В чаше, стоявшей в центре места проведения церемонии — обычно в таверне, раскладывали пять ножей. Два из них были остроконечными, с заточенными обоюдоострыми клинками, у двух других были заточены только острия, а пятый нож выделялся своей длиной. Ножи накрывали белым платком, поверх которого был наброшен красный. Крёстный отец кандидата и второй крёстный, выбранный для его соперника, брали обоюдоострые ножи, глава каморры выбирал самый длинный, а кандидату и его оппоненту доставались оставшиеся два. После этого дуэлянтов ставили спиной с спине, рукава закатывались до локтя, и затем босс выкрикивал: «Именем святых Козьмы и Дамиана — раз, два, три!» Они разворачивались друг к другу лицом, и бой начинался. Схватка продолжалась до тех пор, пока один из бойцов не получал ранение в руку. Тот, кто нанёс ранение, в тот же миг приникал к ране губами, а затем целовал противника в знак дружбы и перевязывал его рану белым платком из чаши. После этого каждый неофит должен был заплатить 15 лир — примерно 3$ в качестве вступительного взноса, половина которого поступала боссу каморры, а вторая шла на организацию торжественного обеда. Но иногда между кандидатом и его соперником существовала настолько глубокая неприязнь, что один из них должен был умереть. В этом случае дуэль называлась «без ограничений», и удары ножа наносились в голову и верхнюю часть тела.
Профессором ножа «коллеги» называли бывшего солдата Мюрата, капо каморры Джузеппе Скола. Ещё одним «профессором» в искусстве обращения с ножом считался известный каморрист Сальваторе де Крещенцо по прозвищу Торе. На «иерархической» зумпате, проходившей в 1857 году в Неапольском районе Каподичино, против Торе Крещенцо за власть и корону сражались два капо каморры — Папеле Д'Руссо и Папеле Д'Манкелло. Оба они были найдены на месте поединка умирающими, с ножевыми ранами на груди и распоротыми животами.
Рис. 18. Каморрист. 1901 г.
Рис. 19. Капинтеста каморры Сальваторе «Торе» де Крещенцо, около 1860 г.
Искусно владел «мечом каморры» и другой легендарный капо 1840-х, Анье-ло Аузьело, который благодаря своему умению ловко обращаться с ножом даже получил негласный титул «II Re della zumpata» — Король зумпаты. Неаполитанец Аузьело носил этот титул не зря. Джиджи ди Фиоро писал, что в первой половине XIX столетия умение искусно владеть ножом было отличительной чертой каморристов, а самые искусные из них пользовались уважением, и имели высокий шанс карьерного роста. Надо сказать, что уже само участие в подобном поединке требовало изрядного мужества. Законы Бурбонов запрещали дуэли, и за ранения, нанесённые в таких поединках, дуэлянтам грозила суровая кара. Поэтому раненых в зумпатах частенько не доставляли в больницы, и они долгие часы истекая кровью лежали на земле в ожидании смерти.
Капинтеста Аузьело в молодости специализировался на «петрейате» — на неаполитанском диалекте забрасывании камнями. Позже он занимался для каморры закупкой «scarti di reggimento» — армейского неликвида — в основном продаваемых с аукциона лошадей армии Бурбонов. Разумеется, эти аукционы были организованы таким образом, что принимать в них участие могли только члены каморры, в чём им помогал некий швейцарский гвардеец, позже ставший правой рукой Аузьело.
Первая зумпата Аузьело произошла с неким каморристом, посмевшим взвинтить цены во время одного из аукционов. С того дня любой, кто хотел прикупить «scarti di reggimento», вынужден был обращаться только к Аузьело. Также ему удалось мгновенно взлететь по карьерной лестнице и сразу стать капинтеста, миновав ступень капинтрити. Для этого он под надуманным предлогом вызвал на дуэль на ножах четырёх капинтрити и всех их победил.
После этого, когда он выдвинул свою кандидатуру на место капинтеста, уже никто не посмел голосовать против него. Правление «короля зумпаты» продолжалось несколько лет. Но вскоре Лузьело обвинили в нарушении правил каморры: он назначил «contaiuolo» — казначеем организации своего телохранителя, бывшего швейцарского гвардейца. Кроме этого, его также обвинили в продаже оружия бандитам, орудовавшим на просёлочных дорогах, что также было запрещено правилами, и в результате сместили с поста. Тогда Лузьело вызвал на зумпату своего преемника, но, так как по правилам каморры капинтеста не может участвовать в зумпата, вызов был отклонён. Сразу после этого Лузьело исчез из Неаполя, и следы его затерялись.
