28/03/24 - 18:45 pm


Автор Тема: Всемирная история поножовщины: народные дуэли на ножах в XVІІ-ХХ вв.Ч-22  (Прочитано 603 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Оффлайн valius5

  • Глобальный модератор
  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 27470
  • Пол: Мужской
  • Осторожно! ПенЬсионЭр на Перекрёстке!!!
Был зарегистрирован случай, когда в нескольких тавернах, расположенных на улице, где произошло убийство, собирали деньги, чтобы помочь убийце бежать из города. Но после 1720-х судебные записи уже не содержат сведений об этой традиции. Возможно, она исчезла вместе с культурой поединков на ножах. Следующий инцидент прекрасно демонстрирует изменения, произошедшие за эти годы в системе ценностей кабацкой публики и в позиции общественного мнения в контексте дуэлей. В 1795 году двое мужчин поспорили в винной лавке из-за денежного долга, и вышли для урегулирования конфликта на улицу. Чуть позже один из них вернулся в лавку, держа в руке окровавленный нож, которым перед ссорой чистил лимон, и воскликнул: «Куда мне идти?» Но никто из присутствующих не отозвался на этот отчаянный призыв.

Позиция властей по отношению к дуэлям была значительно менее лояльной, чем у голландских бюргеров. Так, ещё в указе от 1589 года муниципалитет города Зирикзее выразил недовольство количеством убийств, совершаемых в тавернах. А в городе Хардервейк был принят закон, обязывающий владельцев таверн предупреждать своих посетителей, что внутрь им разрешено вносить ножи, не превышающие по размеру образец, выставленный перед зданием суда. Кроме того, ножи, использующиеся в таверне на кухне, должны были иметь затупленные острия. Также муниципальные власти требовали от трактирщиков разнимать дуэлянтов. В 1616 году во Фландрии был даже принят специальный закон, обязывающий трактирщиков растаскивать поножовщиков. В случае невыполнения этого постановления трактирщик моалишиться лицензии на три года. Об имевших место подобных поединках хозяин таверны был обязан сообщить полиции в течение 24 часов.

В том же 1616 году из-за участившихся поединков между простолюдинами власти Гааги были вынуждены принять закон, запрещающий дворянским слугам и лакеям носить с собой шпаги, кинжалы, мушкеты, пистолеты, палки и другое оружие. Предпринимались и другие многочисленные законодательные меры, призванные отбить у дуэлянтов всякое желание драться в поединках. Так, указ от 1589 года под угрозой штрафа в три гульдена требовал от каждого посетителя, решившего пропустить стаканчик в таверне, оставлять нож дома или сдавать его на хранение хозяину таверны.

Если же хозяин таверны, тем не менее, обслуживал клиентов, отказавшихся сдать ему свои ножи, и наливал им спиртное, то его приговаривали к штрафу в 6 гульденов, Любого человека, выхватившего в запале нож, даже если он при этом никого не ранил, приговаривали к штрафу в 20 гульденов. Ранение ножом, причинённое в любой ситуации, за исключением необходимой самообороны, обошлось бы агрессору в тридцать гульденов плюс телесное наказание.

А иногда, хоть и крайне редко, случалось, что и сами дуэлянты обращались за помощью к закону, как это произошло в 1749 году, когда Антонис ван Тэйл ввязался в дуэль на ножах в таверне в Ньюваале. Его противником был другой местный житель, Кристиаен Тиммер. И Тиммер, и Тэйл получили лёгкие ранения и были быстро поставлены на ноги местным хирургом. Но вскоре после этого разгневанный Антонис ван Тэйл неожиданно почувствовал себя пострадавшей стороной и подал к Тиммеру судебный иск на 1000 талеров. Верховный суд скептически отнёсся к этому делу и отклонил его претензии, решив, что обе стороны виноваты в равной степени.

Эффект от всех этих многочисленных запретов был незначительным. Ещё король Испании Филипп Второй указом от 1589 года тщетно пытался запретить голландцам носить остроконечные ножи. Так же провалилась и попытка монарха заставить их сдавать шпаги, ножи, кинжалы и другое оружие перед свадьбами, танцами и прочими праздниками.

