собой скорее разбойничьи ловушки, чем публичные дома. Название свое такие заведения получили из-за отодвигающихся панелей в дверях и внутренних перегородках, через которые вор мог пробраться в комнату и украсть одежду мужчины, находящегося в это время на кровати с проституткой. В таких заведениях в комнатах никогда не бывало мебели, кроме кровати и стула или кресла, стоявших рядом с панелью. Ничего не подозревающий клиент клал свою одежду, естественно, на стул, где ее легко можно было достать из панели. Если же пришедший вместо этого бросал одежду на пол возле кровати, то ее подтягивали по полу палкой с крюком. Получить потом какие-то улики всегда было трудно, потому что жертва никогда не видела, кто ее обворовал, а доказать причастность к краже заманившей его проститутки представлялось проблематичным.


Внутреннее строение панельного дома

Детективы Нью-Йорка говорят, что эту методику разработал выдающийся нью-йоркский вор и владелец борделя, известный под именем Молл Ходжес, который управлял несколькими панельными домами в Филадельфии и Нью-Йорке. В Чикаго первое заведение такого сорта открыла на углу Кларк-стрит и Адамс-стрит в 1865 году Лиззи Клиффорд, одна из разбойниц Молла Ходжеса в Нью-Йорке. Дом Лиззи Клиффорд сгорел во время Великого пожара, и, кажется, подобного рода ловушек в Чикаго больше не было до середины 80-х годов, когда они стали появляться в больших количествах. К 1890 году их было уже не меньше двух сотен, большая часть из которых находилась на Таможенной площади, Кларк-стрит, Стейт-стрит и площади Плимут. В 1896 году по подсчетам полиции ежегодно в панельных домах воровали в общей сложности по 1 500 000 долларов. Иногда за одну ночь могли украсть десять тысяч в общей сложности, только в один участок на Харрисон-стрит заявлений о «панельном» воровстве поступало от пятидесяти до сотни каждые сутки на протяжении многих лет. В конце 1896 года полиция закрыла пятьдесят два панельных дома, и еще сорок пять – в 1898 году. В последующие годы были арестованы хозяева двадцати восьми подобных притонов, и были выдвинуты обвинения против нескольких домовладельцев, сдававших грабителям помещение. Записей о том, чтобы кто-то из домовладельцев попал в тюрьму, в полицейских анналах нет, но, переместив огонь на них, полиция весьма скоро покончила с панельными домами.

Своим успехом кампания по искоренению панельных домов обязана в первую очередь детективу Клифтону Вулдриджу, незаурядной личности, которую преступный мир наградил кличкой Муха. Вулдридж очень любил прихвастнуть – он гордо именовал себя «величайшим в мире сыщиком, неподкупным американским Шерлоком Холмсом» и в одной из своих книг написал, что «никогда не было полицейского храбрее, честнее или эффективнее». Тем не менее, он действительно был великим полицейским. Чикагской проституции он доставил больше проблем, чем кто-либо другой из должностных лиц. Он был украшением полиции в период с 1880-го по 1910 год, и совершил за это время 19 500 арестов, послал двести преступников на каторгу и три тысячи – в исправительную колонию, спас из борделей сотню девушек, находившихся там в рабстве, вернул украденного на сто тысяч долларов, закрыл сотню панельных домов, вскрыл сотню фальшивых служб знакомств, отверг пять сотен взяток суммами от пятисот до пяти тысяч долларов, сорок четыре раза испытывал покушения на свою жизнь и в половине случаев получал ранения. Роста Вулдридж был маленького, весил 155 фунтов, но в бою превращался в дикую кошку, как это на собственном печальном опыте познали много рослых громил. Он носил с собой два пистолета, но ни разу не убил человека, хотя и всадил много пуль в руки, ноги и прочие части тела угрожающих или убегающих преступников.