Жена его объявила себя вдовой и потребовала долю мужа традиционным способом, вызвав на дуэль на «spadella di Genova» — «генуэзских шпажках», сакраментальном оружии женщин каморристов, жену нового капинтеста, но позже от этой затеи отказалась. Профессор Монье отзывался об Лньело Лузьело как о последнем из великих мастеров зумпата и одном из величайших капинтрити начала XIX века. Мастерством во владении ножом также прославились каморристы Папеле Кайяццо, наводивший страх на жителей провинции Терра ди Лаворо, Раффаэле Пуццаро, а также Паскуале Лннунциата.
Иногда в традиционный дуэльный код каморры вносились коррективы. Так, например, дуэли на ножах, проводившиеся на Сицилии, были значительно более кровавыми и жестокими, чем те, что случались в Неаполе. Если в Неаполе всё часто ограничивалось символическими поединками до первой крови, то сицилийцы не удовлетворялись царапиной и жаждали смерти противника. Таким образом, репутация местных каморристов-сикулов полностью оправдывала кровожадное имя их острова, которое, согласно одной из версий, произошло от латинского слова «сика» — «кинжал» и его производного «сици-лис» — «режущий, как кинжал».
Подобный поединок с сицилийским «акцентом» произошёл в августе 1895 года. В один из дней в Палермо некие Кримондо и Палаццоло, известные члены мафии, вызвали друг друга на бой на кинжалах. Дуэль уже началась, когда сын Палаццоло подскочил к Кримондо и ударил его кинжалом в спину. Умирающий Кримондо упал на землю, а Палаццоло презрительно бросил свой нож на его распростёртое тело. В следующий момент сзади на Палаццоло обрушился удар топора, и он замертво рухнул рядом со своей жертвой. Этот удар нанёс племянник Кримондо, решивший отомстить за смерть дяди. «Оба убийцы исчезли, и думается, что теперь они пополнят ряды мародёров, наводнивших отдалённые районы, или начнут разбойничью жизнь», — писали газеты.
Как мы видим, в ходе этого поединка были грубо нарушены все возможные дуэльные нормы и кодексы, категорически исключающие вмешательство третьих лиц. Едва ли нечто подобное могло произойти на неаполитанской зумпате. В большинстве случаев дуэльный ритуал соблюдался неукоснительно, как и приличествует благородным рыцарским традициям, чьи идеалы и принципы ревниво соблюдались членами каморры.
Рис. 20. Каморристы. Кристиан Вильгельм Аллерс, 1890-е.
Как уже говорилось, неотъемлемой частью рыцарской культуры, и одним из её фундаментальных принципов являлось трепетное отношение рыцаря к его мечу. Проекцию этого древнего символа мы находим и среди основных постулатов каморры, исповедовавшей культ клинка не менее рьяно, чем их закованные в железо предтечи. Нож и кинжал стали основным оружием каморриста не только потому, что идеально подходили для скрытого ношения. Был ещё один важный фактор. Каморра, со своим культом мужества исповедовала древний принцип воинов Спарты: «Чем короче оружие, тем отважней его владелец». Они не доказывали свою храбрость с помощью огнестрельного оружия, которое часто могло стать причиной ранения невинного, случайного прохожего, женщины или высунувшегося из окна ребёнка. Настоящее мужество, с их точки зрения, заключалось в драматичной и грациозной зумпате, изобилующей техническими элементами, требующей дара предвидения и мастерства. Каморристы считали, что только в поединке на ножах мужчина мог продемонстрировать высочайшую стойкость, бесстрашие, и умение сохранять спокойствие перед лицом настоящей опасности.
Поэтому каморра крайне уважительно относились к людям, предпочитающим в качестве оружия нож, даже если те при этом не являлись членами организации. Так, в изданной в 1864 году работе об итальянской преступности мы находим историю о том, как некий калабриец сорвал куш в игорном доме. На выходе его встретил мужчина с дубинкой, который грозно потребовал долю выигрыша для каморры. Калабриец отказался и достал нож, после чего каморрист тут же оставил его в покое. На следующий день с этим калабрийцем на улице почтительно поздоровался какой-то незнакомый мужчина, также вооружённый дубинкой, который преподнёс ему «короткую шпагу» и попросил принять её за храбрость, проявленную предыдущим вечером. Удивлённый провинциал сначала отказался, но в конце концов принял подарок. А вскоре он заметил, что на улице с ним уважительно здороваются незнакомые крестьяне, принимающие его за каморриста
Вместе с другими многовековыми традициями каморры, практически не претерпевшими за прошедшие столетия радикальных изменений, дожил до наших дней и старинный ритуал зумпаты. Конечно, времена изменились, и сегодня эти поединки уже не похожи на те, проводившиеся с большой помпой пышные церемонии, окружавшие зумпату двести лет назад. Но это совершенно не свидетельствует об исчезновении традиции — просто эти ритуалы по вполне понятным и объективным причинам всё реже становятся достоянием широкой публики.