Но один из самых ощутимых ударов по культуре народных поединков был нанесён не законодательной властью. В первой четверти XVIII столетия в Голландии произошёл раскол общества, отделивший социальные слои исповедовавшие культуру насилия, от респектабельной части городского населения и разбивший общество на две антагонистические субкультуры, известные как «культура ножей» и «культура палок». Уважаемые члены общества отказывались принимать участие в поединках на ножах, а в ситуации, когда им угрожали или вызывали на поединок, они старались решить конфликт другими способами. Их типичным оружием самообороны стала трость. С её помощью они пытались обезоружить или ударить агрессора. В качестве примера можно привести схватку, произошедшую в 1731 году, начало которой положила драка между бойцовскими псами двух соседей, Виллема ван Бушервельда и Хендрика Вестермана. Когда Хендрик достал нож, угрожая убить Виллема вместе с его псом, тот по настоянию жены вернулся в дом. Но Хендрик на этом не успокоился и вызвал его на поединок. После этого Виллем вышел с палкой от швабры в руках, подошёл к Хендрику и попытался выбить у него нож.

Некоторые горожане постоянно носили с собой палки, вероятно, для использования в качестве прогулочной трости в более мирных ситуациях. В июле 1706 года Серваас ван дер Таас, посетив несколько баров, привязался к троим мужчинам на улице, но они отказались составить ему компанию. После этого Серваас выхватил нож и напал на одного из них, а тот в свою очередь защищался палкой. Во многих приличных домах той эпохи палка стояла за входной дверью, как в наши дни у владельцев магазинчиков наготове припрятана бейсбольная бита.

Но в 1711 году это не спасло Петера Фронтийна, ставшего случайной жертвой. Некий Амбросиус Кёртц попивал в баре, находившемся в доме Петера. Когда в 22.30 он потребовал ещё выпивки, хозяин ответил, что так поздно он клиентов уже не обслуживает. Началась ссора, но в результате владельцу заведения удалось вытолкать Амбросиуса на улицу. Когда между двумя и тремя часами ночи тот снова вернулся, то по ошибке постучал не в ту дверь. Ему открыл Петер и спросил, кого он ищет. «Тебя!» — ответил Кёртц и тут же набросился на Фронтийна. Оттолкнув нападавшего, Петер забежал в дом, вернулся с палкой и замахнулся на Амбросия, который в ответ достал нож. В последовавшей драке Петер получил два ножевых ранения в грудь.


Рис. 38. Мальчики колотят товарища палками. Йоханнес Александр Рудольф Бест (1807–1855).


Рис. 39. Мужчина с тростью. Дирк Эверсен Лонс, 1622 г.

Но, вероятно, самым известным случаем столкновения культуры палки и культуры ножа стал инцидент произошедший в 1704 году, в котором принял участвие садовник бургомистра Амстердама Николаэса Витсена — Варнаар Варнаарсе. В этом конфликте садовник, вызванный на поединок на ножах неким Хендриком Блоком, в качестве оружия также использовал палку. Более подробно мы рассмотрим этот случай в главе, посвящённой ритуальному шрамированию.

Многочисленные свидетельства о существовании подобных инцидентов демонстрируют, насколько часто жителям Амстердама приходилось полагаться исключительно на собственные силы, чтобы защитить себя и своё имущество. Поскольку защита с помощью палки часто фигурирует в судебных документах, можно предположить, что это было обычным делом, а как следует из описания деталей, зачастую и успешным. Когда человек отражал нападение агрессора, вооружённого палкой, и при этом обходилось без тяжких ранений, то вряд ли подобные случаи попадали в судебные протоколы. В делах об убийствах инциденты с применением палки против ножа, как правило, являлись неудавшейся самообороной. А ситуации, в которых в убийстве обвинялся бы владелец палки, в судебных анналах Амстердама зафиксированы не были.

Конфликт между «людьми палки» и «людьми ножа» служит для историков критерием разделения двух классов и их культур. Члены этих групп даже могли быть соседями, но при этом иметь социальные отличия. Люди, использовавшие ножи, относились к самому дну низших классов, а те, кто предпочитал палки, были или выходцами из высших слоёв плебса, или же относились к нижней части среднего класса. Конечно, нельзя отрицать, что и у этих людей были ножи. Они даже могли носить их с собой в кармане, например, для того, чтобы почистить яблоко. Но при этом они никогда не использовали ножи в качестве оружия при решении конфликтов.

Маловероятно, что у Петера Фронтийна дома вообще не было ножей — хотя бы наточенного ножа на кухне. Просто он не хотел быть втянутым в поединок. Кроме того, вполне возможно, что «люди с палками» были настолько слабыми бойцами, что нож в качестве оружия был для них просто бесполезен. Но при изучении свидетельских показаний складывается впечатление, что отвечать на подобный вызов они просто считали ниже своего достоинства. «Люди с палками» предпочитали держаться от «людей с ножами» как можно дальше. Как мы вскоре убедимся, антагонизм между этими двумя культурами сохранился и в последующие столетия. И в XVIII, и в XIX в., палка и прогулочная трость служили неким «водоразделом», символом, отделяющим мещанина или респектабельного буржуа от маргинала.