В начале 90-х годов XIX века детектив Вулдридж, с небольшой помощью всего остального полицейского управления, разгромил одну из самых необычных преступных группировок, когда-либо работавших в Чикаго, да и, наверное, где-либо еще, – банду чернокожих разбойниц, промышлявших в проститутских кварталах юга города, на счету которых накопилось несколько сотен грабежей, пока одну за одной их не отправили, наконец, в тюрьму. Они работали, как правило, парами, вооружившись револьверами, бритвами, медными кастетами, ножами и обрезками бейсбольных бит. Одним из их любимых приемов было полоснуть жертву, которая недостаточно поспешно поднимала руки вверх, бритвой по костяшкам пальцев. Среди этих дам были Эмма Форд, ее сестра Перл Смит, Флосси Мур, Хетти Вашингтон, Лора Джонсон, Мэри Уайт, более известная как Душительница, которая наворовала, по подсчетам полиции, более 50 тысяч долларов менее чем за три года, и Элла Шервуд, известная своим свирепым нравом наркоманка. Однажды в 1893 году Элла Шервуд заплатила одному владельцу салуна 375 долларов, чтобы тот укрыл ее, пока не уляжется шумиха. Когда он впоследствии отказался вернуть деньги, она перебила бейсбольной битой все окна, а напоследок, развернувшись в дверях, разрядила по зеркалам и бару два револьвера. На протяжении нескольких лет штабом этих женщин был дом № 202 на Таможенной площади, один из нескольких панельных домов Лиззи Дэйвенпорт, самой, наверное, удачливой разбойницы Чикаго. По сведениям полиции, за восемь или десять лет в заведениях, принадлежавших Лиззи, было награблено на сумму 500 тысяч долларов. Вполне обычными для ее дома на Таможенной площади были ночи, когда там совершалось по десять – пятнадцать ограблений. Для защиты своих разбойниц от полиции Лиззи Дэйвенпорт выстроила камеру из трехдюймовых дубовых досок с массивной дверью, где они прятались при угрозе облавы. Вулдридж же вынудил их покинуть убежище, просверлив в досках дыры и вдувая в камеру через эти дыры перец.

По словам Вулдриджа, подтверждаемым также и записями, самыми опасными из разбойниц были Флосси Мур и Эмма Форд, две опытные карманницы, а равно и налетчицы, и панельные воровки. Облик Эммы Форд был примечателен – чуть больше шести футов ростом, весом в двести фунтов, она была обладательницей длинных рук, которыми могла почесать коленку, не наклоняясь, огромная сила сочеталась в ней с кошачьим проворством. Вулдридж писал о ней: «Она никогда не подчинялась аресту, разве что под дулом револьвера. Не было в полиции людей столь сильных, чтобы удержать ее хотя бы вдвоем, поэтому тащили ее все скопом». Так же перемещали ее и охранники и надзиратели тюрем, где она отбывала короткие сроки. В тюрьме округа Кук она чуть не утопила охранника, опустив его голову в поилку; в колонии она как-то раз разбушевалась в прачечной и изуродовала раскаленным утюгом с полдюжины других заключенных; а в Денвере, где они с Перл Смит убили мужчину перед тем, как перебраться в Чикаго, она повалила охранника, прижав его голову к полу, и оборвала ему усы, кидая их ему же в лицо. Каждый раз, выйдя из тюрьмы, Эмма Форд возвращалась к прежнему ремеслу, и в 1903 году она все еще терроризировала Прибрежный район.

Флосси Мур была, по описанию Вулдриджа, «самой выдающейся разбойницей, когда-либо работавшей в Чикаго». И уж точно самой удачливой: она орудовала в Прибрежном и других районах красных фонарей с конца 1889 года по весну 1893-го и награбила за это время более 125 тысяч долларов. Как-то раз она заявила, что стыдно должно быть той разбойнице, которая не может в Чикаго заработать 20 тысяч долларов. За пазухой она всегда носила большую пачку банковских векселей, а еще одна такая же была у нее про запас в чулке. У нее на окладе был свой адвокат, которому она платила по сто двадцать пять долларов в месяц, на балах, которые давали негритянские проститутки и владельцы борделей, она появлялась в халатах стоимостью по пять сотен долларов, а своему любовнику, белому мужчине по имени Гарри Грей и по прозвищу Красавчик, она выплачивала содержание по двадцать пять долларов в день. Ее арестовывали и выпускали под залог по десять раз на дню, за год она представала перед судом по тридцать шесть раз, и общие суммы ее залогов составляли тридцать тысяч долларов. Штрафов она за все время заплатила тысяч на десять, и однажды, когда ее в очередной раз приговорили к выплате ста долларов, она ухмыльнулась судье и заявила: «А чего не двести? А то мне деньги девать некуда...» Несмотря на то, с какой частотой ее арестовывали, Флосси Мур удавалось избегать наказания вплоть до марта 1893 года, когда она угодила в Джолье на пять лет, украв у одного пожилого фермера сорок два доллара. По словам тюремной администрации, это была одна из самых непокорных заключенных, какие когда-либо сидели в Джолье: дважды она пыталась убить надзирательницу и шесть месяцев провела в одиночке. Отбыв срок, она вернулась в Чикаго, но вскоре уехала на восток, и в последний раз о ней слышали в 1900 году в Нью-Йорке.