Рис. 21. Каморрист Паскуале Барра.
Всего несколько десятилетий назад известный босс неаполитанской камор-ры Рафаэлле Кутоло, известный под кличками Принц, Профессор и Монах, отбывая в тюрьме Поджореале пожизненное заключение за совершённое в 1963 году убийство, вызвал на дуэль на ножах другого босса каморры, Антонио Спавоне. Но Спавоне, более известный как Mallomo — Головорез, от участия в зумпата отказался. Получив вызов на поединок, он, по слухам, ограничился философской сентенцией, что «сегодняшние молодые люди хотят умереть молодыми любым способом».
Славился своей искусностью в зумпата и другой известный в 80-х каморрист, Паскуале Барра, известный полиции под кличками Зверь и Студент. Его умение обращаться с ножом воспел сам Кутоло. Посвящение на неополитанском диалекте было написано им в 1984 году, и приурочено ко дню рождения Барра:
«Pasquale Barra: int'o paese 'о chiammavano 'о sturiente
Infaccia 'a zumpata nisciuno L'appassa
Si tene 'efaccia pure 'na truppa
Tira a mana efa sempre 'a stessa mossa
Те тепа 'a curtellata 'a scassa-scassa
Sott'o о prummone ca te vena 'a tossa
Те fa sputa ne poche 'e po te lassa».
Что можно приблизительно перевести как:
«Паскуале Барра: в нашей деревне его звали Студентом.
Никто не мог победить его в зумпате.
Он может выйти против целой армии, сражаясь одной рукой.
Одним движением он пронзит ваши лёгкие насквозь и заставит вас кашлять,
Он будет наблюдать, как вы упадёте, и бросит вас там лежать».
(перевод авт.).
Умение искусно обращаться с ножом будущие каморристы впитывали с молоком матери, так как совершенствовались в мастерстве с раннего детства. Начинались эти тренировки на деревянных макетах, а позже продолжались на настоящих ножах и не прекращались даже в тюрьмах. Вернее, можно сказать, что именно тюрьмы, такие как Сан-Витторе, Поджореале, Викариа или Регина Коэли, служили для каморристов настоящими «фехтовальными академиями».
Вот как 11 апреля 1927 года в письме из миланской тюрьмы Сан-Витторе описывал подобные тренировки известный итальянский журналист, философ и политик, основатель компартии Италии Антонио Грамши:
Рис. 22. Сицилийские «campieri» — наёмные рабочие, часто выполнявшие функции охраны. Фото конца XIX в.
Рис. 23. Нанесение татуировки каморристу. Начало XX в.
«Иногда в мою честь устраивают развлечения. Апулийцы, калабрийцы и сицилийцы организовали школу ножевого боя согласно правилам четырёх организаций преступного мира юга Италии (Сицилии, Калабрии, Апулии и Неаполя). Сицилийцы против апулийцев, апулийцы против калабрийцев. Но нельзя устраивать схватки между сицилийцами и калабрийцами, так как ненависть между ними так сильна, что даже тренировочные бои становятся серьёзными и кровавыми. Самые искусные мастера — апулийцы: непобедимые головорезы, со смертоносной техникой, полной секретов, настолько развитой, что она превосходит все остальные школы. Старик апулиец 65 лет, очень уважаемый, но не состоящий в преступной иерархии, громил чемпионов всех четырёх группировок. В довершение он сражался с другим авторитетным апулийцем, которого все слушались, — молодым, удивительно ловким, с великолепным телом, и за полчаса они продемонстрировали все существующие техники ножевого боя. Действительно великолепное и незабываемое зрелище для всех присутствующих — и участников, и зрителей. Тайный, невероятно сложный мир со своими чувствами, живущий по своим правилам, со своими взглядами на жизнь, своей интерпретацией чести, с могучей и железной иерархией, открылся предо мной».
Рис. 24. Антонио Грамши (1891–1937).