Возможно, изменения в культурном значении насилия могли быть связаны с общими фундаментальными изменениями в голландском обществе. Сегодня мы можем делать лишь осторожные предположения, была маргинализация культуры ножевых поединков связана с процессом становления государственности или же на это повлияло развитие голландской экономики.

Очевидно, нужно начинать с исследования деятельности церкви и магистратов. О дисциплинарных мерах реформатских консисторий уже говорилось выше. Хотя в других протестантских церквях исследования не проводились, тем не менее, известно, что и они следили за моральной дисциплиной своей паствы. Так, из записей нескольких священников, ссылавшихся на шестую заповедь, нам становится известно, что клирики считали насилие грехом. В их проповедях говорилось не только об убийствах, но и о насилии в целом и даже о малейшей ссоре, которая может к нему привести. Священники постоянно предавали с амвона все виды насилия анафеме, разве что за исключением наказания преступников или священной войны с католической Испанией. Имея достаточно смутное представление о народном кодексе чести, протестантские священники тем не менее бескомпромиссно осуждали его, так как истинная честь, как они утверждали, исходит только от бога.

Дополнительные свидетельства подобного осуждения предоставляют нам решения, принятые местными синодами реформатской церкви. Хотя такие вопросы, как регулирование брачных отношений или борьба с суевериями, интересовали синод значительно больше, но всё же в церковных документах мы встречаем и нескончаемый поток решений, касающихся убийств и поединков на ножах. Так, на Утрехтском соборе 1606 года рассматривалась жалоба некоего приходского священника из Веенендаала. За время его работы в деревне в поединках на ножах было убито не менее тридцати человек. К сожалению, не сохранилось записей о том, когда он прибыл в эту деревню, чтобы определить, в течение какого времени произошли все эти убийства. А в восточных провинциях между 1590 и 1610 годами некоторые проповедники даже сами подозревались в совершении убийств.

В 1630-х годах синод Южной Голландии несколько раз выступал против поединков на ножах, а с 1650-х годов все усилия синодов сконцентрировались на борьбе с дуэлями. Это «наступление цивилизации» в лице лидеров религиозных общин, вероятно, и явилось основным фактором в первой фазе маргинализации ножевой культуры и потери к ней уважения в обществе. В ранний период Республики соперничество между несколькими протестантскими конфессиями простиралось от канонов веры до вопросов добродетельности членов общины в глазах сообщества. Отказ от насилия являлся одним из средств демонстрации этой добродетели, а конкуренция между конфессиями стимулировала стремление изменить поведение членов церковной общины. Для них поединки на норках были недопустимы, и, следовательно, с их подачи они превратились в «порочную привычку дна общества».


Рис. 40. Обезьянья дуэль на ножах. Карикатура. Михель Карри, 1667 г.

Но с конца XVII столетия консистории, решив, что их паства уже достаточно смирна и добродетельна, стали проявлять меньше активности в контролировании порядка. Да и сами маргинальные «люди с ножами» едва ли интересовались первоочередными заботами консисторий. Таким образом, исчезновение дуэлей на ножах после 1720-х годов вряд ли было обусловлено церковной пропагандой. Скорее определённую роль всё-таки сыграли репрессии со стороны государства. Так как церковь и государство в некоторой степени были взаимосвязаны, то помимо заботы о наставлении своей паствы на путь истинный церковь оказывала давление и на судей. В большинстве резолюций церковных соборов, касающихся насилия, были и обращения к судам с призывами занять более жёсткую позицию.

В конце XVI столетия голландские суды в делах об убийствах по-прежнему позволяли сторонам личное урегулирование между убийцей и родственниками жертвы. Если убийца достигал соглашения с семьёй убитого, то вся роль судов заключалась в требовании выплаты финансовой компенсации. Убийц, скрывающихся от правосудия, заочно приговаривали к изгнанию из юрисдикции, часто состоящей из пары деревень. Синоды жаловались, что приговорённые, широко улыбаясь, прогуливались вдоль межевой черты.


Рис. 41. Голландские мужчины из Маркена. Джон Хигинбосэм, 1908 г.