11
В более поздние годы так называемые «кабинеты» – публичные дома высокого класса, с хорошей мебелью, красивыми девушками и высокими ценами, где посетителей, как правило, не грабили и не обворовывали, сконцентрировались в нескольких районах; однако же в первые тридцать лет после Великого пожара они были рассеяны по различным кварталам красных фонарей, часто чередуясь с самыми низкопробными кабаками. Самый лучший бордель Чикаго, знаменитый дом Керри Уотсон на Кларк-стрит, 441, находился в глубине Маленького Шайенна, между салуном и домом свиданий Чарли Канникена и «цирком» Китти Плант из клана Роджер, известного своими представлениями с демонстрацией зоофилии. Дом Молли Фитч находился на Вашингтон-стрит, на задворках Черной Дыры; а рядом, на Рэндольф-стрит, был бордель «славной старушки», по характеристике одной желтой газеты, Фрэнки Райт. Дом мадам Райт был известен под названием «Библиотека», потому что там была книжная полка, на которой стояло, кажется, шесть книг, которые никто никогда не открывал. В половине квартала от «Библиотеки» находился «Зеркальный дом» Роз Мэнсон, где все стены и потолки были покрыты зеркалами. Мадам Мэнсон была женой одного игрока с Кларк-стрит и любовницей знаменитого карманника Эдди Джексона.

Заведение Лиззи Аллен находилось на Конгресс-стрит, а дом Иды Моррисон – на Стейт-стрит, посреди панельных домов и кабаков. Неподалеку от них обоих находился Парк-Театр, где танцы в исполнении обнаженных женщин были самой невинной частью представления. Уильям Т. Стид утверждал, что «Парк разражался... представлениями, которым место скорее в Содоме и Гоморре, чем в Чикаго». На площади Плимут, в Пол-акра Ада, находился бордель Доры Клаффин, бок о бок с двумя панельными домами, одним из которых управляла мадам с говорящей фамилией Мошенник. Дом Мэгги Эдвардс находился на Таможенной площади, как и дома Дженни Гудрих, Дженни Костелло, Вайны Филдс – рядом с заведением ужасной Мэри Гастингс и Эммы Ритчи, более известной под именем Француженка Эм, чей бордель был, со своими пятьюдесятью работницами, самым крупным в Чикаго в 1870-х годах. У Француженки Эм работал также и самый знаменитый из музыкантов, которые когда-либо играли в борделях, – скрипач по имени Хромой Джимми, – пока его в начале 1880 года не переманила Керри Уотсон. Балбенефис Хромого Джимми, который проводился в театре и танцевальном зале «Аполлон», был кульминацией общественной активности всего года. В 1893 году прошел последний из этих балов, где в драке был убит полицейский.

В конце 70-х и начале 80-х годов XIX века деяния мадам и работниц элитных публичных домов освещали несколько еженедельных газет (хотя, скорее, это была все та же газета, выходившая под разными названиями). Автором этих хроник был известный светский персонаж по имени Шэнг Эндрюс. Его перу принадлежало также и с полдесятка беллетризованных жизнеописаний чикагских проституток, которые хорошо расходились среди них самих. Вот несколько отрывков из его статей Оригиналы газет, откуда взяты приведенные отрывки, находятся в собственности Л.Е. Дике из Эванстоуна, Иллинойс, чья коллекция, посвященная Чикаго, является, наверное, крупнейшей в мире. :

«Светская газета Чикаго», 4 августа 1877 года

«На Стейт-стрит, 376 полно молодых крепких сисек.