Занятия в тюрьмах проводились как на условном оружии, таком как щётки, ёршики или щепки, намазанные извёсткой со стен и превращённые в маркеры для учёта попаданий, так и на заточенных деревянных кинжалах, и даже на настоящих ножах. Несмотря на жёсткий контроль со стороны тюремной администрации, существовала тысяча способов пронести оружие в тюрьму. Нередко у каморристов там были целые подпольные склады ножей. Так, известная неаполитанская тюрьма Викариа, расположенная в замке Капуано, на протяжении как минимум трёхсот лет являлась штаб-квартирой каморры. Каждый несчастный, попадавший в Капуано, должен был или заплатить, или сражаться. А платить там приходилось за всё: за возможность есть, пить, курить, за особое право покупать или продавать. Добычей каморристы делились со старшим надзирателем.
Напрасно тюремная охрана находила и отбирала ножи у каморристов — новые появлялись в мгновение ока. Если по какой-либо причине доставка ножей в тюрьму терпела фиаско, каморристы использовали кинжалы из твёрдого дерева или заточенные осколки битого стекла. Их остриё натиралось чесноком и солью, чтобы сделать ранение более опасным и болезненным. По свидетельствам очевидцев, в кабинете директора тюрьмы находился стол, заваленный всеми мыслимыми видами колющих и режущих орудий: кинжалами из твёрдого дерева, заточенными напильниками, всевозможными типами бандитских ножей, бесполезными для какой-либо работы и предназначенными исключительно для нанесения колющих ранений. Среди оружия конфискованного в тюрьме у каморристов также были тщательно заточенные и хранящиеся в кожаных чехлах стилеты, шила, железные вилки с одним отломанным зубцом, оловянные вилки с загнутыми вниз зубцами и ручками, превращёнными в пилу, и бесконечное множество других образцов, на многих из которых были видны следы крови. Кстати, таким заточенным деревянным кинжалом, изготовленным из щепки от кровати, в 1869 году в неаполитанской тюрьме Сан-Франческо каморрист Раффаэле Марранцино убил известного мастера зумпаты Раффаэле Пуццаро.
Но каморра не обладала исключительной монополией на решение дел чести в поединках на ножах. Существовала в Италии ещё одна любопытная субкультура, исповедовавшая архаичные кодексы чести и также считавшая себя наследницей древних рыцарских традиций. Ей посвящены сотни книг, пьес и кинофильмов. Итальянские болельщики — «тиффози» считают представителей этой субкультуры своей предтечей, культивируют их традиции и стараются во всём на них походить. Несколько сот лет улжцы Вечного города безраздельно принадлежали римским махо — булли.
Рис. 26. Римский булли. Бартоломео Пинелли, нач. XIX в.
Рис. 27. Костюмы римлян конца XIX в.
Первое упоминание булли в литературе восходит к 1583 году и встречается в венецианской комедии дель арте среди описания героических деяний некоего Рагно Булэ. Происходит это слово, видимо от немецкого «bule» — бык, бычок. Иногда булли путают с «pain» — денди, франтом, который был просто щёголем, иногда вооружённым ножом. Но настоящие булли — храбрые, высокомерные и жестокие, были слеплены совсем из другого теста. Любители бахвальства, но при этом бескорыстные защитники бедных и угнетённых. Их плодородной почвой были трущобы Вечного города — районы Тестаччо, Трастевере, Регола, Монти, Парионо, Понте и Сан-Лоренцо. В сонную папскую эпоху булли воплощали душу Рима, его высокомерие, конфликт между стремлением к свободе и любовью к королю и папе римскому. Как описал их один из исследователей: «якобинцы и в то же время преданные гвельфы с гибеллинским нравом».
Самый известный в Риме литературный персонаж, воплотивший образ булли, это Мео Паттака, герой поэмы конца XVII столетия, приписываемой Джузеппе Бернери. Кондотьер Мео, или, как его полностью звали, Бартоломео Паттака, которого так любил изображать на своих гравюрах Пинелли, был идеальным героем — справедливым, честным и великодушным. Другие склонны считать прототипом булли Ругантино — ещё одного популярного персонажа комедии дель арте, чьё имя произошло от итальянского «ruganza» — высокомерие, надменность. А кто-то записывает в предшественники булли и других литературных персонажей, таких как Джакаччо, Спеццафери или Капитан Спавенте — популярный театральный персонаж XVI века, олицетворявший образ типичного испанского солдата — гордого, тщеславного и хвастливого.
Слово «булли» в римском диалекте, как и «гуапо» в неаполитанском, служило для обозначения жестокого, удалого, высокомерного, мужественного, импозантного, великодушного, чванливого типа, крайне заботящегося о своей внешности и одежде. Но при этом человека слова, болезненно чувствительного в вопросах чести и склонного действовать прежде, чем думать. Он был победителем в соревнованиях, лучшим бойцом, танцором, игроком и мог перепить любого. Его авторитет опирался на репутацию, а не на деньги.