Совершенно очевидно, что церковь требовала от государства осуществить его монополию на насилие через ужесточение наказаний. Клирики требовали у светской власти не прощать виновных в убийстве и запрещали своей пастве препятствовать властям в уголовном преследовании. Поединки представляли определённую опасность для власти, так как посягали на государственную монополию применения насилия. Влияние этих церковных увещеваний на исчезновение дуэлей на ножах сложно определить, но маловероятно, что именно давление со стороны церкви вынудило судей отказаться от практики частных соглашений в делах об убийствах.

С другой стороны, нет никаких сомнений, что судьи Амстердама, по крайней мере, с 1650 года сконцентрировались на искоренении поединков на ножах. В документах того периода нет ни позитивной, ни даже нейтральной точки зрения судов на народные дуэли — поединок чести однозначно считался незаконным. Единственным легитимным оправданием для удара ножом являлась самооборона. Но даже в этом случае существовали строгие ограничения и требования, такие, например, как обязанность отказаться от боя. Подобная ситуация фигурирует в знакомом нам деле Клааса Абрамса: даже несмотря на то, что потенциальная жертва достала нож первой, амстердамские судебные чиновники — ««schepenen» признали, что убийца заслуживает смертной казни. По их мнению, когда нож противника сломался, Клаас был обязан воспользоваться этой возможностью для бегства. Ответчикам, ссылавшимся на самооборону, суд обычно сообщал, что они спокойно могли бы отступить в чей-нибудь дом. Излишне говорить, что такое бегство покрыло бы благородного «фуурфехтера» позором.

Существуют свидетельства, доказывающие, что ножевая культура не исчезла в 1700-х и в некоторых сельских районах Нидерландов благополучно дожила до середины XIX столетия. Винсент Слиибе в своём исследовании преступности в аграрной области Гронинген отмечает, что в начале XIX столетия, как и за две сотни лет до этого, поединки в деревнях начинались с формального вызова. Зачинщик вызывал противника на улицу, и последний принимал вызов — снимал куртку. Слиибе приводит свидетельство очевидца тех событий, по словам которого дуэль выглядела так же, как и в начале XVIII века: «Искусные бойцы старались нанести длинные порезы на лица своих противников, и при этом сами они гордились своими шрамами».

Такой же обычай был распространён в XIX веке в Дренте и Брабанте. По словам Слиибе, хотя в середине 1800-х ножи всё ещё преобладали в Гронингене как орудие преступления, однако к концу столетия они всё реже фигурируют в судебных делах. Вот что в 1862 году писал о поединках в Дренте Альберт Вильд в работе «Die Niederlande»: «Целью этих поединков было не заколоть противника, а лишь порезать ему лицо. Такие порезы на лице парней служили символами доблести в глазах других парней и девушек. Ни один праздник в деревне не проходил без того, чтобы не появились новые шрамы на лицах. Иногда, если порез был слишком обширным или глубоким, поединок на ножах заканчивался гибелью одного из дуэлянтов. Несмотря на суровость законов, поединки на ножах до сих пор не вышли из моды. В качестве вызова на поединок в стол таверны втыкали нож, и каждый вытащивший его или хотя бы дотронувшийся до ножа пальцем считался принявшим вызов и подвергал себя риску уйти с порезанным лицом».

Но если верить утверждениям газет, то было бы ошибкой полагать, что в 1800-х ножевая культура незаметно угасала в медвежьих углах Нидерландов. Вот что мы читаем в журнале за 1805 год: «В Голландии широко распространён вид поединка между моряками и прочими людьми, известный как сникер-снии. В этом поединке используются острые ножи, и участники калечат, а иногда и убивают друг друга. Правительство считает нужным мириться с этой дикой практикой. Если ранения нанесены в опасные участки тела, накладываются штрафы, но ничтожные, и при условии соблюдений основных правил поединка редко применяется какое-либо наказание».

Некий англичанин воскресным утром 1825 года невольно стал очевидцем поединка двух голландских моряков, повздоривших в борделе из-за женщины. Кроме сетований на жестокость и дикость местных нравов и дифирамбов английской традиции решать вопросы чести в джентльменских боксёрских поединках автор сообщил нам, что, повздорив, они пришли к взаимному соглашению решить это дело на дуэли с помощью больших ножей. Этот вид поединка вследствие того, что в нём избегали колющих ранений, именовался у них «разделка». На роль секундантов моряки выбрали своих товарищей. По словам очевидца, «в этом жестоком бою противники демонстрировали высочайшее присутствие духа, и необыкновенно хладнокровно кромсали друг другу лица и руки». В итоге этой схватки лицо зачинщика дуэли было изрезано до костей, а его соперник хоть и был признан победителем, но настолько ослабел от потери крови, что был перенесён на борт корабля, к которому был приписан.