Куда же делась маленькая пьянчужка Мэй Уиллард?

Лулу Де Вер, малолетняя куртизанка, перешла от Гудриха в отель Костелло.

Француженка Мэри, Стейт-стрит, 678, хватит! Не ищи девушек в респектабельных домах, сама же знаешь, что в твоем кабаке не место для леди!»

«Уличная газета Чикаго», 8 сентября 1877 года

«Лулу Ли, маленькая уличная шлюшка, пытается обратиться в религию и очиститься, но мы что-то сомневаемся в успехе этого предприятия.

Лиззи Аллен оделась в осеннее пальто с лакированным покрытием, и теперь это красивейшая женщина в Чикаго.

Ева Хоукинс опять в запое».

«Уличная газета Чикаго», 22 сентября 1877 года

«На Уэллс-стрит, 70 теперь самое уютное местечко на севере города.

На севере Ласалль-стрит есть кабачок, именуемый винным залом, который содержит старая сводня и где каждый вечер можно найти кучу мальчиков, проституток, старых кошек, воров и бродяг.

Малышка Мэй Уиллард, когда-то бездельничавшая у Костелло, опять в запое».

«Светская газета Чикаго», 11 августа 1877 года

«Мисс Кит Томпсон с Кларк-стрит, 483, лучше бы прекратить обслуживать в своей комнате чужих клиентов и покупать для них травку.

Лора и Керри содержат дом на Франклин, 109.

Сатерлендки (Джет и Ида), содержащие дом на севере Кларк-стрит, не вернули взятые в долг у подруги 20 долларов.

На западе Вашингтон-стрит по дешевке дают Стеллу Фостер, самую дешевую проститутку Чикаго, – теперь ее знают даже дети».

«Жизнь Чикаго», 23 марта 1878 года

«Молли Фитч обучает Нетти этикету поведения в элитном заведении.

Маленькая француженка Керри – на Стейт-стрит, 310.

Бланш из заведения Аллен хорошо бы сначала помыть ноги, перед тем как высовывать их в окно.

В доме мисс Дженни Уильямс две новенькие. Говорят, они супер».

«Жизнь Чикаго», 27 апреля 1878 года

«Сдается элегантный, роскошный дом на Четвертой авеню, 84, первоклассный во всех отношениях, и идеально подходящий для первоклассной вечеринки.

Цирк на Уэллс-стрит, 70 собирает толпы народу, представления проходят в любое время дня и ночи».

«Светская жизнь», 3 августа 1878 года

«Большая Лотта, обманув Француженку Эм на 60 долларов с лишним, теперь объявилась у Лиз Аллен. Это увечная рахитичная тварь со вздутиями, и ей вообще не место где бы то ни было.

Друзья Грейси Хармон говорят, что она и вполовину не так плоха, как ее описывают. Девушка старается изо всех сил».

«Уличная газета Чикаго», 29 сентября 1877 года

«У этой леди со Стейт-стрит, 492 наконец-то появились новые чулки.

В отеле Гудрих объявились две новые ягодки-блондинки.

Лиззи Мозз протрезвела.

Куда делась Злая Молли?

В особняке Фитч две новые леди, обе брюнетки».

«Уличная газета Чикаго», 15 сентября 1877 года

«Ада Хантли теперь счастлива – у нее новая любовница, мисс Свежачок из Питтсбурга.

Мисс Джесси Куртис, звезда Стейт-стрит, 519, выглядит прекрасно и в последнее время неплоха. Как мы слышали, она бросила пить. Правильно, Джесси; не пей, и преуспеешь!

Маленькая красотка Джози Миллер отремонтировала и открыла вновь Уэллс-стрит, 70; ее благородные манеры наверняка обеспечат ей массу друзей».

«Уличная газета Чикаго», 13 октября 1877 года

No comments for this topic.
 

Яндекс.Метрика