Согласно испанской моде булли носили длинные волосы, собранные на затылке в сеточку, белую рубашку с широкими рукавами, шейный платок и короткие брюки, скреплённые застёжкой ниже колен. Верхней одеждой им служил короткий бархатный или шерстяной жакет, который носили небрежно накинутым на плечо, чтобы в случае опасности его можно было быстро намотать на левую руку. Костюм дополняли белые, синие или разноцветные чулки. Хрестоматийные полосатые чулки известные нам по картинам и пьесам, на самом деле не пользовались в Риме популярностью. Дополняли костюм ботинки с квадратными носами, украшенные настолько большими серебряными пряжками, что они звенели на всю улицу. Ещё одной неотделимой частью образа булли была чёлка, называемая «чуффо». Характерным и узнаваемым жестом булли было тряхнуть головой, чтобы убрать чёлку с глаз. Кроме булли такую чёлку носили бандиты Ломбардии, находившейся под испанским протекторатом. Так как чуффо считалась исключительно бандитской причёской, то в семнадцатом веке ношение чёлки закрывающей брови, каралось в Милане крупным штрафом.
Хотя среди булли можно было встретить выходцев из разных социальных слоёв, но в основном ряды их пополнялись за счёт бедных районов Трастевере и Монти. Трастевере скорее даже был не районом Рима, а отдельным портовым городком. До того как Рим стал республикой, на этом месте находилась этрусская военная застава, а позже тут располагалась еврейская колония. Из этой взрывной смеси кровей и родились жители Трастевере, считавшие себя самыми римскими из римлян и ведущими свою родословную напрямую от древних этрусков. Даже среди жителей Рима, славившихся своим свободолюбивым характером, трастеверцы выделялись тем, что выбирали работу, позволявшую ни от кого не зависеть — извозчиков, швейцаров, продавцов и мелких торговцев.
Рис 28. Дуэль булли. Бартоломео Пинелли, 1823 г.
Булли держались обособленно и редко заключали браки с выходцами из других районов города. Они жестоко соперничали с конкурирующими группировками, особенно с их главными противниками из Монти. Гордые, невежественные, сильные, галантные и набожные, они носили с собой ножи и чётки и мгновенно могли пустить в ход и то, и другое. К моменту оккупации папского государства войсками Наполеона, Трастевере представлял собой запутанный лабиринт безымянных улочек, что совершенно не отвечало планам французов по наведению порядка. Поэтому в числе первых реформ французской администрации был указ, гласящий, что в целях идентификации необходимо дать имена улицам и пронумеровать дома. Побывавший в Риме в первой четверти XIX века шотландский художник Хью Уильямс писал в воспоминаниях: «Во время ссор, мужчины из низших слоёв общества обычно дерутся на ножах. Перед поединком они оборачивают левую руку плащом, а нож держат так, чтобы выглядывало сантиметров пять. Убивают редко, как правило, обходятся жуткими ранениями. В настоящее время запрещено носить ножи в связи с ужасной традицией ножевых дуэлей. Но они это компенсируют метанием камней и очень умело поражают цели».
Как «люди чести», булли категорически не признавали пистолеты, презрительно называли их «пукалками» и предпочитали использовать нож — на римском жаргоне «черино» — спичка или фитиль. Шотландец Джозеф Форсайт, побывавший в Италии в начале XIX столетия, отметил, что в этих местах даже самый кровожадный головорез никогда бы не воспользовался огнестрельным оружием. «Пристрелить соперника они считают варварством, а вот проткнуть его стилетом, — доказательством отваги» — писал он в путевых заметках. Спорные территориальные вопросы в конфликтах с группировками из конкурирующих районов булли решали в поединках на ножах или метанием камней — «петрейатой».
Бои конкурирующих группировок булли обычно проходили на так называемом Коровьем поле, он же Форум. Часто в качестве оружия использовалась рогатка, стреляющая камнями или обломками мрамора, а для защиты применялась бархатная куртка или толстый плащ, обёрнутые вокруг руки и плеча. Форум в качестве места битв был выбран не случайно, и для этого было несколько причин. Во-первых, он напоминал о блеске древнего Рима, и булли чувствовали себя наследниками славы римских легионеров. Во-вторых, Форум являлся нейтральной территорией, не относившейся ни к Трастевере, ни к Монти, ни к районам Борго или Понто. Кроме этого, там было полно камней и битого мрамора — огромное количество боеприпасов, а также естественные укрытия позади груд камней, колонн и арок. К тому же, что немаловажно, неподалёку располагалась больница Санта-Мария делла Консолационе.