А в 1843 году, через двадцать лет после описываемых событий, эту традицию упомянул известный российский журнал «Отечественные записки»: «В Голландии, между простым народом и более всего между матросами существует варварский обычай, подобный английскому boxen, именно дуэль на ножах, по-голландски snyden. Если два матроса поссорятся, то распря их должна окончиться ножами. Зрители тотчас становятся в кружок, и соперники выходят на арену с острым садовым ножом в правой руке, а левая обвивается несколько раз толстым сукном для отпарирования ударов противника. Каждый из них старается нанести сопернику рану ножом, т. е. разрезать рот до ушей, ногу, руку и проч. В таком поединке, однако ж, позволяются только разрезы, но ни под каким видом нельзя сделать удар ножом как кинжалом. Нарушивший такое правило подвергается нападениям целой толпы зрителей, вооружённой также ножами. Эти поединки нередко бывают в голландских тавернах, винных погребах, где матросы после долгих морских путешествий пируют на сухом пути».

Современная Голландия ассоциируются у своих соседей с чем угодно: с цветами, плотинами, мельницами, повальным использованием велосипедов, легальной продажей лёгких наркотиков, свободой нравов — но только не с поножовщинами. Более того, сегодня об этих страницах голландской истории помнят лишь специалисты по истории криминалистики, да ещё, может быть, пара историков и социологов. Как-то мне довелось присутствовать на дегустации в одном сигарном клубе, и рядом со мной за столом аппетитно попыхивал сигаркой колоритный консул Голландии, напоминавший бюргера с картин фламандских мастеров. Я не мог не воспользоваться этим соседством и спросил, что он думает о голландской культуре дуэлей на ножах и что, с его точки зрения, могло способствовать её появлению. Консул недоумённо посмотрел на меня, вытащил сигару изо рта и звонко расхохотался. «Дуэли на ножах? — весело переспросил он. — В Голландии? — И громко и уверенно добавил: — Че-пу-ха!

Глава V ЮЖНЫЕ ДЕСПЕРАДО


Дуэли на ножах в США

Первые свидетельства о дуэлях на ножах, проходивших на территории, где сегодня располагаются Соединённые Штаты Америки, датируются XVI веком. В 1500-х на берегах Гудзона в поединках у таверн сходились разгорячённые возлияниями голландские переселенцы. Но вскоре стараниями легендарного губернатора Нового Амстердама Петера Стайвесанта, который вёл непримиримую борьбу с этой пагубной традицией, был принят ряд жёстких законов как против поединков на ножах, так и против питейных заведений, служивших рассадником этих дуэлей. В результате суровых мер, предпринятых местными властями, традиция далёкой родины вскоре канула в Лету, не оставив какого-либо значимого следа в истории голландских поселений в Новом Свете.

Поэтому отсчёт дуэлей на ножах я бы начал вести с поединка, состоявшегося в городе Плимут в штате Массачусетс 18 июня 1621 года. В этот день двое слуг, Эдвард Доти и Эдвард Лейчестер, встретились на дуэльной площадке с кинжалами в руках. До смертоубийства не дошло, хотя оба они были ранены — один в шею, а другой в ногу. Так как симпатии жителей городка были на их стороне, оба отделались символическим наказанием — соперников связали вместе и оставили лежать в таком виде на двадцать четыре часа. Но благодаря заступничеству их хозяев и мольбам самих незадачливых дуэлянтов даже и этот мягкий приговор был отменён уже через час. Их развязали, и они пообещали больше никогда не совершать столь пагубных поступков.

За исключением поселившиеся на Манхэттене голландцев, переселенцы из Европы — особенно приплывшие на «Мэйфлауэре» английские пуритане — за ножи хвататься не стремились и в приверженности дуэльным традициям замечены не были. Таким образом, ранний период истории Соединённых Штатов особого интереса для изучения культуры чести и традиции поединков не представляет. Поэтому мы спокойно уожем перенестись на несколько веков вперёд, в начало XIX столетия, на старый добрый американский Юг, знакомый нам по книгам Майн Рида, Марка Твена и Маргарет Митчелл. Именно здесь, на берегах Миссисипи, на холмах Озарка и у заболоченных байу Луизианы, более столетия процветала традиция решать столь волнующие гордых южан вопросы чести в поединках на ножах. Большинство исследователей сходится во мнении, что ножевая культура, как и культура чести, попали в Новый Свет на кораблях европейских переселенцев и что корни этой традиции надо искать на родине многих дуэльных культур — в Средиземноморье. Но принадлежала ли пальма первенства испанским мастерам навахи, мрачным сицилийским бригантам или куртуазным французским фехтовальщикам, мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Слишком много культур и народов смешалось в этом огромном котле.