Рис. 29. Мужчина с плащом и кинжалом Италия, около 1600 г.
Сражения продолжались до рассвета или пока дозорные не выкрикивали: «Аль фуоко!» — «К очагу!», или «Домой!» В этот момент воюющие стороны, собрав своих раненых и мёртвых, вместе с толпой восторженных зрителей покидали поле боя. Папские власти предпринимали слабые попытки остановить эти битвы, или, как их называли, «сассолате», но без особого успеха. Французы, как всегда, действовали жёстче, запретив их законодательно, и даже использовали для прекращения этих побоищ кавалерию.
Кроме сассолате, убийства среди булли происходили во время ссор за карточным столом, из-за женщин или при решении вопросов чести. Соперники обменивались ритуальными фразами, на руку в испанской манере наматывали куртки и доставали ножи. Если нож был только у одного из бойцов, то, согласно кодексу чести, поединок откладывался до тех пор, пока не находили оружие и для второго дуэлянта. С падением одного из противников поединок прекращался, но только при условии, что сам он уже не мог подняться. После этого победитель покидал место дуэли, а проигравшего отвозили в ближайшую больницу для осмотра ранений. Если раненый выживал, то предполагалось, что он простит противника и этим конфликт будет исчерпан. В случае же смерти дуэлянта делом могли заинтересоваться сбирри — жандармы. Хотя интерес этот, как правило, был чисто академическим, так как при расследовании они не могли рассчитывать на сотрудничество и помощь населения.
Более реальную опасность для победителя представляла кровная месть семьи или друзей убитого. В случае возникновения такой угрозы у убийцы было две возможности. Во-первых, до решения проблем он мог скрыться в одном из многочисленных убежищ — их было несложно найти, а во-вторых, уйти в горы и примкнуть к бандитам — бригантам.
Рис. 30. Сражение (сассолате) между районами Трастевере и Монти на Коровьем поле. Бартоломео Пинелли, 1830 г.
Френсис Кроуфорд в 1900 году писал, что, когда в Трастевере между двумя молодыми людьми возникают разногласия, они обычно направляются в какой-нибудь тихий внутренний дворик или сад с изгородью. Там соперники шейными платками привязывают рукоятки ножей к правому запястью, чтобы не выронить оружие, левые руки обматывают куртками в качестве щита и бьются, пока один из них не падёт мёртвым. «Если это и варварский обычай, — заметил Кроуфорд, — то, по крайней мере, он требует большего мужества, чем удар ножом в темноте». Кстати, подобная традиция привязывать оружие к руке известна ещё с древности. Так, например, профессор Хьялмар Бойесен в своей «Истории Норвегии» писал, что таким же способом привязывал меч к запястью легендарный норвежский король Харальд.
Бартоломео Росетти упоминал ещё один вид поединков, известный как «alla саргага» — «пастушья дуэль», или «дуэль козопасов». В этих поединках ножи держали в правой руке, а левые запястья обоих бойцов связывали вместе.
Рис. 31.Ссора в Риме. Бартоломео Пинелли.
Рис. 32. Битва обнажённых. Антонио Поллайоло. 1470 г.
Одно из самых ранних изображений этого вида поединка, можно увидеть на гравюре «Битва обнажённых», известного флорентийского художника, скульптора и ювелира пятнадцатого столетия, Антонио дель Поллайоло.
На этой гравюре, датированной примерно 1470 г., изображены пять пар сражающихся мужчин, вооружённых фальчионами. Двое дуэлянтов, расположенных на переднем плане картины, левыми руками держатся за концы короткой цепи. Примерно в тот же период, между 1470 и 1500 годом, на основе сюжета гравюры, был создан терракотовый барельеф. В скульптурной версии, цепью соединены уже две пары бойцов, а фальчионы заменены на кинжалы.
Этот старинный обычай практикуется и в наши дни. В 1993 году один из боссов мафии 38-летний Маурицио Аббатино упомянул в интервью, что «в Риме всё ещё живы древние традиции мужества и чести, когда оскорбление карается не автоматной очередью, а ударом складного ножа «саканьо». Также Аббатино заметил, что результатом позорящего оскорбления становится дуэль «алла капрара», когда «левые руки обоих дуэлянтов связываются вместе, а в правой держат ножи и кто-то умирает первым».
Булли, как и каморристы, не прекращали тренировки и за решёткой. И для многих из них Новая тюрьма, Сан-Мишель, Регина Козли, или острова-тюрьмы Понца, Вентотене, Пианоза, Липари, Устика, стали университетом владения ножом. В качестве оружия они использовали щётки и ёршики, которые макались в известь или штукатурку, чтобы оставлять видимые отметины, и нередко устраивали соревнования со ставками и букмекерами.
Самая прославленная школа ножа римских булли находилась на небольшой улочке под названием Виа делла Паломбелла, расположенной сразу за Пантеоном, рядом с Пьяцца делла Минерва. На этой улочке, до начала 1900-х, стоял ресторанчик с одноимённым названием — «Паломбелла», на стенах которого осталась кровь не одного поколения булли. Здесь, в «Паломбелле» и проходили их легендарные «чиччиаты».
Вот как в 1867 году описывал эту кровавую традицию Валадье: «Слово «чиччиата» образовано от «чиччиа» — мясо, и вы не найдёте его ни в одном словаре. Это слово не имеет французского эквивалента и может быть интерпретировано как резня или бойня. Когда приятели собираются в пивной и их мозг разогревается винными парами, то один из них предлагает чиччиату. Те, кто не хочет в этом участвовать, пытаются покинуть помещение, но вход и выход уже заблокированы в качестве предосторожности на случай появления полиции. Как только оговаривается длительность чиччиаты, можно приступать. После достижения соглашения по всем условиям произносится короткая молитва к Мадонне, гасятся лампы, и все бросаются потрошить своих друзей и собеседников. И самое ужасное, что у этих людей нет абсолютно никакого повода для враждебности — всё это совершается только для увеселения и эмоционального подъёма. Всё происходит в страшной тишине — ни жалоб, ни стонов, лишь шумное дыхание, звон столкнувшихся лезвий и летящие от ножей искры, иногда освещающие эту кровавую резню. Однако, эта игра имеет свои правила. Запрещено разговаривать, чтобы раненый не узнал голос друга и у него не возникло обиды или желания отомстить. Если нож вошёл в тело по рукоятку, надо вытащить его, не пытаясь разрезом расширить рану. Нельзя атаковать человека, лежащего на земле, поэтому любой, кто хочет выйти из игры, может лечь на землю. Удары должны наноситься не на уровне лица, а в нижнюю часть живота».
Любопытное описание этого кровавого ритуала оставил один из очевидцев, которому довелось присутствовать на этом зрелище в 1848 году. Взглянуть на чиччиату его пригласил приятель-итальянец, а проходило всё действо в некой таверне неподалёку от театра Альберто. В небольшом зале, освещавшемся четырьмя лампами, за длинными столами сидело около двадцати крепких парней. Хотя на столах и стояли кувшины с вином, но пьяных среди них не было. Вскоре один из этих людей забрался на скамейку и предложил присутствующим чиччиату, что всей компанией было встречено с одобрением. После этого они быстро расчистили пространство, сдвинув столы к стенам, разделись до пояса и достали ножи, которые каждый положил на стол рядом с собой.
Высокий мужчина, предложивший чиччиату, напомнил всем правила поединка. Так, нельзя было выдавать себя криками боли, чтобы не быть узнанным, и запрещалось атаковать лежащего, поэтому раненый мог броситься на пол, где никто не смел его тронуть. После того, как убрали последнюю скамейку, все участники встали лицом к стене, держа в руках ножи. Высокий распорядитель чиччиаты по очереди погасил все лампы. Свидетель вспоминал, что в первые минуты ничего не происходило и в полной темноте слышалось только дыхание, поэтому зрителям оставалось лишь догадываться, как бойцы осторожно передвигаются по залу на носках. Но вскоре глаза привыкли к темноте, и уже можно было различать действия отдельных фехтовальщиков. Было слышно, как они прыгают от одного конца помещения к другому, пытаясь на ходу нанести удар. До зрителей доносился шум сталкивающихся тел и звуки ударов, сопровождаемые грохотом падений.
Автор вспоминал, что, когда длившаяся около двадцати минут бойня достигла апогея и в помещения стояла какофония придушенных возгласов и сдерживаемых криков, чей-то голос вдруг громко скомандовал всем лечь на пол. Несколько минут стояла мёртвая тишина. Затем высокий мужчина, погасивший лампы, зажёг их одну за другой. Те, кто не был серьёзно ранен, поднялись на ноги, как только зажёгся свет. Семь человек осталось лежать в кровавых лужах, и ими занялись те, кому посчастливилось избежать ранений, а легкораненые с ледяным спокойствием и невозмутимостью осматривали свои колотые и резаные раны. Самые хладнокровные бойцы, не обращая внимания на ранения, вытирали ножи носовыми платками.