В начале XVI столетия в местах, где позже был возведён Новый Орлеан, высадились испанские мореплаватели. Принято считать, что первым появившимся на Миссисипи европейцем стал в 1540 году испанец Эрнандо де Сото. Но ещё задолго до него здесь побывали и другие его соотечественники. В числе предшественников де Сото можно назвать экспедицию Альвареса де Пинеда 1519 года, Панфило де Нарваэса и Альваро Нуньеса Кабеса де Вака, появившихся в этих местах в 1528 году, и, наконец, Луиса де Москосо, высадившегося на Миссисипи в 1640-х. Но всего через сорок лет после Москосо, в 1680 году, на этой территории уже безраздельно хозяйничали французы, проводившие колонизацию долины Миссисипи и объявившие эти земли собственностью французской короны.

7 мая 1718 года французская Миссисипская компания основала поселение, получившее название Да Нувель Орлеан, или Новый Орлеан. Об этих временах напоминает Французский квартал, расположенный в историческом центре Орлеана. В 1763 году, вскоре после окончания колониальной войны, известной как Семилетняя, которую Уинстон Черчилль как-то назвал «первой мировой», Новый Орлеан, согласно Парижскому договору, перешёл под юрисдикцию испанской короны.

Во время войны за независимость 1775–1783 годов испанский Новый Орлеан представлял собой стратегически важный порт, через который по Миссисипи шли тайные поставки помощи и вооружения повстанцам. В 1779 году граф Бернардо де Гальвес и Мадрид организовал в городе антианглийскую кампани. Под испанским контролем город оставался до 1801 года, когда он снова стал французским. В 1803 году Наполеон провернул сделку, вошедшую в историю как «Vente de la Louisiane» — «Луизианская покупка», и продал территории Луизианы вместе с Новым Орлеаном Соединённым Штатам.

В быстро растущий портовый город в поисках лучшей жизни устремились эмигранты со всего мира, среди которых было и немало испанцев. Кроме переселенцев из континентальной Иберии сюда прибывали пилигримы и из более отдалённых владений испанской короны. Так, например, в конце 1778 года у пристани Нового Орлеана пришвартовалось испанское судно «Santis-simo Sacramento» с переселенцами с Канар. Всего с этих принадлежавших Испании островов в Луизиану перебралось около двух тысяч человек[830]. Кроме Канар экспатриантов поставляли и другие испанские территории, такие как Балеарские острова. Именно с Балеар на одном из судов тогда ещё совсем зелёным юнгой приплыл в Новый Орлеан будущий легендарный фехтовальщик и бретёр дон Хосе, или, как его ещё называли друзья, Пепе, Юуйя, уроженец Порт Махон — столицы Менорки, одного из Балеарских островов.

Говорили, что никто в Новом Орлеане не владел палашом и саблей лучше, чем он. Со шпагой и рапирой он был неуязвим, а с винтовкой прослыл виртуозом. Из пистолета он мог выбивать монетки у друзей из пальцев или сбивать яйца с головы своего сына на дистанции в тридцать шагов. Этот самый выдающийся дуэлянт в городе мог сражаться с кем угодно и на любых условиях. Сохранились свидетельства о том, что он дрался на ножах боуи, когда соперники держались за противоположные концы шейного платка и не отпускали, пока один из них не падал мёртвым. При этом лучшей тактикой было позволить противнику вогнать нож в ваше левое плечо и затем потрошить его.

Так как в жилах Пепе текла испанская кровь, он, как и многие из его земляков, обладал врождённой способностью к владению ножом. Он мог сражаться на кинжалах в тёмной комнате или стоя рядом с соперником на большой бочке. Однажды дон Хосе заявил, что может убить своего противника, проткнув его на выбор в любую пуговицу жилета. Что он и сделал первым же ударом. Хотя те, кого Юуйя вызывал на бой, часто демонстрировали крайнюю предусмотрительность, мгновенно предлагая ему любые извинения на выбор, но, тем не менее, список его жертв был достаточно длинным.


Рис. 1. Хосе Юуйя.

Рис. 2. Дуэльные дубы в Новом Орлеане. Именно здесь проходила большая часть дуэлей, 1910 г.

Надо сказать, что упомянутые выше поединки на ножах в тёмной комнате, определённо пользовались на Юге популярностью. Одна из самых известных дуэлей произошла 13 ноября 1888 года в Алабаме в местечке Монтевайо. Конфликт возник между двумя молодыми, но, тем не менее, успешными и известными в городе джентльменами — доктором Робертом Нейборсом и адвокатом В.В. Шортриджем. Драться было решено в тёмной комнате, а в качестве оружия они выбрали ножи боуи. Дуэлянты сняли пальто, обувь и заперли за собой дверь. Схватка продолжалась около десяти минут. Этот поединок стал одним из самых драматичных и кровавых за всю историю Алабамы. Соперники кромсали друг друга ножами как мясники скот на бойне. Вся комната была забрызгана кровью. Вскоре шум схватки привлёк внимание находившихся в здании людей. Когда им наконец удалось выломать дверь, из комнаты выскочил Нейборс, весь покрытый кровью из многочисленных ран на лице и груди. Не произнеся ни слова, он бросился вниз по лестнице, продолжая сжимать в руке окровавленный нож. В комнате на полу лежало бездыханное тело Шортриджа. У адвоката была жутко изрублена голова, перебиты шейные артерии, выколот глаз, а руки были так изрезаны, что пальцы держались только на сухожилиях.

Согласно свидетельствам очевидцев, обезумевший от боли Нейборс выскочил из здания и в неистовстве помчался по улице. По дороге он забежал в какой-то магазинчик, где набросился с ножом на его чернокожего владельца. Защищаясь, хозяин лавки убил доктора. Резюмируя, газета с целью повышения безопасности третьих лиц предлагала ужесточить правила проведения дуэлей в тёмных помещениях. Что свидетельствует о том, что эта разновидность поединков не являлась ничем необычным.

Также и сэр Эдвард Салливэн в 1852 году вспоминал, как в Сент-Луисе некий бретёр и задира оскорбил одного молодого человека и вызвал его на поединок. Новичок принял вызов, но только с условием, что бой будет проходить в совершенно тёмном помещении, на что его противник дал согласие. Вооружившись ножами боуи и револьверами, они вошли в тёмную комнату. Секундантам было запрещено открывать двери в течение получаса. По истечении этого времени они вошли внутрь и в одном конце комнаты обнаружили молодого человека сидящим на полу и невозмутимо покуривающим трубку. В противоположном углу лежало тело его противника с головой, полностью отделённой от туловища и поставленной так, чтобы лицо смотрело на дверь. Юноша рассказал поражённым этим зрелищем секундантам, что после начала схватки некоторое время они неотступно следовали в темноте друг за другом. Затем он спрятался в углу, прижался к стене и, когда по шуму дыхания понял, что противник приближается, нанёс удар ножом и убил его на месте. Правда, для чего этот милый юноша отрезал своему недругу голову и совершил с ней такие странные манипуляции, Салливэн не уточняет.


Рис. 3. Братья Читвуд из 23 пехотного полка Джорджии с ножами боуи и револьверами Кольта,31 августа 1861 г.

Бен Томпсон, известный на Диком Западе середины XIX столетия бретёр и игрок, любил вспоминать историю о том, как он в Новом Орлеане сцепился с неким французом, оскорбившим девушку. Кульминацией их ссоры стал вызов на дуэль. Томпсон предложил французу стреляться из пистолетов с десяти шагов до тех пор, пока один из них не будет убит или не сможет продолжать бой. Но этот вид дуэли был отклонён как «варварский». Бен, в свою очередь, отверг предложение француза драться на шпагах. В результате они пришли к компромиссу, что это будет бой на смерть на кинжалах в тёмной комнате. На том и остановились. Хотя Бен убил француза в честном поединке, но когда он вышел из комнаты один, родственники убитого подняли крик, называя его убийцей. В результате ему пришлось укрыться в сицилийском квартале и, переодевшись сицилийцем, покинуть город. После чего Томпсон направился в техасский Хьюстон, а затем и домой, в Остин.

Могу предположить, что моду на поединки в тёмной комнате ввели в Новом Орлеане и других городах американского Юга итальянские иммигранты — возможно, эти дуэли являлись аллюзией на традиционные римские «чиччиаты». Хотя в первые годы своего существования Новый Орлеан заселялся французами, а позже испанцами, к середине XIX столетия он стал настоящей Меккой для итальянских иммигрантов. Согласно данным Бюро переписи населения США, в период с 1850 по 1870 год выходцев с юга Италии, особенно сицилийцев, в Новом Орлеане было больше, чем в любом другом американском городе. Так, например, 80 % жителей легендарного Французского квартала составляли не французы, как это можно было бы предположить, а итальянцы.