То, что, несмотря на обилие ранений и крови, убитых в подобных развлечениях было не так много, обусловлено тем, что, во-первых, удары наносились строго в определённые части тела, а во-вторых, клинки ножей иногда обматывались по всей длине шпагатом. Свободным при этом оставляли приблизительно двухсантиметровый кончик лезвия, которым наносили поверхностные и не столь опасные ранения. Подобную технику, известную как «пунтатина», можно увидеть в вышедшем в 2009 году документальном фильме Франческо Сбано «Uomini d`onore», посвящённом истории преступной организации Калабрии — ндрангеты. На кадрах из фильма «пунтатину» демонстрирует бывший член ндрангеты, скрывающийся под псевдонимом Мастро Чиччио — Маэстро Франческо, незадолго до того отбывший шестнадцатилетний тюремный срок.
Больницей, в которую после подобных экзерсисов доставляли булли, была Санта-Мария делла Консолационе, располагавшаяся между Форумом и театром Марцелла, на перекрёстке районов Трастевере и Монти, неподалёку от Понте и Рипа. В настоящее время там находится Управление дорожной полиции Рима. Врачи этой больницы несколько десятилетий вели учёт раненых и убитых в поединках. Так как долгое время не утихают споры об эффективности колющих и резаных ранений, я решил привести часть этой статистики, демонстрирующей очень показательный баланс.
Согласно собранным больницей данным, в 1892 году в неё поступило 72 раненых дуэлянта, получивших проникающие ножевые ранения и порезы. В 1893 году — 58 раненых и четверо погибших с колотыми ранениями и 185 человек, получивших резаные раны, с одним смертельным исходом. В 1894 году 43 человека получили проникающие колотые ранения. 1895-й: 8 погибших и 196 раненых. 1896-й: 6 убитых, 37 раненых, 129 проникающих колотых ранений. 1898 год: 112 колотых ранений с 20 трупами и 109 резаных с двумя. 1899-й: 86 колотых ранений с 20 мёртвыми и 79 резаных с одним. 1900-й: 106 колотых ран и 18 мёртвых и 71 резаная рана без трупов. 1902 год: 118 колотых ранений с 16 мёртвыми и ни одного летального исхода на 99 резаных ран. 1904-й: 86 убитых с колотыми ранениями и 258 раненых с резаными, из которых скончалось трое. 1906 год: 140 колотых ранений с 18 погибшими и 183 резаных без единого смертельного исхода. Таким образом мы видим, что даже в начале XX столетия проникающие колотые ранения в сборе кровавой жатвы оставались вне конкуренции.
Поводов для вызова на поединок у булли хватало с избытком: достаточно было вяло пожать руку, схватиться за нож, пялиться на чужую женщину, расплескать вино или наливать его левой рукой, как наливают предатели.
Рис. 33. Игра в морру. Бартоломео Пинелли, 1809 г.
Естественно, как и везде, немало конфликтов начиналось за игорными столами. Кроме карт, печальной славой пользовались такие «народные» игры, как боцце, морра, и, конечно же, легендарная пассателла.
Морра, известная у нас как «камень-ножницы-бумага», была необычайно популярной в народе «кабацкой игрой» с военными корнями, древними, как римские легионы. Правила её были просты: правая рука, сжатая в кулак держалась на уровне лица, один из игроков быстро выкидывал пальцы, и оба участника выкрикивали предполагаемую сумму между нолём и десятью если использовалась одна рука, и от ноля до двадцати, если обе. Морра требовала железных нервов, молниеносной реакции и быстрого ума. Случалось, что вошедшие в раж игроки, допускали различные нарушения, поэтому неудивительно, что в ходе этой игры начинались ссоры. Хотя, надо сказать, что учитывая темперамент римлян, повод для конфликтов давали практически все игры.
Абу описывал случай, когда некий мужчина средних лет, флегматичный и спокойный, выиграл за игровым столом энную сумму. После чего с карманами, набитыми монетами, он покинул игорный дом и направился домой. Толпа, знавшая о его выигрыше, двинулась вслед за ним, осыпая его насмешками и ударами и пытаясь отнять деньги. Всё это продолжалось до того момента, пока мужчина не взял в руку складной стилет — и тут его беззащитность и флегматичность исчезли без следа. Уже через две минуты трое его обидчиков были мертвы и ещё четырнадцать ранены. Учитывая привычку римлян носить с собой ножи или стилетообразные шпильки для волос, было редкостью, когда вечер за игрой в таверне не заканчивался одной-двумя смертями.
Ещё одной популярной в народе игрой была боцце, от итальянского «боцца», — деревянный шар. Боцце представляла собой напоминающую французский петанг игру в шары, не менее древнюю, чем морра и также известную ещё в Римской империи.