Рис. 4. Лафкадио Хирн (1850–1904).

И сегодня итальянская диаспора Нового Орлеана составляет около 250 000 человек и является самой большой и влиятельной этнической группой в городе.

В те годы в городе как грибы появлялись фехтовальные школы, преподававшие всем желающим основы владения клинком. Гремели имена эльзасца Монтиаса, ветерана наполеоновских войн бордосца Газереса, братьев Росье из Марселя. Славились такие мастера, как свободный негр Чёрный Остин, обучавший флерету, мулат Роберт Северин, позже убитый в Мексике, и Базиль Кроке, также мулат, один из лучших фехтовальщиков города. Но лучшим из лучших несомненно считался маэстро Л'Алуэт. Занятия в фехтовальной школе маэстро посещал и будущий неистовый дуэлянт Пепе Юуйя. Л'Алуэт заметил талантливого юношу, и Юуйя стал его правой рукой.

Журналист и писатель Лафкадио Хирн, живший в Новом Орлеане с 1877 по 1887 год и лично знавший дона Хосе, писал, что вскоре Л'Алуэт и его ученик стали близкими друзьями. Только один раз их дружба подверглась испытанию, и произошло это в результате несчастного случая. В то время, когда нож боуи ещё был в Новом Орлеане в новинку, Л'Алуэт настоял на проведении публичного поединка с Пепе. В качестве оружие использовались ножи, вырезанные из древесины гикори, американской разновидности орешника. Так как в обращении с любым ножом Пепе не было равных, Л'Алуэт, получив несколько попаданий, перестал владеть собой и отчаянно атаковал молодого испанца. Юуйя, отражая нападение маэстро, защищался так яростно, что мастер фехтования рухнул на пол без сознания с двумя сломанными рёбрами. Но вскоре дружба их возобновилась и длилась ещё несколько лет, вплоть до смерти Л'Алуэта.


Рис. 5. Надгробная плита Хосе Юуйя на кладбище Сайт Винсен де Поль.

Вопреки расхожему мнению, Юуйя не обучал владению ножом, хотя часто демонстрировал своё мастерство в обращении с боуи. Однажды некоему джентльмену, хорошо владевшему оружием, удалось уговорить Пепе провести с ним тренировочный поединок на деревянных ножах. Практически первым же движением Пепе нанёс своему противнику укол прямо в яремную ямку, после чего ударил его в это же место ещё пять или шесть раз подряд. Ни один из серьёзных поединков Юуйя не длился больше пары минут — в большинстве случаев он выводил противника из строя в самом начале боя. Историк дуэлей Пол Кирхнер отвёл дону Хосе целую главу в своей работе «The Deadliest Men: The World's Deadliest Combatants Throughout the Ages», посвящённой самым опасным бойцам всех времён и народов, а его восковая фигура стоит в городском музее Нового Орлеана. Ещё при жизни Юуйи ходили слухи, что убитых в поединках противников у него накопилось на персональное кладбище. Очевидно, в данном случае это не являлось фигурой речи, так как в 1857 году Хосе Юуйя и в самом деле приобрёл основанное в 1832 году орлеанское кладбище Сант Винсен де Поль. На этом кладбище был похоронен и сам грозный Пепе, скончавшийся 6 марта 1888 года в возрасте семидесяти трёх лет. Всю жизнь дон Хосе оставался патриотом Испании и даже как-то раз, чтобы защитить честь далёкой родины, вызвал на бой до смерти всех кубинцев в Новом Орлеане. Власти Испании высоко оценили заслуги Пепе, наградив его орденом Карлоса III.


Рис. 6. Свидетельство о смерти Хосе Юуйя (фрагмент). Новый Орлеан, 7 марта 1888 г.

Но дрались на ножах не только в Новом Орлеане. Раймонд Торп писал, что, когда на Юге мужчины хотели научиться искусству владения ножом, они шли в фехтовальные школы, предлагавшие свои услуги во всех крупных городах Юго-Запада, от Нового Орлеана до Сент-Луиса. Так, некий Амос, бравший уроки владения ножом в одной из фехтовальных школ Сент-Луиса, как-то раз стал свидетелем получасового поединка двух французов на ножах боуи. Бой закончился, когда у одного из дуэлянтов был начисто отрублен мизинец, а у другого откушен большой палец — очевидно, в отместку за мизине.

No comments for this topic.
 

Яндекс.Метрика